Не счесть моих ликов, Не счесть воплощений! Предсмертный твой крик я И стон наслаждения. Прочти эти знаки, Что я начертала — Со смутного лика Сорви покрывало! «Изида под покрывалом» — Последнее Испытание
«Изида под покрывалом» — один из знаковых дуэтов, наравне с «Властелином Ничего» ставший визитной карточкой «Последнего Испытания». Однако он, в отличие от других арий, по своему тексту практически не привязан к истории Рейстлина Маджере и этим многих смущает при знакомстве с мюзиклом. Почему этот дуэт в Бездне поют Такхизис и Крисания, почему от одного лица и со столь противоречивым текстом — и почему композиция называется «Изида под покрывалом»? В этой статье мы попробуем разобраться в этом туманном образе и начнем с главной подсказки, оставленной нам создателями мюзикла. 1. Изида — канонический образ египетской мифологии Наверняка большинство поклонников мюзикла и наших читателей узнали имя Изиды — древнеегипетской богини, сестры-супруги бога мертвых Осириса и матери сокологолового Гора. Для тех же, кто не знаком с древнеегипетской мифологией достаточно близко, вкратце расскажем ее историю. У Геба, бога земли, и Нут, богини неба, было пять детей: Осирис, Изида, Сет, Нефтида и Хор-Ур (Гор Старший). Старший, Осирис, был женат на своей сестре Изиде и мирно царствовал над Египтом, даровав людям закон и порядок. Однако Сет, бог ярости и покровитель пустынь, замыслил свергнуть брата, чтобы самому взойти на трон. Он пригласил Осириса на пир, где хитростью заманил его в гроб и убил, а потом разрубил тело на куски и разбросал по всему Египту. Но верная Изида сумела найти все части (кроме фаллоса, который заново слепила из глины) и с помощью бога Анубиса собрала их воедино, забальзамировала и уже от мумии Осириса с помощью чар зачала сына Гора, который отомстил Сету за отца и воцарился в мире живых, а воскресший Осирис стал богом мертвых. Изида по праву занимает одно из первостепенных мест в древнеегипетском пантеоне. В ее образе египтяне олицетворяли и боготворили небесную силу плодородия, а также религиозный и магический образ супружеской и материнской любви, любви питающей, охраняющей, оплакивающей, призывающей и воскрешающей. Но при всем этом отличительной чертой египетской богини-матери является ее магическая сила, знание тайных чар и заклинаний. Она воскрешает мертвого Осириса, исцеляет своего сына Гора и хитрыми волхованиями выведывает сокровенное имя верховного, но дряхлеющего солнечного бога Ра — имя, являющееся ключом ко всем загадочным силам вселенной и сделавшее ее «госпожой богов, той, кто знает Ра в его собственном имени». Образ не только матери, но и богини-чародейки дополняет ее связь с Луной. Об этом не говорится напрямую, но очевидная солярность древнеегипетской мифологии позволяет проводить достаточно ясную аналогию, подтверждаемую историческими метаморфозами мифов. С конца Нового царства Осириса начинают отождествлять с солнечным богом Ра. Осирис-Ра символизирует заходящее солнце, поглощаемое мраком-Сетом. Изида-луна хранит в себе всю ночь тепло солнечных лучей, которое превращается в Гора — восходящее солнце, побеждающее тьму и дарующее людям новый день. Этот миф-образ настолько архетипичен, что его отражения можно найти в мифологии многих народов древности. Сама же Изида является классическим воплощением Богини-матери, доисторического образа главного женского божества в большинстве мифологий. Важной особенностью здесь является то, что в древнейших представлениях Богиня-мать не только дарует жизнь, но и отбирает, а потому тесно связана не только с живой природой, но и подземным царством. Впрочем, образ Изиды и сам оказал непосредственное влияние на становление современной культуры. Культ Изиды и связанные с ним мистерии приобрели огромное значение в греко-римском мире, сравнимое с христианством и митраизмом. Как вселенская богиня-мать, Изида пользовалась широкой популярностью в эпоху эллинизма не только в Египте, но и во всем Средиземноморье. Хорошо известны ее храмы в Библе, Афинах, Риме, Помпеях и даже Лютеции (Париже). В эпоху Римской империи Изида намного превзошла своей популярностью культ Осириса и стала серьезной соперницей раннего христианства. Будучи основой и культа Осириса, Изида оказала влияние на становление самого христианства. В то время как осирические мистерии явственно прослеживаются в пасхальной обрядности, а изображения суда Осириса в царстве мертвых могут служить прообразом христианского Страшного суда, изображения Изиды с Гором вполне угадываются в образе Богоматери, вплоть до таких аналогий, как взращивание Гора в дельте Нила, дабы уберечь его от гнева Сета, и бегство Святого семейства от Ирода в Египет. Более того, отдельные ученые усматривают отголоски культа Изиды в христианстве и в более позднее время — а именно в почитании «Черных Мадонн» в христианских храмах средневековых Франции и Германии. 2. Образ Изиды в эзотерике Однако на христианском Западе Изида продолжила жить не только в культе Мадонны, но и в оккультных учениях. Развивая идеи Плутарха, философы и маги усмотрели в образе этой древней богини-матери аллегорию Мировой Души. Это философское понятие является одним из центральных для неоплатоников и восходит к учению Платона о мировой душе как о движущем начале космоса. Мировая Душа выступает посредницей между идеальным — бестелесным — миром и созидаемым ею чувственным миром. Это учение было воспринято, среди прочих, итальянскими неоплатониками эпохи Возрождения, немецким романтизмом и идеалистической философией XIX века, а также — различными эзотерическими школами. И особое внимание в этой связи стоит уделить герметической философии. Герметизм — магико-оккультное учение эпохи эллинизма и поздней античности, изучавшее тексты с сокровенным знаниями, приписываемые Гермесу Трисмегисту — мудрецу, олицетворяющему древнеегипетского бога мудрости и знаний (а также Луны) Тота и древнегреческого Гермеса, который, помимо бога торговли, также являлся покровителем магии, алхимии и астрологии. Сочетая элементы древнегреческой философии, халдейской астрологии, персидской магии и древнеегипетской алхимии, античный герметизм возродился после столетий забвения. В XV веке были найдены копии герметических трактатов на греческом языке. Переведенные на латинский язык, они составили «Герметический корпус» и послужили причиной вспышки интереса к этому учению. Исследователи полагают, что именно герметизм стал предтечей движений иллюминатов, франкмасонов и розенкрейцеров. Однако в чем заключается связь образа Изиды и герметизма — будь то его религиозная или философская составляющая? Секрет кроется в одной из ипостасей многоликой богини. В первой части этого эссе мы представили классическую, наиболее распространенную трактовку истории Изиды. Однако некоторые исследователи полагают, что основным мифом об этом образе нужно считать историю не о смерти и воскрешении Осириса, а о сокровенном имени Ра. Таким образом, Изида предстает дочерью и ученицей бога Тота, которая хитростью и колдовством выведала заветное имя и стала великой богиней — и лишь затем женой Осириса и матерью Гора. Такая трактовка позволяет понять роль Изиды в современной эзотерике. Гермес Трисмегист передал людям зашифрованную символами и аллегориями формулу духовного, умственного, морального и физического возрождения — создал учение об алхимии души. Изида же — Мировая Душа, проводник инициации и хранительница тайного знания и духовных истин. Укрытая своим мистическим покровом, она открывает свою мудрость только тем немногим инициированным и прошедшим испытание, которые заслужили предстать перед ней, снять покровы с Природы и оказаться лицом к лицу с божественной реальностью. 3. Покрывало Изиды Итак, слово прозвучало. Покров — или же покрывало, — под которым Изида скрывается от мира обыденного. Это не случайная метафора и не поздняя придумка философов. Покров — один из основных атрибутов, приписываемых Изиде с древнейших времен, наряду с изображением трона на головном уборе, крыльями, тиетом или же систром. В одном из древнейших египетских городов, Саисе (на его месте сейчас находится селение Са эль-Хагар), согласно Плутарху существовал храм Изиды-Неит. Среди прочего он был известен статуей богини, укрытой покрывалом, и надписью под ней, которая гласила: «Я — все, что было, есть и будет: никто из смертных не поднимал моего покрывала». История об этом храме легла в основу стихотворения Ф. Шиллера «Истукан Изиды» (Das verschleierte Bild zu Sais, 1795 г.). Жрец саисского храма объясняет своему ученику, что за покрывалом, скрывающим статую Изиды, таится сама истина. Но никто не смеет коснуться этого покрывала, ведь только сама Изида решает, кому открыть истину. Тем не менее, терзаемый жаждой познания неизведанного, юный ученик дерзнул поднять покров. Его нашли на утро в храме, недвижимого, у ног Изиды. Он выжил, но добытая ценой преступления истина свела его в могилу тоской лишенной радости жизни. Именно благодаря этому произведению выражение «покрывало Изиды» (также покров, вуаль, пелена) вошло в употребление в значении «покров, скрывающий тайну, неизвестную истину». Однако не оно одно стало воплощением человеческого любопытства, тревожного предвкушения разоблачения Изиды, эзотерического откровения. «Покрывало Изиды» вышло из-под пера поэта Шарля Леконта де Лиля (Le Voile d’Isis, 1845 г.), издавалось во Франции как эзотерический журнал (1890-1935 гг.). Георгий Чулков, литературный деятель Серебряного века и создатель теории мистического анархизма, озаглавил так свои критические очерки (1912 гг.). Это же название носит повесть-легенда (1969 г.) фантаста Олеся Бердника и исторический очерк понимания природы (2004 г.) философа Пьера Адо. В культуре Нового и Новейшего времени найдется еще немало отсылок к образу богини. Ария Зарастро «О, вы, Изида и Осирис» из «Волшебной флейты» Моцарта, «Сфинкс» незабвенного Оскара Уайльда, «Жрец Исиды» основоположника русского символизма Валерия Брюсова и теософский трактат Елены Блаватской «Разоблаченная Изида»... Находятся и те, кто, называя себя неоязычниками или иным неологизмом, заявляет о своем почитании Изиды — как исконной египетской богини, как воплощения архетипа Великой Матери и даже как отражения викканской Триединой богини. Было бы странно, если бы образ Изиды не проник в современную массовую культуру, а именно — в культовую фэнтези-сагу. 4. Такхизис как воплощение Изиды Уже в самом имени Всебесцветной содержится прямая аллюзия на Изиду (Takhisis — Isis), хотя официальный прообраз Такхизис общеизвестен — это Тиамат. Однако одно не противоречит другому. Тиамат — мировой океан-хаос соленых вод, из которого родился весь мир, включая богов, в шумеро-вавилонской мифологии. Тиамат — персонификация первозданной стихии, воплощение мирового хаоса, одно из древнейших воплощений Богини-матери, сочетающей в себе и созидательное, и разрушительное начало. Это роднит Тиамат с Изидой, но можно ли назвать Богиней-матерью саму Такхизис? Здесь стоит сделать небольшую, но важную ремарку. «Последнее Испытание» основано на одном из сюжетов «Саги о копье», однако это самостоятельное произведение со своей космогонией. Типичная ошибка поклонников книг — искать в мюзикле Алую ложу, путешествия во времени, эльфов, кендеров и все прочее, потому что всего этого в «Последнем Испытании» нет, и даже драконы здесь существуют только в подсознании героев. Пятиглавая драконица из книжной вселенной «Саги о Копье» — едва ли может быть Великой Матерью. Однако многоликая богиня Тьмы, Луны и черного колдовства, запертая в Бездне и поющая философские блюзы — это совсем другое дело. Образ Такхизис в мюзикле неоднозначен, и само либретто оставляет достаточно простора для вольных трактовок и фантазий на тему. Начать стоит с того, что первое явление Такхизис — ночного кошмара, преследующего Рейстлина во сне и наяву — весьма туманно. Ни в тексте «Зова Бездны» («Сон Чародея»), ни в предисловии летописца Астинуса не дается ни имени, ни другого пояснения, кем является эта «прекрасная дева» и таинственная «Темная госпожа». Первое объяснение этому видению дает главный герой. «Опять все тот же сон. Я видел мать... Она звала меня... в могилу.» Неожиданно что для знатоков книжной вселенной, что для неофитов, впервые приобщающихся к этой истории через мюзикл. Для первых странно, что чародей вдруг называет Такхизис матерью, для вторых — что отношения героя с родной матерью можно назвать теплыми только в значении «горячая ненависть». Гастрольная постановка мюзикла позволяет объяснить этот казус благодаря введению в историю безмолвного персонажа Розамун Маджере, настоящей матери Рейстлина, образ которой использует Такхизис. Однако в оригинальном либретто, официальной аудиоверсии и постановке Леге Артис под словом «мать» Рейстлин подразумевает богиню Тьмы во всех случаях, кроме «Детства чародея» (которое в известной степени является игрой на публику — Крисанию). Разумеется, чародей — не плоть от божественной плоти. Как и полагается Изиде, Такхизис — его духовная мать, наставник и учитель, воплощенная магия (по сути — сокровенное знание), в безумной любви к которой признается Рейстлин, предстающий здесь тем самым учеником в саисском храме:Того, кто услыхал всесильный зов, Уже ничто не сможет удержать. Юнец безусый день и ночь готов Под окнами учителя стоять, Чтоб с тайны естества сорвать покров, Чтоб нити бытия с богами прясть! То к магии безумная любовь — Пред ней не устоять!..
Ослепленный миражами чувственного мира, Рейстлин решает спуститься в Бездну (войти в храм Изиды) и низвергнуть Такхизис (заявить свои права на сокровенное знание). И тогда Такхизис из хранительницы тайн мироздания превращается в проводника инициации Рейстлина — начинается его последнее испытание. И именно здесь Такхизис раскрывается как Богиня-мать в полной мере. Властительница Бездны (в аналогии которой напрашивается подземное царство мертвых), она предстает хтоничной богиней, пожирающей даже собственных детей («Танго со Смертью»/«Блюз Смерти»). Однако Такхизис больше, чем один из полюсов силы или игроков — она принцип мироздания. Убить Такхизис — это в принципе невозможно, как мы видим во «Властелине Ничего», и ей просто нет смысла жаждать проигрыша инициируемого. Это позволяет ей оставаться не только богиней, но и матерью: жестокой, когда она дарует жизнь, и милосердной, когда она отнимает ее. Если задуматься, нить жизни Рейстлина после «Танго со Смертью» Такхизис обрывает именно милосердно — она не злится, она не ненавидит, она жалеет своего запутавшегося ученика и сына, который проиграл не миру или ей — а своим собственным кошмарам. А если задуматься еще раз — в мюзикле, в котором Паладайн не появляется самолично, создается стойкое впечатление, что на жертву Крисании откликается тоже Такхизис. Откликается, возвращает Рейстлина к жизни — и кровавой платой за это забирает зрение жрицы. «Мне жаль тебя, детка, но пламя всегда оставляет свой след,» — говорит Такхизис, и внимательный слушатель поймет и задумается над тем, что она повторяет слова молитвы Крисании к Паладайну — «Дозволь сразиться с этим пламенем хоть раз!». И вот она предстает перед нами — воплощение вечной женственности, единой сути жизни и смерти, воплощенной в природе. И текст «Изиды под покрывалом» — женского начала, который Рейстлин видит в слиянии Такхизис и Крисании — отнюдь не случайно формой и содержанием отсылает нас к древнеегипетским гимнам богине Изиде: Ибо Я — первая и Я же — последняя Я — почитаемая и презираемая Я — блудница и святая Я — жена и дочь Я — руки матери моей Я — бесплодна, но бесчисленны дети мои Я счастлива в браке и не замужем Я — та, кто производит на свет, и та, кто вовек не даст потомства Я облегчаю родовые муки Я — супруг и супруга И это Я родила моего мужа Поклоняйтесь мне вечно Ибо Я злонравна и великодушна (Гимн Изиды, обнаруженный в Наг-Хаммади, III или IV век до н.э.)