Великое Ничто

Если долго смотреть в Бездну, Бездна начинает смотреть на тебя. Фридрих Ницше

Черная луна ухмыляется в ночном небе. Свет ее призрачен и неверен, он переплетается с клубящейся тьмой космоса и рождает в подсознании образ драконьего ока Всебесцветной. Этот немигающий взор сопровождает ученика мага во сне и наяву, словно затаившийся на небосклоне черный зверь. Ясное осознание скорой беды заставляет двуликое сердце трепетать, а соблазн взглянуть на мир за пеленой вечности искушает сильнее, чем ласки прекраснейшей из смертных дев, ни одной из которых не превзойти Темную госпожу. Речи Такхизис чаруют, как взгляд змеи, и пьянят, как последний вздох. Богиня зовет — и Даламар смотрит, смотрит так долго, что Бездна кладет на него взгляд — и это магическая печать, тяжелый могильный камень и поцелуй, скрепляющий союз душ. У Бездны нет души? Право слово, у нее их больше, чем у кого бы то ни было! Каждый, кто однажды впустил тьму в свое сердце, отдает ей частицу себя. Самую темную, самую неприглядную, самую настоящую. Когда Даламар осознает это, мир переворачивается вверх дном, а Такхизис смеется звездным серебром и смотрит из небесной тьмы миллиардами глаз. Она входит в каждый сон, терзает разум и душу, и ученик мага умирает каждый раз, когда засыпает и проваливается в многоликую пустоту. Рвутся сухожилия, плоть расцветает под плетью окровавленными лепестками, загнивает плохо прижженная культя и глаз вытекает из правой глазницы. Но великое Ничто принимает искалеченную игрушку Всебесцветной в свои успокаивающие объятья. Залечивает раны и шершавым драконьим языком слизывает струпья. Дарит наркотическое забвение. А потом все начинается сначала, пока Даламар не ломается окончательно: он уже не помнит, что было с ним во сне, а что — наяву. Драконы отныне таятся в каждой тени, и ужас и страх становятся сильны настолько, что переплавляются в экстаз. Даламар смотрит на мир глазами черной луны, усмехается половинкой рта, потому что где-то там, в Бездне подсознания, он лишился кожи и мышц на правой стороне лица, а ноги его норовят станцевать джигу даже без пеньковой веревки на шее. Люди смотрят на него с плохо скрываемым ужасом, а маги — с презрением и отвращением. Даламару на них плевать. Он мечтает ведать Искусство. С того момента как магия пробудилась в его крови, он только и делает, что рискует ради нее жизнью и душой. И только тот, кто называет себя Властелином Прошлого и Настоящего, понимает Даламара — и принимает его в ученики. Но Рейстлин Маджере боится сорвать с тайны мироздания последний покров — боится узнать свое отражение в драконьем оке черной луны и раствориться в Бездне магии. Такой великий — и такой ничтожный! Но оттого, что мысли о бывшем учителе до сих пор вызывают трепет во всем его существе, Даламар готов поменяться с ним местами и преподать один-единственный урок. Воспоминания водят вокруг чародея пляску смерти, кошмары смеются на разные голоса, посох как влитой ложится в ладонь, и тяжесть его набалдашника пьянит не хуже, чем затравленный взгляд учителя, боящегося собственного ученика. Первый удар приходится по плечу, второй — в солнечное сплетение, заставляя больное тело согнуться в три погибели и зайтись кровавым кашлем. Беззащитно склоненная голова выглядит слишком соблазнительно, чтобы удержаться от нового удара. Граненый кристалл посоха рассекает кожу, кровь заливает длинные седые волосы, чародей падает на колени. Он пытается подняться и беспомощно зовет кого-то на помощь, но бесчисленные удары продолжают сыпаться со всех сторон, и в хрусте ломающихся костей Даламар слышит только смех Такхизис. Когда тщедушное тело перестает корчиться в предсмертных судорогах, ученик переворачивает учителя на спину — ногой, как поломанную игрушку — и счастливо смеется. Из остекленевших желтых глаз на него смотрит великое Ничто.