***
После холодного душа и ледяного пива из мини-бара ситуация не становится лучше. Хотя и не хуже, вроде бы. Кевин помнит чуть больше, чем ничего. Он смутно припоминает, как после освобождения из цепких лап правосудия они с мамой поехали в бар, потом в еще один, а потом… Потом Кевин, подогретый коктейлем из крепких алкогольных напитков и окрыленный выигрышем у колеса фортуны, кажется, отправился в казино, а дальше… «Дальше» было прочно запрятано в глубинах его похмельной памяти и извлекаться на свет божий не желало никоим образом. Зато в мобильном обнаружилось смс от мамы. «Пальмы здесь просто чудесные» и смайлик-сердечко в конце. Вопрос, кому достались каникулы на Гавайях, отпал сам собой. Вопрос «какого хрена вчера произошло?» отпадать не спешил. — Я не больше твоего помню, — смущенно поясняет Джо. — Я праздновал день рождения друга. Ну да, выпил немного пива и проиграл на слот-машинах всю наличку. Хотел уже идти домой, когда… Парень замолкает и упирается взглядом в сложенные на коленях ладони. Он всё еще не очень одет, если подобное применимо к человеку в одних носках и банном полотенце вокруг бедер. В коротких волосах блестят капли воды, а веснушки, оказывается, покрывают густой россыпью не только нос, но и покатые плечи, шею и грудь. Ещё у Джо прекрасная спортивная фигура. Кевин думает, что Леонард непременно оценил бы, да и сам он, будь геем — эй, случившееся один раз в пьяном угаре за гейство не считается! — обратил бы внимание. Но Кевин не гей — помним про «один раз», да? — к тому же, всё его внимание занимает не рельефный пресс и не жесткие рыжие волоски, выглядывающие из-под сползшего полотенца. Да, гребаная ямочка на гребаном подбородке. Она мешает Кевину вовремя осознать, что Джо сам молча разглядывает его уже целую минуту. — Эй, давай дальше! Когда что? — торопит его Кевин и снова залипает на уродскую ямочку. Она проступает четче, потому что Джо широко улыбается от уха до уха. — А ты правда миллиардер и владелец модельного агентства? — спрашивает Джо. — Вчера ты подкатил ко мне с предложением развлечься с «самым удачливым и богатым обладателем красивых цыпочек». Кевин шумно сглатывает. — Я думал, ты имеешь в виду «развлечься с девочками», — и почему этот Джо всё еще улыбается? — а потом ты отвел меня в бар, мы еще выпили, и еще, и пошли покурить. Ты был уже пиздец пьяный, сказал что-то типа «это же Вегас, давай сделаем какую-нибудь глупую хуйню, чтобы было что вспомнить». А напротив была та церквушка и… — И мы сделали глупую хуйню, — подытоживает Кевин, хмуро глядя на дешевенькое обручальное кольцо на пальце. На нем красовались два голубка и издевательская гравировка «Вместе, пока Джек Д. не разлучит нас». — На моем написано «Люблю твои сиськи», — хихикает Джо. — Ты сам выбирал. — Я уже понял. Кевина ситуация не веселит. Он стоит — полностью собранный и готовый, несмотря на всё ещё похмелье, разруливать последствия очередной неудачи. Что ж, не в первый раз. Не в смысле, что Кевину уже приходилось избавляться от случайных супругов по пьяни, нет, это действительно в первый. — А потом мы поехали в гостиницу и ты сказал, что свадьба без первой брачной ночи… — Нет, слышать ничего не хочу! Наверное, Кевин не должен бы с Джо так грубо — в конце концов, из всего сказанного ясно, что виноват во всем он сам. Ясно, как то, что никакой он не миллиардер, а стриптизерши из «Нежных ложбин» никакие не модели. Ну, не в плане внешности, конечно. — Н-ну ладно, — неуверенно тянет Джо, а Кевин украдкой поглядывает на мирно лежащий на прикроватной тумбочке мобильный. И почему, блядь, никто из девочек не поинтересовался, где пропал их любимый начальник? — Что теперь? «Что теперь?» — вот он, самый важный вопрос, но, в принципе, не самый сложный. Кевин решал задачки и сложнее. Как, например, выбор между бензопилами и метательными ножами. Конечно, в руках Жизель даже безобидная зубочистка становится оружием массового поражения, но о меньшем из возможных зол подумать тогда стоило. Хорошо, что сейчас думать почти и не нужно. — Да уж известно, что, — по прежнему неоправданно зло отвечает Кевин. Он последний раз смотрит на Джо — растерянного и раздетого — просто скользит взглядом по лицу и веснушчатой груди, не рискуя больше заглядываться на его подбородок. Забирает с тумбочки телефон, а с кресла подхватывает безбожно мятый пиджак. — Сейчас дашь мне свои данные и адрес, а я пришлю документы на развод. Оформление и почтовые расходы, так уж и быть, возьму на себя, я же миллиардер. Вот и всё. Пока Джо надиктовывает Кевину свои координаты, никто из них не улыбается и даже не смотрит друг на друга. Они почти не прощаются и опять-таки не смотрят друг другу в лицо. Кевин уверен, что это правильно. Так было всю жизнь: случайные секс-знакомства на одну ночь заканчиваются хорошо, если ничем; повезет, если приятным времяпровождением; но чаще всего — взаимным стыдом и желанием забыть всё скорее. Он даже не думает, что, может быть, ему понравилось. Зачем, если это очередная неудача в череде бесконечных неудач. Кевин почти знает — завтра-послезавтра случится новая херь, и нынешний безобидный гей-опыт покажется ему смешной шуткой. Так было всегда, так должно быть и так предсказуемо случается практически сразу, стоит только Кевину встретиться со своими «сотрудницами» в аэропорту. Потому что… что обычно бывает, когда хронический неудачник и американские авиалинии встречаются? Правильно, тотальный пиздец. Сначала их рейс задерживают, потом Жизель устраивает переполох на борту, решив запоздало повторить на бис свой победный номер, а Персефона практически разоряет своего соседа по креслу и мини-бар салона бизнес-класса. Естественно, счет за весь бардак выставляют Кевину. А уже дома в аэропорту обнаруживается пропажа багажа Эротики. Полный набор: неудача на любой выбор и вкус! И как никто из танцовщиц до сих пор не заметил, что «неведомая херь» случается исключительно в присутствии их дорогого Кевина? Впрочем, неважно. Багаж «мисс Джонс» клятвенно обещают найти и вернуть. «В конце-концов они почти всегда находятся». Эротику этот факт, кажется, утешает, да и Кевин благодаря всей этой кутерьме действительно забывает о «маленькой голубой неприятности». Вспоминая о ней только дома, обнаружив в кармане карточку с адресом Джо, и то для того лишь, чтобы отзвониться знакомому адвокату и запустить бракоразводный процесс. И больше «голубая неудача в Вегасе» не дает о себе знать. По крайней мере, сильнее, чем это случается обычно с похожими неудачами. Кевин клятвенно убеждает себя в этом. Он старается не думать о том, что он постоянно думает о Джо и его блядской ямочке на подбородке, а чертово обручальное кольцо, которое надо бы выбросить уже давно, будто случайно находится в самых непредсказуемых местах: то в кармане любимого пиджака, то на полочке в ванной, то на безымянном пальце Кевина. Хотя лучше бы ему не думать о том, что женщины теперь привлекают его еще меньше, чем до этого. Исключительно с профессиональной точки зрения, уже даже без эстетического аспекта. И это не то, чтобы сильно печалит, просто на фоне усилившегося влечения к рыжим клиентам мужского пола… В общем, иногда Кевину кажется, что это клиника. А иногда — тянет напиться до рыжих чертиков и переспать… да с кем угодно, хоть с Леонардом… Как там называют нимфоманок мужского пола? Кевин определенно движется к этому диагнозу, но абсолютно не понимает, что с этим делать. Таких неудач с ним еще не случалось, и — да кому он пытается врать-то всё время?! — эта, кажется, самая худшая из возможных. Очередная унизительная встреча с МакМахоном остается совершенно без внимания: Кевин только отмахивается от вечного конкурента, и гадкие его речи уходят в пустоту «Нежных ложбин», готовящихся к закрытию на утро. К вечеру Жизель, бравая рыбачка в латексных ботфортах и кокетливо-красной противомоскитной сетке, едва не лишает глаза зазевавшегося клиента, размахивая во все стороны своим гламурным спиннингом. Уже в который раз. Эта девочка вообще удивительно легка на различные членовредительства даже безобидными на первый взгляд предметами. Бедняжка в этом плане очень похожа на Кевина — Мисс Ходячая Катастрофа. Но вот именно сегодня Кевину абсолютно плевать на недовольного клиента с заплывшим глазом, «раскаявшуюся» Жизель, риск судебной тяжбы и прочее-прочее. Эротика — да, к этому привыкли уже все, включая Кевина, — снова сбегает в самый разгар смены, но когда Персефона, отчаявшись и устав тянуть время на шесте, сообщает Кевину очень злободневную проблему, он бросает что-то похожее на «разбирайтесь сами» и опрокидывает уже надцатый по счету шот… …или сначала спиться, а потом переспать. Или просто спиться. Кевину кажется, это всяко лучше, чем тащить в постель кого попало. На первое время сгодится, по крайней мере, а дальше… Кевин малодушно и невозможно наивно надеется, что кто-нибудь — нет, не мама с папой, вот уж кому на Кевина давно чихать, но есть ведь люди в мире и Нью Йорке! — заметит, что с ним творится, и предложит выход. Ну хоть кто-то! Но это так же глупо, как и надеяться, что в светлую головку Жизель стукнет действительно дельная мысль. Скорее что-то стукнет ей по голове, если уже не… ...а Кевин сопьется или сойдет с ума. Ведь он заебись какой везучий.***
— Пожалуйста, ну, пожалуйста, будь голубым, красавчик! Ну же! Давай! Кевин, как и все, пожалуй, давно не обращает особого внимания на нытье Леонарда по красивым парням-натуралам, но в бесконечном потоке голубых соплей проскальзывает слово «рыжик», и Кевин, в последнее время практически одержимый рыжими, поднимает пьяный взгляд на застывшего на пороге парня. Первое, что бросается в глаза — даже в пьяном угаре не первого шота — блядская ямочка на подбородке. А потом парень зовет его по имени. Вот оно, невезение во всей красе! — Кевин! — Джо приветливо машет рукой и рыжей акулой устремляется прямо к барной стойке. Леонард ворчит что-то разочарованное — он же не знает, что в Вегасе этот парень-мечта был очень даже не против анальных опытов — но кто в здравом уме станет слушать какого-то бармена, когда рядом, что рукой подать, стоит тот, кто не давал жизни… надо же! — почти три месяца. — Твою мать, парень, как ты нашел меня в этой дыре? — Кевин запоздало думает, что вопрос получился дебильным, почти как в первую встречу-знакомство в постели. — Документы о разводе, помнишь? — Джо лучится улыбкой, а Кевин кивает, мол, да, как же, кто ж забудет, вот только о клятых документах он за три долгих месяца не подумал ни разу. О ямочке, рыжих волосах, веснушках на груди и плечах, даже — гребаные небеса! — о его члене случалось несколько раз, когда односпальная кровать по-пьяни казалась слишком холодной и большой для одного, но не о документах, которые так-то давно должны были вернуться к Кевину подписанными. Ну не мудак ли он в дополнение к хроническому лузерству крайней степени?! — И какого черта ты здесь, Джо? Решил осчастливить меня лично? А Кевин, оказывается, уже порядочно перебрал, потому что рыжик Джо в его глазах усердно двоится, а где-то в груди, подогретый алкогольным миксом, просыпается дурацкий пьяный смех. — Да, — Этот простой, как тапок, ответ словно прорывает плотину, и Кевин буквально размазывается по столешнице бара, заливаясь гикающим и булькающим смехом, а через мгновение, словно обессилев, опускается до тихого, но мерзкого хихиканья. В голове ярче неоновых вывесок «Нежных ложбин» вспыхивает мысль: «Какая же я гадкая пьянь» — и тает резко, как и не было ее, не оставив за собой даже светлых пятен под веками. Джо одной ладонью придерживает его под локоть, уберегая от встречи с полом, и Кевин будто чувствует, как невидимый тумблер у него в мозгу — больном ебаном мозгу сходящего с ума — медленно и с чувством передвигается к отметке «пошло оно все на…» Лица перед глазами смазываются до ярких говорящих пятен. Куда, интересно, Кевин дел очки? Голоса с трудом пробиваются сквозь алкогольную муть. — Пошли. Ты пьян, Кев. Пошли, отведу тебя домой. Это Джо. Кажется. — …квартира над клубом. Шестой этаж, номер шестьдесят шесть. А это Леонард, скотина. Как он мог сдать почти бессознательного босса абсолютно незнакомому типу?! Ах да, Джо ведь «красавчик, которому и отдаться не грех», чего там. — Можно я поставлю следующий номер типа это сожжение ведьмы? Я возьму карманный огнетушитель, обещаю! Жизель. Безо всяких сомнений. «Кто еще так любит игры с огнем?» думает Кевин и очень хочет сказать свое твердое «НЕТ!» — которое все всё равно оставят без внимания — но оно всё никак не дается, а когда наконец подворачивается на язык — уже слишком поздно. В маленькой комнатке, которую Кевин с трудом, но идентифицирует, как собственную гостиную, он один, не считая светлого пятна-Джо. — Я думал о тебе, — еле слышно ворчит Кевин и позорно краснеет, как распоследняя целка перед своим попсовым кумиром. Тумблер в мозгу зависает на планке «пьяные признания» — вот подлянка! — и Кевин почему-то не может воспринимать это, как очередную обыденную неудачу. — Я тоже. Всё время, — признается зачем-то совершенно трезвое пятно-Джо, и сволочной тумблер на скорости гепарда пролетает всю шкалу, утыкаясь до упора в безнадежное «валить и трахать». С маленькой поправкой красным маркером: «падать и раздвигать ноги». И Кевин падает. То ли на диван, то ли в уютную черную пустоту. И конечно же стукается затылком об острый уголок подлокотника. «Откуда в черном нигде подлокотники?» запоздало удивляется Кевин и тут же теряет нить реальности. В конце концов, он и в абсолютном вакууме найдет обо что уебаться. С его-то счастьем.***
Новое утро до боли похоже на эпичное пробуждение в Лас Вегасе: дикое похмелье, отсутствие одежды и наличие голого Джо под боком. С той лишь разницей, что вокруг — не шикарный гостиничный номер, а убогая спальня Кевиновой квартиры. А еще у Кевина не болит задница. Только голова. И тошнит немилосердно. — Уже проснулся? Кевин испытывает жутчайшее дежавю. Только дешевые декорации и отсутствие боли в… том самом… месте спасают его от полного отчаяния. Дикое похмелье мешает мыслить здраво, и Кевин действует на чистых инстинктах и частично на интуиции: тянется через голого Джо рядом — «только не думай о его груди, не думай, Кевин, не думай и даже не намеревайся смотреть, о-срань-господня!..» — к прикроватной тумбочке, где обычно лежат его очки. Обычно, потому что Кевин так-то не разбрасывается своей дражайшей оптикой направо и налево, но вчера он нажрался, как свинья, и вполне мог обронить ее где-нибудь по пути. Если ещё не в баре у Леонарда. Он может. Он же проклят невезением. — Эй, ну куда ты? — ворчит под ним Джо, пытаясь поймать Кевина в объятия. Он тискает его поясницу сильными спортивными ладонями, не решаясь впрочем сползать ниже, целует ключицы, шею, всё, куда позволяет дотянуться вертлявый Кевин, и это чувствуется знакомо остро и возбуждающе. Словно проклятый тумблер ещё со вчера заело на отметке «падать и раздвигать…» А потом неожиданно находятся очки. В ладонь доверчиво тычется холодное стекло линз, и Кевин внезапно впервые в жизни чувствует себя победителем. Он водружает окуляры на нос. Вот так просто? Видать, в лесу сдох гигантский радиоактивный бобер. — Мне нравится твоя улыбка, — вещает снизу Джо, и Кевин наконец обращает на него внимание. Джо на самом деле красив и богичен, как Аполлон, а блядская ямочка на подбородке словно сияет ангельским светом. Кевин думает, что всё еще пьян, раз видит такое, и думает о том, чтобы отдаться этому человеку полностью и без остатка. Он чувствует ладонями горячую кожу, а кожей поясницы — чужие горячие ладони, и от этого будто бы плавится: отчего-то изнутри, а не снаружи. — Мне тоже, — шепчет Кевин, наклонясь низко-низко к его лицу. Словно вчера признаний и откровений было мало. — Ты солнечный и… — Кевин думает всего мгновение, прежде чем залетная мысль срывается с губ (и не воротишь): — Ты солнечный и счастливый. Ты приносишь мне удачу. Оба сперва смотрят друг на друга удивленно. Джо, наверняка, уже жалеет, что связался с таким придурком, а Кевин… Кевин иррационально и нелогично осознает, что встреча с мальчиком-из-Вегаса — это самое хорошее, что случилось с ним с тех пор, как «Нежные ложбины» взяли приз за лучшую стриптизершу. По тому, как Джо морщится от смеха, Кевин понимает, что последнее было сказано вслух, и мысленно дает себе пощечину — да он мастер комплиментов, браво! — Знаешь, — начинает Джо, но Кевин трусливо целует его, чтобы не слышать возможной насмешки. По крайней мере, оправдывая этот позорный поцелуй страхом, Кевин хотя бы не чувствует себя сопливой школьницей. Сопливым тридцатилетним владельцем стриптиз-бара — да, но даже от этого легче. А потом у него позорно сбивается дыхание. — Черт, ты милый, Кев, — Джо улыбается довольно, как кот, объевшийся сметаной. И тянется кончиками пальцев коснуться кевиновых губ. На безымянном пальце блестит знакомое кольцо. Кевин почти уверен, что оно то самое, с пошлой гравировкой, дешевое, лишнее. Дрянь… Он ловит руку Джо, чтобы взглянуть поближе, и вместо этого сам попадает в плен. — Здесь не хватает кое-чего, — Кевин вздрагивает, когда его пальца касается сперва холод обручального кольца, затем тепло губ. — Хорошо, что ты не выбросил. — Не смог, — честно признается Кевин, разглядывая собственную руку, как диковинку, а потом со вздохом сползает Джо под бок. — Но всё равно ведь придется. — Почему? Удивленный Джо еще больше обычного похож на подростка. Даже на маленького мальчика, у которого на глазах кто-то взрослый и страшный безжалостно уничтожил его собственный именинный торт. И, кажется, он не хочет слышать ответ. — Ну, — Кевин и сам не хочет его озвучивать: отводит глаза, прячет взгляд сначала на сложенных в замок руках, где так неудачно натыкается на гребаное кольцо; потом на груди Джо, где-то на уровне ключиц, успешно минует капкан-ямочку-на-подбородке и попадается в другой. Синие глаза Джо даже хуже ебаной ямочки. Кевин до приторности банально тонет в них, но взгляд отвести уже не может. — Ты же привез документы на развод? — спрашивает, словно утверждает, он — обрубить на корню, отрезать и забыть, и прижечь рубец, чтобы не так больно — только у самого в груди что-то как обрывается и встает в горле сухостью, а в глазах слезами. — Ты не захочешь провести жизнь со мной? Точно школьница! Черт! Блядь! Какой же он жалкий… — Знаешь, — тянет Джо, и мир вокруг замирает на долгие полсекунды, — я не сказал, но… Я не подпишу документы. И не проси. И Кевин так рад, что даже не может подобрать слов. В каком-то смысле. — Ах ты маленькое эгоистичное дерьмо! Я тут с ума схожу и спиваюсь, а он решил, видите ли! Не пойти бы тебе!.. Джо смеется, сияя своей блядской ямочкой, и утро откровенных признаний перетекает в выяснение отношений и дальнейшее примирение. Громкое и страстное. И, в отличие от «технической» первой брачной ночи, это Кевин помнит с точностью до секунды.***
В «Нежные ложбины» они спускаются только к вечеру и уже глубоко женатой парой. Джо изо всех сил старается казаться старше, а Кевин, должно быть, впервые не думает ни о чем. Неудачи, стечения обстоятельств и прочие наебы судьбы больше не волнуют его от слова совсем, потому что рядом — его мега-счастливый талисман. Конечно, остается еще рассказать девочкам — о, это предвкушение безнадежно шокированных лиц! — Леонарду — «Я так и знал! Я всегда знал, что ты из наших, босс!» — и родителям — Кевин почти злорадно мечтает о том, как отомстит им за разрушенную психику. «Банальные проблемы внезапно женатых», — думает он, а затем устраивает работникам и клиентам бесплатное шоу, целуя Джо в засос на глазах у всех. Не хватает только камер репортеров и неоновой вывески во всю стену. «Два мудака, которые любят друг друга, как чокнутые». И это так банально — БА-НАЛЬ-НО, господи боже! — что всем вокруг насрать. Особенно Кевину. Потому что теперь он счастлив. Потому что пошли-ка вы нахер, неудачи! Не сейчас!