Когда не грянул гром

Она коснулась его руки, прильнула всем телом. Рейстлину почти не пришлось наклоняться, чтобы почувствовать ее легкое дыхание. Чтобы медленно и нежно коснуться губ. И гром… не грянул. Они целовались, закрыв глаза, неловко, неумело, не зная, как повернуться, куда деть руки, и что нужно делать, кроме как прижиматься друг к другу губами. Крисания щекотно вздохнула ему в рот, он прошептал что-то глупое, мельком, оставшейся еще на плаву разумной частью себя, удивляясь — ну что он несет? Ну да, женщина. Пахнет одуванчиками и чистой водой. Светом пахнет, хотя подумать только — едва сбежали из Истара, и где-то там, в долине, насмерть сходятся армии… Оттуда должно нести железом, кровью, смертью. Но все перебивает запах ее кожи. Крисания улыбается в дюйме от его лица, и как у нее щеки не болят, столько улыбаться… Столько целоваться. Он пытается лизнуть ее в губы, глупо, почти по-детски, и теряется, потому что она делает то же самое, и они встречаются на полпути. Они приникают друг к другу снова, они придумывают все то, что тысячи пар придумывали до них — как можно ухватить губами губы другого, как можно щекотать языком небо, и что нужно иногда сглатывать слюну, чтобы не захлебнуться. И когда Крисания прижимается к нему особенно сильно, он наконец-то протягивает руки ей за спину, пытаясь расстегнуть платье. Застежки не поддаются, в конце концов он все же разрывает поцелуй, заглядывает ей за плечо, пока она тихо смеется, уткнувшись лицом ему в грудь. Платье стекает под ноги белой шелковой лужей, Крисания тащит его одежду вверх, и они совершенно запутываются в ней, неожиданно обнаруживая, что внутри мантии достаточно места для двоих. Под плотной тканью жарко, Крисания сбрасывает тонкую нижнюю рубашку, и кажется, что ее кожа светится в темноте. Он касается ее недоверчиво, не зная, что делать, но она ложится на землю, и он ложится следом за ней. Все так же укрытые мантией с головой, задыхающиеся, потерянные, возбужденные, они возятся там, под пологом теплой шерсти, и не могут насытиться поцелуями, прикосновениями, объятиями. В какой-то момент Рейстлин оказывается на спине, а она, вздохнув и зажмурившись, опускается на него. Странные, невероятные, невозможные ощущения захлестывают с головой, он прижимает ее к себе изо всех сил… Над шевелящейся и ахающей мантией стоит Такхизис. Скептически поджимает губы, бросает взгляд на взятый, но уже ненужный Заман. Улыбается стоящий рядом с ней старик — смешинки в глазах и чернильные пятна на хламиде. Спрашивает тихо: — Стоило лишь на секунду отвлечься, да? Такхизис оскорбленно фыркает.