Паразит

На самом деле, в Сноудине было не так уж холодно. Сидя на причале в северной части городка, человечек не чувствовал холода — напротив, ему было комфортнее, чем в Хотланде. Он мог часами тут просиживать, и никто не спрашивал, почему. Ему достаточно было сказать остальным, что уходит погулять и что искать его нужно там, где и обычно. Фриск находился в заточении. Несмотря на свое гуманное отношение ко всему вокруг, он ничего не добился. Сохранив жизнь всем на своем пути, он остался под землей — ведь душу монстра для прохождения через Барьер он так и не получил. Тем не менее, после такого горького разочарования он не растерял своей Решимости и не опустил руки. Да, он был в заточении; но это была темница куда лучше его жизни снаружи. Все, что происходило после его возвращения к монстрам, отложилось в его памяти отчетливее воспоминаний о поверхности. Как удивилась и обрадовалась Ториель, которую Фриск встретил на пороге Нового дома. Оказалось, что она, не в силах подавить свое волнение о человеке, последовала за ним. Про себя мальчишка грустно думал, что совсем немного, и она могла бы предотвратить такой трагичный исход… Но — чему быть, того не миновать. В конце концов, откатывать свой путь на большие промежутки он не умел — только до того момента, когда он наполнялся решимостью достаточно, чтобы в случае своей смерти оказаться в том же месте. А может, просто не знал, как запустить все с самого начала. Никто ему об этом не сказал; под конец у Фриска не хватило духу пощадить падшего подземного бога, и он убил Флауи, оставил от гадкого цветка только его оболочку. Лучше он себя не почувствовал, но… В каком-то смысле этот исход его удовлетворил. Человечек помнил, как Андайн и Альфис расспрашивали его о случившемся. Как Андайн горько усмехнулась тому, что оказалась права — Фриску ведь пришлось драться с королем; как Альфис прятала в ладонях покрасневшее от стыда лицо и извинялась снова и снова, путая слова. Тогда он понятия не имел, что будет дальше. Казалось бы, все собранные души потеряны, и директива, на которую так долго были настроены монстры, потерпела крах; и главный идейный вдохновитель мертв — Фриску не хватило духу рассказать монстрам, что Азгору давно надоела затея со сбором человеческих душ и разрушением Барьера таким отвратительным методом. Но вскоре — он сам не заметил, как это происходило — все стало налаживаться. Начиная с самого своего возвращения на престол, Ториель установила политику невраждебности по отношению к людям, попадавшим в подземелье. Для Фриска это означало как минимум спокойную жизнь где-нибудь в уголке королевства, но королева пошла дальше — она осуществила свои планы о создании школы. Теперь человечек исправно ее посещал наряду с другими детьми, в том числе монстренком, который теперь хоть каждый день мог встречать своего неподражаемого кумира — ведь Андайн оставила должность главы королевской стражи и хвалилась теперь тем, что может поднять на своих плечах семерых детишек за раз. Конечно, Тори не отпустила от себя последнего человечка, которому была в состоянии сохранить жизнь. Поэтому жил Фриск в замке, и не просто в замке, а в бывшей комнате принца. Как, собственно, в Руинах; только теперь королева перевесила табличку 'На реконструкции' со своей двери на соседнюю. Отправляясь утром в школу, Фриск почти всегда встречал Папируса — ныне главу стражи, но его единственной задачей был уход за цветами в замке. Все-таки он добился того, к чему шел. Его низенький брат-разгильдяй тоже иногда появлялся на правах старого знакомого и просто хорошего друга. Он, как ни странно, никак не отреагировал на исход вещей, к которому пришел мальчишка; только как-то раз сказал ему что-то о преобразовании мира, но потом съязвил какую-то дико непристойную шутку, да такую, что Ториель закрыла человеку уши своими большими лапами. До Сноудина далеко, гораздо дальше, чем до Ватерфолла, в котором Фриску тоже нравилось находиться; но именно в это снежное место он просит плыть лодочника, когда уходит прогуляться. Наверное, это из-за потенциальной близости к братьям скелетам, к которым он мог бы заглянуть на чай. Но он никогда этого не делает. Вместо этого человек сидит на причале, смотрит вслед лодочнику, уплывающему по каналу обратно в Хотланд; ловит ртом снежинки, наблюдает за монстрами-рыбаками, но сам не рыбачит. Монстры тихонько переговариваются, и Фриск их не слышит. Он тоскливо упирается взглядом в ледяные горы и долины, в блоки льда, которые неутомимый Волк сбрасывал в специальный канал. Фриск прожил полгода в подземелье и до сих пор не понял, счастлив он или нет.

***

В этот раз — осложнение. За мальчишкой пришел Санс — руки в карманах, неизменная улыбка, будто на суперклее державшаяся. "Наверное, опять Тори волнуется, что я простужусь", подумал человек и приготовился что-то сказать монстру, но тот его опередил.  — Как настроение, малец? Настроение? Вопрос не из лучших, да и не из легких. Фриск покачал головой.  — Гм. И у меня не очень. Посторонишься? Он чуть двигается в сторону, освобождая место на ледяной корке. Скелет не сел рядом, вместо этого устремляя взгляд куда-то вдаль, куда мальчик смотрел все это время.  — Тебе как здесь живется вообще, Фриск? Ты рад, что у тебя здесь друзья, в каком-то роде семья, и… Мы никогда не спрашивали, как ты жил там, на поверхности.  — Ну… не от хорошей жизни я сюда попал, — проворчал он. Санс пожал плечами.  — Я кроме тебя только одного человека видел. Ребенок в очках, книжку с собой таскал. Он мне обмолвился, что его задирали в школе, и он решил… мда. Отправиться на дно. — Фриск отвернулся, и монстр, нахмурившись, тронул его за плечо. — Мальчиш, ты что… серьезно? У тебя были проблемы?  — Можно мы не будем об этом говорить? — он раздраженно дернул плечом, сбрасывая костлявые пальцы. — Да, мне там не очень нравилось, но я… Не надеялся здесь умереть. Мне было скорее интересно, правда все эти старые легенды о горе Эботт или нет. А теперь, когда я узнал монстров и потерял шанс выбраться, надо просто смириться.  — Это ты… Верно говоришь. — Помолчав с минуту, Санс развернулся, готовясь уходить. — Ну, бывай, малец. Ты долго тут не сиди, а то, сам знаешь… Королева с меня скальп снимет, если узнает, что я тебя от обморожения не спас.  — Но у тебя нет скальпа.  — А она сделает так, что будет. И снимет. Послышался хруст снега под домашними тапочками; но секунды спустя его источник остановился.  — Фриск? Можно еще на минуту тебя? Человечек обернулся, состроив недовольную мину; но мина эта выглядела так, что Санс невольно прыснул со смеху.  — Я тут в следующий четверг хотел собрать народ на игру… Монополия называется. Приглашаю всех. Ты как, мальчиш?.. Все в порядке? Последнюю фразу он сказал с оттенком беспокойства. В самом деле, Фриск уставился куда-то сквозь него, будто привидение увидел. Не такое, как Напстаблук — жуткое. Однако сам мальчик покачал головой.  — Ну ладно, ты… В общем, играть приходи. Вход свободный. Бывай, — и в этот раз скелет действительно ушел, не останавливаясь. Фриск молча проводил его, потом сразу переметнул взгляд на деревья в окружающем лесу. Никого. Он готов был поклясться, что секунду назад видел среди елок черный силуэт. Стоило Сансу развернуться туда, он исчез. Фриску не нравились монстры, которые прятались от него, и он твердо решил выяснить, что там было за видение. Настолько твердо, что почувствовал, как горит в груди его красная душа — впервые за последние полгода, утопившие его в рутине.

***

Дикое желание его не подвело. Каждый день в течение следующей недели он приходил к причалу и сидел поодаль, наблюдая за синими елками и ожидая. На седьмой день он дождался. Существо, которое он принял за призрака, появилось, когда Фриск уже собирался домой. Он только заметил мутное-черное пятно между деревьев — и минуты не прошло, как он оказался на том же месте. Вблизи силуэт был виден, как ни странно, хуже, чем с причала; его черная граница расплывалась, тело выглядело полупрозрачным, и стоял он, казалось, спиной к человеку. Тот осторожно сделал шаг, скрипнув снегом и заставив призрака обернуться.  — Мистер?.. — растерянно протянул человек, отступив назад. Существо смотрело на него черными провалами, которые имело вместо глаз на бледном лице — безразлично и холодно, ничем не отвечая. Фриск подумал было, что его не видят — но почему тогда на него смотрели так пристально?  — Мистер, — повторил он, уже требовательнее, и двинулся вперед, чтобы затронуть его за полу одежды. Пальцы прошли сквозь материю. — Кто ты? Существо не отрывало взгляда, скрытого где-то за бездной его глазниц. Потом огляделось по сторонам и, не найдя никого больше, вопросительно указало на себя.  — Да-да, я про тебя говорю, — заверил Фриск. — Ты так неожиданно исчезаешь и появляешься. Что ты за монстр такой? Или ты не монстр? Из смоляно-черной субстанции, которая составляла большую часть призрака, появились две руки с большими пустыми пятнами на них; их обладатель что-то показывал парнишке, но тот ничего не понимал — хотя в какой-то момент ему показалось, что ему показывают скорее слова по буквам, нежели действия из языка глухонемых. Поняв, что ничего от Фриска он не добьется, призрак спрятал руки, отвернулся и побрел прочь, не оставляя следов на снегу. Человечек так и остался стоять, вытянув вперед руку, где еще недавно была неосязаемая материя. Ему этого не хватило. Любопытство, смешанное с желанием докопаться до существа еще раз, наполняло его решимостью.

***

 — Ну что? Что, что тебе нужно? Колючий, электростатический голос ударил Фриска по ушам, отчего тот пошатнулся и чуть не упал в канал у причала. Случилось это через два дня после того, как человек впервые встретился со странным монстром лицом к лицу. В этот раз он стоял у северной стороны Сноудина, всего лишь ожидая лодочника, и никак не ожидал такого приема. Мгновенно обернувшись, он встал как вкопанный.  — Говори. Сантиметрах в двадцати от него стояла высокая черная фигура — та же, что прежде, но сейчас она выглядела куда материальнее и собраннее. Правда, того нельзя было сказать об ее лице — оно по-прежнему никаких эмоций не выражало, имея только пустые темные круги вместо глаз и тонкую сжатую полоску рта, если это был рот.  — Говори, Фриск.  — Т-ты знаешь… как меня зовут?  — Я много что знаю. А вот то, зачем ты меня все время зовешь — нет. Говори.  — Ты прячешься, ты растворяешься в воздухе… Даже сейчас, — он протянул руку, и ладонь его прошла через темное вещество, — ты не такой, как все.  — Еще бы. Я мертв, вообще-то. Фриск скривился, услышав такое небрежное 'мертв'. Недавно он сам бы мог так о себе говорить.  — Ты не сказал мне, кто ты такой.  — Сначала ответь на мой вопрос.  — Нет, на мой. Я первый спросил. — Мальчишка скрестил руки на груди; от него веяло странно сильной энергией, и ему казалось, что монстр напротив стал… материальнее? В любом случае, со старой мысли это призрака не сбило. До Фриска долетело его тихое «может, если я отвечу, ты от меня отстанешь».  — Моя фамилия Гастер. Если тебе это о чем-нибудь говорит, то я безмерно рад.  — Гастер? Тот самый доктор Гастер? — воскликнул человек, чем заставил монстра вздрогнуть. На его вопросительный взгляд он махнул рукой: — Я видел необычного монстра в Хотланде. Он говорил, что предыдущий королевский ученый построил то самое Ядро, но каким-то образом погиб.  — Вот уж не думал, что обо мне такая слава пойдет.  — Значит, ты и правда мертв… Тогда что ты — призрак?  — Я ответил на твой вопрос. Твоя очередь.  — Ну… — Фриск замялся. — Интересно же. Я ни разу не видел, чтобы монстры прятались и убегали.  — Я не убегал.  — Но ты исчез, — настаивал мальчишка. — Я все видел. На несколько секунд ему показалось, что в глубине черных глазниц монстра мелькнул белый огонек. Неожиданно для человека, он рванулся к нему, и появившаяся грязно-белая ладонь рефлекторно схватила Фриска за ворот, но прошла сквозь ткань свитера, и он брезгливо отдернул руку.  — Все?.. Да что ты вообще мог видеть? Как мое тело расщеплялось на частицы? Как мою ментальную составляющую разметало по ткани мира? Ни живой, ни мертвый, со всех сторон атакуемый… да зачем я тебе это говорю? Ч т о ты видел?! Мальчишка отшатнулся, но встал крепко, сжав руки в кулаки и вперив свое покрасневшее лицо в Гастера.  — Я видел. Видел существо. Не человека и не монстра, но-  — Существо без души, которое ты уничтожил. Я знаю.  — Отку-  — Я сам такой. Нас обоих питает решимость.  — Серьезно?.. Но чья? По голове Фриска прошлась дырявая рука, своей целью ставившая дать ему подзатыльник, но опять просвистевшая по воздуху. И человек остался один. Проведя рукой по волосам, он тихонько вздохнул. Его не покидало ощущение, что призрачные пальцы все-таки дотронулись до него.

***

Иногда в лесу Сноудина шел снег. Не очень приятное явление: под горой он был чаще мелкий и твердый, больше похожий на град. Специально из-за этого Фриск брал с собой зонтик, укрепленный под градины; они стучали по поверхности зонта как горошины, но мальчишке это не мешало. Иногда в лесу Сноудина стоял лоток с мороженым, укрытый таким же зонтом. Мороженщик бывал здесь не так часто, но благодаря Фриску, который бывал здесь как минимум раз в неделю, мороженое продавалось — поэтому монстр с тележкой вообще появлялся в этой части подземелья. Настроение у человечка было замечательное, да и денег у него хватало; так почему бы не купить мороженого?  — Привет, Фриск! — помахал ему лапой заяц, когда мальчишка проходил мимо. — Сегодня мороженое со скидкой — праздник летнего солнцестояния. Правда, у нас это не сильно заметно… — он огляделся, чуть выглянув из-под зонта, и градина ударила его по носу. — Но в любом случае, у природы нет плохой погоды. Всего десять монет за порцию! Фриск постоял у тележки, раздумывая и считая в уме свои деньги. Тут ему пришла в голову неожиданная и странная идея — и он знаком указал мороженщику 'две порции'.  — Ого, друг! Не простудишься? — засмеялся монстр, но две порции достал. Фриск высыпал ему в ладонь указанную сумму и поблагодарил за мороженое. — Тебе спасибо. Мороженое, мороженое! Холодно рту, тепло душе — только сегодня всего десять монет! Еще долго Фриск слышал эти крики; правда, кроме него одного, никто тут особо мороженое не брал. Он побыстрее дошагал до поворота на север, где стояла чья-то одинокая удочка — в последний раз он видел своего необычного знакомого здесь. И правда: полупрозрачная черная фигура, сгорбившись, сидела на причале спиной к нему. Услышав скрип снега, она обернулась, хмурясь.  — Здравствуй, человечек. Скучно тебе?  — А тебе?  — Как видишь. Мимо пробежала по воде собаколодка; эхом до Фриска донеслось бессвязное пение. Распечатывая на ходу одно мороженое, он подошел к призрачному монстру и протянул ему второе. Тот никаких эмоций не выразил.  — Это шутка какая-то? Мальчишка с недоумением посмотрел на него, не понимая, что тому не понравилось.  — Серьезно. Ты предлагаешь нематериальному мне взять материальный предмет? Фриск, так и оставшийся стоять с мороженым в руке, скрипнул зубами. Бывало, что для осуществления чего-либо ему нужно было очень сильно себя в этом уверить. Если очень захотеть, можно в космос полететь… Фриску хватало своей решимости на небольшие поступки, вроде возвращения к последнему 'сохранению' — но он и представить не мог, что его решимость может сделать. Он сам не заметил, как его душа замерцала, будто готовясь к сражению — но минуты не прошло, и в его вытянутой руке ничего не осталось; этот момент он тоже пропустил. Белесыми пальцами монстр деловито разворачивал обертку, пока человечек приходил в себя.  — У тебя получилось, — выдохнул он, забыв о своем мороженом. — Ты теперь такой, как мы все!  — Придержи коней. Только то, что я могу эскимо в руках держать, ничего еще не значит, — проворчал призрак и повернул этикетку на свет. — Тут что, еще пишут что-то?  — Угу. Это же доброженое, — кивнул мальчишка. — Внутри на обертке что-нибудь хорошее написано. Отвернув обертку чуть дальше, Гастер разглядел несколько слов, но только покачал головой.  — Так сильно хочешь, чтоб я простудился, значит, — хмыкнул он. Фриск молча наблюдал, как он открыл рот — такую же черную полость, как глазницы — и откусил от мороженого кусок. Пожевал-пожевал, но энтузиазма на его лице не прибавилось. — Ну и что такого в твоем, ээ, доброженом?  — Ааа… ты не чувствуешь вкуса, — разочарованно вздохнул человек и опустил глаза. Рука затронула его за плечо; он протянул ладошку вперед, не поднимая головы, и в нее легла пустая обертка, а в ней — палочка от эскимо. Увидев ее, Фриск вопросительно посмотрел на монстра.  — Не верь этим надписям на еде. Ничего хорошего в них нет. Мальчишка внимательнее взглянул на этикетку. «Выше нос! Все образуется!», было написано на ней, и он снова поднял глаза. Никого вокруг него уже не было. Он засунул свое мороженое в рот, снял с него обертку и прочитал фразу, доставшуюся ему. «Будь решителен — и ты достигнешь цели! Я верю в тебя!» Спасибо тебе, доброженое.

***

Главной обязанностью Фриска на данный момент было обучение. Ему было четырнадцать с небольшим, и учебная программа в школе Ториель не была для него слишком сложной: она давала чуть меньше, чем школы на поверхности, но на то он и подземный мир. В целом, отметил человек, образование уступало не сильно, и в свои четырнадцать он уже начинал изучать химию. Преподавателем в этой области была, к своему ужасу, Альфис — ее рабочий день теперь был строго распланирован, и в этом плане было место паре-тройке уроков в неделю. Учитель из Альфис, честно говоря, выходил так себе; но она оставалась единственным монстром, знакомым с наукой в достаточной степени. Фриск подозревал, что ее место мог занять и Санс, но ему вероятнее всего было просто лень. В комнате человечка было тихо; только настольная лампа негромко гудела, прилично нагревшись. Хозяин комнаты сидел за письменным столом и что-то упорно строчил в тетради, иногда посасывая кончик карандаша. Он бухтел себе под нос вычисления и предложения, никого кругом не замечая — а зря.  — Откуда ты взял «Затерянный мир»? Последний раз, когда голос так внезапно раздался за его спиной, Фриск едва не упал в реку. Сейчас, погруженный в мысли, он испугался меньше и просто обернулся. Рядом со столом, где стояла его кровать, находился его старый знакомый-призрак; его дырявые ладони были сложены вместе, и время от времени он потирал их друг о друга.  — Мы его в школе читали, доктор, — пожал плечами мальчишка. — У вас тут не так много человеческой литературы, больше история подземелья. Но даже то, что есть, интересно читать. — Здорово вам. — Гастер хмыкнул, двинувшись ближе к кровати. Фриск махнул рукой в ее сторону, и монстр уселся на аккуратно сложенное одеяло, даже не помяв его: он снова потерял материальную составляющую. — Читаете себе, не волнуетесь ни о чем. А ведь есть монстры, о которых говорится в «Затерянном мире», просто люди предпочли забыть о них, как только изгнали.  — Серьезно? — тот поморщился. — Взрослые называли таких существ динозаврами. Динозавры существовали очень-очень давно, пока их всех чем-то не убило. А потом им на смену пришли мамонты, а потом и люди.  — Нельзя исключать то, что динозавры могли быть монстрами, — покачал головой призрак.  — Хорошо, хорошо. Каждый волен думать, как хочет.  — Конечно. Несколько минут они просидели в молчании. Слышно было только гудение лампы, тихое дыхание Фриска и шелест его карандаша по бумаге. Гастер не выдержал первым; беззвучно поднявшись, он подошел к столу и наклонился над человеком, смотря ему через плечо.  — Ты загораживаешь мне свет, — буркнул тот, и призрак чуть двинулся. Как он мог загораживать свет, будучи почти прозрачным — непонятно.  — Вы так много пишете… Странно. Не помню, чтоб я так усиленно учился в, эмм… сколько тебе там?  — Четырнадцать. А тебе?  — Класс седьмой-восьмой, значит, — он пропустил вопрос мимо ушей. — И не трудно тебе?  — Честно говоря, — мальчишка посмотрел куда-то в сторону, — кое с чем помощь требуется.  — Правда? Монстра будто подменили. Его белые ладони упали на стол; сам он встал прямо напротив Фриска, и глубоко в его пустых глазницах появились тусклые огоньки, будто Сансовы зрачки.  — Дай угадаю. Математика? Нет, погоди. Физика.  — Нет-нет, стой! Физика с математикой мне и так удаются, с ними все хорошо, — замахал руками человек, не обращая внимания на то, как призрак нахмурился. — Мне бы лучше химию объяснили. Снова тот изменился в лице — в худшую сторону.  — Химию… Ну давай посмотрю. — Фриск подвинул стул, и Гастер встал рядом с ним, начал задумчиво перелистывать страницы тетради, на которых где-то четкими печатными буквами, а где-то как курица лапой были набросаны сведения из начального курса неорганической химии. Полистал-полистал, вздохнул и обратился к человеку: — В чем задание-то? Ничего не понятно.  — Там в конце написано… Альфис написала нам каждому отдельное задание, — замялся он; призрак скривился.  — Аа, Альфис… Неудивительно. Постой, почему она вообще преподает в школе? Она же состояла в ученом штате, если я ничего не—  — Она работает над разрушением Барьера, угу. Но королева посчитала, что лучше нее никто химию объяснить не сможет.  — И поэтому тебе нужна помощь с химией, — Гастер снова вздохнул. — Да уж. Нечасто мальчишку посещали гениальные идеи; но тут он буквально загорелся от неожиданной мысли, да так, что из-под свитера пробился тусклый красный свет.  — Почему бы тебе не преподавать там? — Сказать, что призрак удивился — ничего не сказать.  — Что?  — Тебя называли гением! Да что там, ты целое Ядро построил. Почему бы тебе не попробовать?  — Фриск, это все не то. Не. То. Химия мне пригодилась гораздо меньше физики и математики. И я совсем не гений в других областях науки.  — То есть, помочь ты мне не сможешь… — разочарованно протянул человек.  — Ох. Дай карандаш. Сжав деревянную палочку в руке, Фриск прищурено посмотрел на монстра. Он выглядел гораздо материальнее; может, потому что мальчишка так сильно хотел его помощи? Не дождавшись жеста, Гастер сам взял карандаш из его руки, подвинул к себе тетрадь и принялся писать какие-то каракули — человек присмотрелся и заметил себе под нос, что Альфис, пожалуй, пишет понятнее.  — Что все это значит? — наконец, спросил он, похлопав монстра по «плечу» бесформенной массы, которая составляла его тело; на ощупь — словно холодная вода. Тот обернулся, поднял тетрадь и посмотрел на нее внимательнее.  — Это? — и указал на ряды значков, достаточно аккуратных, но оттого не более понятных. Парнишка кивнул. — Блин. Это… да как же тебе объяснить. Это я.  — В смысле?  — Ты же слышишь, как я говорю? Тон моего голоса? Неприятный такой, с помехами будто. Да, я тоже его слышу. А если я буду записывать его, он будет выглядеть вот так.  — Аа! Я понял. У Папируса это так же работает, — улыбнулся Фриск, тут же замечая, как удивленно на него посмотрел монстр. — Что-то не так?  — Не знаю никакого Папируса, — пробурчал тот. — Но если его почерк тоже отражает тон его голоса, я его поздравляю. Человечек промолчал о том, что Папирус хоть и писал все прописными буквами — да и говорил, видимо, тоже ими, — но его письменность состояла из самых нормальных букв латиницы, а не значков, треть из которых приходилась на жесты. Принципиальная, видать, разница была между этими двоими. К сожалению, это никуда не продвинуло изучение химии.  — Может, ты все-таки вслух объяснишь? — взмолился Фриск, забирая у Гастера тетрадь. Тот пожал плечами и взглянул на настенные часы. Полдевятого вечера.  — Если не уснешь во время моей лекции, то объясню. Мальчишка усердно закивал. Кто ж знал, что часам к девяти его начнет клонить в сон, а после он и вовсе уснет, упершись щекой в столешницу. Он не будет слышать, как его призрачный знакомый вздохнет, пробурчит «вот и доверяй после этого вам»; потом захочет перенести Фриска в постель, но не сможет — вновь он потеряет материальность, и ему останется только исчезнуть. Как, впрочем, и всегда. Наутро человек увидит перед собой только раскрытую тетрадь, испещренную закорючками, и свои неуклюжие, сонные записи. «В простой реакции неметалл выступает окислителем, металл — восстановителем, отдавая электроны иону неметалла».

***

Стояли первые деньки февраля. Мальчишка в свитере и длинном красном шарфе прогуливался по окрестностям Сноудина, махая рукой случайным прохожим и поздравляя их со скорым праздником. В подземелье одиннадцатого февраля праздновали день единства монстров в условиях их заточения — примерно так это называлось официально. Для самих монстров это был, можно сказать, день государственности. Фриску было интересно, знал кто-нибудь здесь о традиции дня Святого Валентина или нет. Судя по тому, что попали монстры под землю достаточно давно — не знали. Судя по их библиотеке — все-таки знали. Какие-то отголоски описания праздника мелькали на страницах исторических книг, но не более того. Возможно, они знали о празднике, но не об его направленности. Фриску было интересно, вспомнит ли о таком дне его призрачный товарищ. Тринадцатого февраля человек осознал, что просто не в состоянии об этом спросить. Какой-то невидимый барьер не давал его языку извлечь верные звуки и скомпоновать их в слова. Фриск сидел за своим столом в комнате, одной рукой подпирая подбородок, другой закрывая горевшие щеки; с каких пор ему стало стыдно за свои слова? Он же просто друг. Тогда-то он задумался. А просто ли? Фриску было четырнадцать с половиной лет. Вполне себе возраст полового созревания: логично, в принципе, что такие вопросы должны были его мучить. Даже Ториель пыталась время от времени поговорить с ним на эту тему, но каждый раз решала, что еще рано, а когда нужно будет, она все ему объяснит. Вот только столкнулся с такой ситуацией мальчишка в одиночку. Он не должен быть кем-то ближе друга, думал Фриск. Во-первых, он взрослый полумертвый монстр, противопоставленный тебе, хилому телом юноше. Не то чтобы Фриска сильно беспокоила тема однополых отношений — ему никто про это в открытую на поверхности не говорил; да и здесь, под землей, Андайн и Альфис плюс пара королевских стражников подтверждала ему совсем обратное: пол роли не играл. Другое дело — как он до этого докатился. Они не делали ничего противоестественного для друзей, что сразу перевело бы их на другой уровень. Гастер продолжал (пытаться) объяснять человеку химию, а затем и физику, да настолько хорошо, что он время от времени поправлял Альфис на уроках — надо было видеть ее лицо, когда он так делал! Они разговаривали о книгах, о жизни под землей, никогда не затрагивая прошлое друг друга. Они смотрели какие-то фильмы с DVD-дисков, одолженных у Альфис; последним из них был полнометражный мультфильм «Красавица и Чудовище», и Фриск невольно подмечал, как жуткий искаженный голос Чудовища походил на хриплый, отдающий помехами тон Гастера. Каждый раз, когда они виделись, его призрачная форма обретала все больший и больший вес — пусть человечек этого не замечал. Чем сильнее он хотел снова увидеть монстра, тем ярче разгорался костер решимости в его тельце; видимо, каким-то необъяснимым образом это поддерживало на плаву и призрака — и потому он появлялся раз за разом, все больше похожий на обычного монстра. Фриску было четырнадцать с половиной лет, когда он осознал свою первую глубокую привязанность к чьей-либо душе. Сам же он до этого додумался еще через некоторое время, когда начал запинаться и терять темы для разговора при встрече с призраком. Пока Гастер разбирал нацарапанные рукой Альфис записи в тетрадке, Фриск думал, всегда ли тот был бесформенной сущностью, похожей на черную грозовую тучу. Может, когда-то он представлял собой менее аморфного монстра — до своей гибели. Почему-то человек мог ясно представить себе кого-то вроде Папируса: высокого, стройного, бледного… может, до какой-то степени зазнавшегося. Примерно тогда же Фриск впервые спросил у Гастера, что же с ним случилось.

***

За те семь месяцев, что прошли с первой встречи человечка с необычным монстром, другие обитатели подземелья не особо замечали в нем изменений. Тори и Альфис нарадоваться на него не могли — еще бы, один из лучших учеников в школе. На мероприятиях вроде семейных вечеров или игр он появлялся исправно — Гастера он видел, можно сказать, в личное время. Но за несколько дней до наступления марта Фриску все же пришлось пройти через несколько серьезных разговоров. После одной из вечерних «Монополий», когда он брел домой к замку, его остановили. Тонкая костлявая ручонка похлопала его по плечу, и он обернулся.  — Можно тебя на пару слов, парниш? Фриск пожал плечами. От Санса можно было уйти, но отвязаться насовсем было невозможно — он это уже запомнил.  — Отлично. Я тебе рассказать хотел кой-чего. Довести до твоего сведения, так сказать.  — Я слушаю.  — Слушай-слушай, а если надо — кивай. — Скелет засунул руки в карманы, стараясь смотреть человеку на область грудной клетки. — Полгода назад ты обнаружил что-то — а точнее, кого-то — нестандартного. Не такого, как все мы.  — Шпионить за другими плохо, — буркнул мальчишка.  — Не маленький, сам знаю, — раздраженно ответил тот, заставив Фриска надолго замолчать. — Скажи, ты долго думал, прежде чем заговаривать с призраком? Молчание. Человечек только сильнее надулся.  — Хотя… да, чего я спрашиваю. Все люди, попавшие сюда, в некотором роде отбитые. Ну да ладно. Большую часть времени с тобой было все нормально. Вел ты себя, как самый обычный подросток. Я готов был тебе простить даже успехи в точных науках. Феноменальные успехи. Вдруг ты и правда все схватываешь на лету, пусть даже Альфис объясняет все как попало. Но недавно… Пару недель назад с тобой начали твориться странности. Запнувшись, Санс ненадолго затих; затем надвинул на череп капюшон куртки, и тень упала на часть его лица. Только белые зрачки мерцали в темноте.  — Да, странности… Ты замкнулся в себе. Эти две недели ты только и выбирался из дома, что в школу. Ториель не стала бы жаловаться на тебя кому-нибудь. Может, боится, что ее назовут плохой матерью… Но не в этом суть. Я размышлял над причиной такого заточения. Много версий перебрал, но все, что осталось, сводилось к твоему новому знакомому. Хотя, новому ли? Ваше знакомство за полгода перевалило. Так что… спрошу прямо. Не обижайся. Он откашлялся и огляделся, проверяя, не подслушивают ли их.  — Ты влюбился в него? Ответа не последовало, но монстр заметил, как мальчишка сжал кулаки. Значит, прав.  — Что ж, я так и думал. Не волнуйся, я тебя долго задерживать не стану, — замахал рукой скелет, когда Фриск полез за часами. — Только расскажу тебе то, что должен. Застоявшийся под горой воздух, и без того будучи холодным, застывал все сильнее. Человек сверлил взглядом монстра, почти не моргая; монстр смотрел на человека, из-под куртки которого пробивался красноватый свет.  — Что-нибудь о птичках и пчелках? Об однополых отношениях? — проворчал юноша. — Не трудись.  — Что? — тот прищурился. — Бред какой-то. В том, с кем ты связался, меня не пол беспокоит, а он сам. Что ты сам о нем знаешь?  — Он гениальный ученый, построивший Ядро. И погибший какое-то время назад. Зачем тебе это?  — Убедиться, что это тот, о ком я думаю. Это все правда, конечно, но… Одно «но». Спрашивал ли ты его сам о прошлом? Интересовался ли? — Ответа он дожидаться не стал. — Да, доктор Гастер был гением. Единственным в своем роде. На него, можно сказать, все королевство молилось, даже не зная, что он существует. Но была у него и оборотная сторона — он был чокнутый на всю голову со своими исследованиями. Серьезно. Мы с Альфис работали когда-то под его началом, и если бы ты только ее спросил… нет, нет, не надо сюда Альфис. У него была семья, но когда он задумал своими научными методами разрушить Барьер, то забыл обо всем на свете. О своих братьях, о том, что вокруг вообще существует жизнь. Последним его проектом был колоссальный выброс энергии, который должен был уничтожить Барьер — но вместе с тем стереть все, что находилось в подземелье, кроме замка. Но, благодаря его гибели, это не осуществилось. Санс покосился куда-то в сторону, не в силах больше смотреть на человека.  — Спросишь, как он погиб? Мы не знаем. Просто в один момент обнаружили, что его нет. Предположили, что в незаконченной секции Ядра он по неосторожности сорвался с моста. Вот так и забыли о нем.  — И ты хотел рассказать мне, как он не смог осуществить свои научные планы? — хмыкнул Фриск.  — Ох, черт. Нет же. Ты разве не понял? — он сделал шаг навстречу человеку, и тот подавил желание отступить. — Он сумасшедшим был, сумасшедшим и остался. Я понятия не имею, как он вообще вернулся в нормальный мир и как достучался до тебя, но главное — я совершенно не знаю, что может быть у него на уме. Фриск, я не запугать тебя пытаюсь, а предупредить.  — Надо же. Как печально… Хрипловатый, надтреснутый голос прозвучал над головой юноши. В темноте это было видно еще хуже, но за его спиной появилось что-то высокое и черное, вытянулось за несколько секунд и обратило свое бледное искореженное лицо к Сансу.  — …что Фриск все это уже знает.  — Ох. Доктор, — только и смог выдохнуть скелет. — Я скучал по временам, когда ты… ты был мертв.  — Аналогично, братишка. — На лицо высокого монстра упал холодный свет кристалла, оттенивший пустые черные глазницы. — Аналогично. Такое же пустое выражение лица встретило его со стороны скелета. Фриск решил, что необходимо действовать срочно. У него закружилась голова. Зашатавшись, он отклонился назад, не замечая уже, как чьи-то руки подхватили его. На мгновения все погрузилось в темноту; замерцал красный сгусток энергии в его груди, и Фриск провалился в уже знакомую ситуацию. Бороться, Действовать или Щадить. Он ворвался в состояние битвы между двумя монстрами — то, чего он никогда раньше не видел, — и его душа попала на место противника Санса, ведь только у человека она оставалась. О чем думал монстр, вступая в борьбу с остатками доктора Гастера, державшимися практически на воздухе — непонятно. Красная душа выступила вперед. Фриск был готов умереть. Но ничего не произошло. «Санс пощадил тебя», всплыло у него в голове. Каким-то шестым чувством человек мог определить, как монстры настроены по отношению к нему — и этот случай не исключение. Фриск мог закончить битву без потерь — так он и сделал. Одного он не успел сделать — подумать над тем, как поступать дальше. Он не успел и слова сказать монстру напротив, как те же руки, что поддерживали его на ногах, крепко схватили его, и снова ему стало дурно; он опустил голову, надеясь, что так голова будет кружиться меньше. А когда вновь поднял — никого кругом не было, кроме его кровати и письменного стола.

***

Четыре дня человек не покидал своей комнаты дольше чем на несколько минут. Ториель пыталась говорить с ним, расспрашивать — все без толку. Свернувшись калачиком на кровати, Фриск только и делал, что спал да размышлял. Размышлял о том, почему призрак больше не появлялся; глубоко внутри он боялся, что от стычки с Сансом и телепортации в замок Гастер сильно пострадал в энергетическом плане — шутка ли, он вообще не должен был применять магию в своем состоянии. Фриск надеялся только, что этот магический всплеск не истощил призрака совсем. Вечером четвертого дня он дождался. Повернувшись лицом к стенке, человек увидел рядом с собой длинную черную фигуру, лицо которой было еще бледнее, чем обычно, а руки сложены на груди — почти как у мертвеца. Сначала Фриск решил, что ему показалось, и отвернулся; но, посмотрев повторно, он убедился: не мираж. Он хотел было задать какой-нибудь вопрос, но тут же обрывал себя — это не то, что ты должен спрашивать, это неважно. Когда он повернулся к монстру еще раз, тот уже вытянул руки по швам. Медленно, осторожно человечек дотянулся своими короткими пальцами до его ладони, дотронулся; холодна как лед.  — Ты всегда был таким холодным? — аккуратно спросил он, вызвав короткий вздох.  — Ох, Фриск. Что ж ты за вопросы такие задаешь.  — Можно тогда другой?  — Все равно задашь.  — Санс правда твой брат? Молчание. Фриск испугался, что вопрос и правда стоило придержать, но когда он посмотрел на монстра, то невольно отпрянул. Все-таки эти белые зрачки в глазницах более-менее дружелюбно смотрелись только у Санса, а на расколотом Гастеровом лице они выделялись скорее как отблески, затерявшиеся глубоко-глубоко в разуме.  — Санс не стал бы тебе врать. Судя по тому, как он тебе все это рассказывал… он и правда волнуется о тебе.  — То есть… ты все слышал? Юноша почувствовал, как к щекам прилила кровь, и поспешно спрятал лицо в подушку. Конечно, это был бы самый логичный вариант. Он и сам чувствовал присутствие призрачного друга, пусть тот не выходил из своего нематериального убежища. Он всегда был за его плечом, чуть ли не кладя на него дырявую руку.  — Я не подслушивал. У меня есть оправдание.  — Оправдания… да кому они нужны теперь, — грустно пробормотал Фриск, убрал руку от монстра и сел, свесив ноги с кровати. — Может, тебе не позволяет воспитание спросить, а может, тебе просто интересно, как я теперь поступлю… Мне все равно. Я должен сказать тебе кое-что. Он положил руки на колени, сжимая их ладонями. Да уж, в мыслях разговор выходил куда легче. Фриску казалось, что ему смотрят прямо в спину; однако призрак все так же лежал, обратив свой пустой взгляд к потолку.  — Я уже некоторое время размышлял об этом. Между нами такая огромная разница. Вот сколько тебе лет было, когда ты погиб?  — Хохо, — отозвался голос за спиной, — я и не вспомню уже.  — Значит, много. Твой моральный возраст в любом случае больше моего, а мне всего четырнадцать. Я человек, а ты — полумертвый монстр без души и тела. Единственное, что нас связывает — одинаковый пол. Но… знаешь, из всех уроков, что ты мне разъяснил, я точно усвоил кое-что одно. Металлы и неметаллы, вещества совсем противоположные, прекрасно реагируют, иногда лучше веществ со сходными свойствами.  — Молодец, — одобрительно буркнул голос.  — И если брать в расчет, что в природе и такое возможно, то… Наверное, между нами творится химия, вот и все. Призрак ухмыльнулся, но Фриск все еще на него не смотрел. Человечек вздохнул и отвернулся к двери.  — Когда такие шутки шутит Санс, они получаются смешнее.  — Потому что, — Гастер усилием заставил себя подняться и сесть, опираясь на стену, — потому что когда их рассказывает Санс, они и подразумеваются как шутки. Не как в твоем случае.  — Оу. Они помолчали еще немного. Юноша сжимал руками щеки, буквально горевшие под его ладонями; монстр прислонился плечом к стене и нервно разминал пальцы рук.  — Мы со всем этим разберемся. Фриск поднял голову, отняв руки от лица.  — Для тебя это может быть подростковым кризисом, я все понимаю. Но нет в жизни ничего такого, через что нельзя пройти. Большая дырявая ладонь провела по его спине. Фриску казалось, что, в сущности, ничего страшного не произошло.

***

Худшим в его последующем выходе из комнатного заточения были расспросы Ториель о самочувствии. Ведь никто, кроме Санса, не должен был знать и даже догадываться о причине страданий человечка; он рассчитывал на это, и отвечать монстромаме было трудно. Она обеспокоенно спрашивала, почему он так мало ест и что с ним случилось; упомянула, что Санс говорил о какой-то проблеме с отношениями, но не уточнил, в чем она была. А раз он не уточнил, то Фриск и подавно. Он догадывался, что о таком монстре, как Гастер, лучше умолчать, раз скелет сделал то же самое — а он далеко не от балды так поступил. Но время шло, и уже через неделю допытываться до него перестали. Это сыграло Фриску на руку: ему и так хватало своих размышлений, а когда никто его не тревожил, все складывалось замечательно. В первые дни марта юноша узнал, что Альфис проводит техническую проверку Ядра. Он помнил, как бегал по этому гигантскому строению, заткнув за ухо карандаш, в попытках воссоздать схему переходов. Конечно, он сам напросился помочь Альфис, чтобы она больше не путалась, посылая туда кого-нибудь или отправляясь в одиночку; жаловаться тут было нечего. Но в итоге схема получилась довольно точная, да и сам Фриск хорошо запомнил расположение коридоров — вряд ли заблудился бы еще раз. На это техобслуживание ученая человека не брала: он сам прошел через открытый в то время мостик от МТТ-курорта. Точнее, не просто сам — руководимый своим полупрозрачным другом. Был выходной день, мало кто вообще ходил через эту часть Хотланда, и человека никто особо не заметил — а если и заметил, то не обратил должного внимания. Именно Гастер надоумил подростка идти в Ядро в это время: когда Альфис проводила проверку, все оставалось открытым, и можно было без труда проникнуть в отдаленные уголки строения — туда-то ему и надо было попасть. Сам Фриск не был в курсе, куда именно — все, что ему сказали, сводилось к большой пользе этого поступка и необходимости срочно что-то увидеть. Надо ли говорить, что он был очень рад помочь, пусть даже так незначительно? Дойти до самой секции было нетрудно — еще бы, с Фрисковым знанием Ядра. Потом сам Гастер вышел в более-менее материальный вид и, отодвинув человека от стены, принялся ощупывать металлическую обшивку, будто пытаясь что-то в ней нашарить. Сам Фриск мало что видел за его высокой фигурой, но через несколько минут тот удовлетворенно хмыкнул, и панель отскочила в сторону, будто управляемая сжатым воздухом.  — Осторожно здесь, — он придержал железную створку и указал в открывшийся в темноту проем. — Заходи. Только человек шагнул внутрь — дверца захлопнулась, оставив их в темноте. Кромешной тьмы здесь не было: мостики подсвечивались светодиодами, работавшими так, чтобы шагавший мог видеть свои ноги и примерно путь. Фриск видел только смутные очертания своего спутника, который в этом помещении, даже скрываемый темнотой, словно оживился, оглядываясь по сторонам и вновь что-то ища.  — Все-таки оставила тут подсветку, — буркнул он мимоходом. — Я-то думал, они энергию экономят. По мере того, как его глаза привыкали к темноте, Фриск разглядывал новое окружение. На стенах все те же металлические пластины, провода да светодиоды, только неактивные; в бледном красном свете они смотрелись зловеще, будто коридор вел в чье-то логово. На одном из перекрестков — да, тут и такое было! — он свернул не туда и потратил несколько минут, чтобы найти Гастера, уже добравшегося до пункта назначения. Тот стоял на пороге комнаты, размеры которой человек угадать не брался; дальше пары метров светодиодное освещение пропадало.  — Да уж, так дело не пойдет, — вздохнул монстр, оглядывая комнату. — Нужно как-то… а, погоди-ка. Знаю. Фриск, сможешь кое-что для меня сделать? Фриска и спрашивать не надо было.  — Останься здесь. Темноты не боишься? — Тот покачал головой. — Хорошо. Тогда стой тут и жди, пока не включится свет. Если через десять минут ничего не произойдет — иди к входу, я буду там. Вместе будем думать. Все понял? Снова юноша кивнул — и остался один, окруженный красноватым полумраком. Это ведь была такая же секция Ядра, как все остальные, а благоговейный ужас и неведение все равно охватывали его, будто он находился в каком-то очень важном месте. Возможно, он и не осознавал сам, насколько важном. Он ведь только еще подросток. Парнишка, как его многие называли. А ведь совсем недавно его считали ребенком, неспособным ни на самостоятельные решения, ни на осознанные проявления милосердия. Монстры удивлялись ему, удивлялись тому, что он никого не убил, имея невероятную силу души — монстры удивлялись самому его существованию. А откуда пошло это несвойственное детям милосердие, никто не знал. Не знал и сам Фриск. Для него это не было ничем из ряда вон выходящим. Может, потому что он не задумывался о смертях других людей, упавших в подземелье задолго до него. Почему они не могли возвращаться назад при своей гибели, как Фриск? А если могли, то почему позволили своим душам сдаться? Погруженный в размышления, он не заметил, как прошли отведенные десять минут; потому решил подождать еще немного. Когда он был уже готов идти обратно, до его ушей донеслось далекое гудение, нараставшее по мере приближения к нему. А затем в глаза ему ударил свет — со всех сторон, никуда от него было не скрыться. Фриск только и мог, что сделать пару шагов по комнате и встать, задрав голову и разинув рот, осматривая все в нормальном свете. Помещение было не такое большое, как могло показаться, но для роста юноши потолки все равно достигали приличной высоты. С одной стороны от него стоял широкий стол ему до плеч; подойдя и осторожно проведя по нему пальцами, Фриск заметил, насколько пыльна его поверхность и лежавшие на ней бумаги, свернутые рулонами. Повернувшись, он увидел другую не менее поразительную вещь — экраны, коими была увешана почти вся северная (по отношению к входу) стена комнаты. Все они присоединялись к одному пульту управления, который выглядел так же пыльно, как и все в помещении; человек провел рукой по одному из экранов, стирая налет, и увидел, что монитор загорелся. Значит, энергия дошла до питания пульта. Скоро и на других экранах из-под слоя пыли пробился слабый свет. На одном из них Фриск еле разглядел разметку, очень напоминавшую ту схему Ядра, которую он так старательно чертил для Альфис.  — Фриск! Оклик отвлек человека от наблюдения — он отвернулся от мониторов и увидел Гастера, стоявшего в коридорном проеме и сильно запыхавшегося.  — Не заскучал тут? — он ухмыльнулся, искажая свое исковерканное лицо. На немой вопрос Фриска он махнул ладонью, почему-то гораздо более белой, чем прежде. — Переправил питание от случайной неважной секции сюда. Ничего с этим не станет. На одном из экранов появилась надпись «отключен основной лифт». Человек раскрыл рот, но Гастер перебил его.  — Ничего. Не станет. Все, теперь пора заняться делом. Он прошагал мимо Фриска к контрольной панели, подвинул стул, такой же пыльный, как клавиши пульта; не удосужившись даже стереть пыль, он начал судорожно что-то строчить, а на мониторах, едва поспевая за его действиями, возникали цифры и буквы, а иногда и неопределенные символы. Фриск не всматривался в это до такой степени, чтобы все понимать — только заметил, что символы очень похожи на те, что монстр писал в его тетради, пытаясь объяснить химию в первый раз. Как же давно это было…  — Гастер, можно один вопрос? Прошло несколько минут, в течение которых тишину нарушало только клацанье клавиатуры. Только потом Фриск решился заговорить. Монстр утвердительно буркнул, не оборачиваясь.  — В самом деле… Как ты попал обратно в нормальный мир, если говорил, что тебя расщепило, разметало… И в таком духе. Еще пару минут Гастер молчал — даже его кнопки молчали. Испугавшись, что снова вопрос задан не к месту, человек ничего больше не говорил, только смотрел на черно-белую фигуру перед собой. То ли ему казалось, то ли это происходило на самом деле, но сейчас фигура представляла собой уже не бесформенный сгусток материи, а что-то, более-менее походившее на осмысленный силуэт. Ладони, стучавшие до этого по клавишам, не просто отделялись от тела, а находились на конце длинных тонких конечностей-рук; опустив глаза, Фриск заметил, что призрачное тело скорее походило на длинную робу, из-под полы которой было видно носки ботинок. Потому, когда он переступал на месте, подросток слышал негромкое металлическое клацанье — стук каблуков. И когда его призрак успел так измениться? До событий конца февраля Фриск такого не замечал.  — Хороший вопрос ты задал. Я и сам не до конца уверен, знаю ли ответ. Расскажу тебе то, что знаю. Клацанье клавиш возобновилось.  — После гибели я попал в такое… неопределенное состояние. Можно сравнить с тем, что происходит с тобой, когда ты гибнешь. Ты не исчезал бесследно — ты оставался вне пространства и времени, пока не решал начать заново. Тогда ты возвращался. Я же впал в такое состояние надолго. Ну, как сказать. По моим меркам, когда ничто не происходит, минута тянется годы.  — Поэтому ты ничего не помнишь… — протянул Фриск, но ответа на это не последовало, и он кашлянул.  — Потом я увидел его. Какое-то отвратительное существо, не монстр и не человек. Без души, но с дикой силой духа. Оно перезапускало ход вещей снова и снова — каждый раз ему чего-то не хватало. Перезапускало не как ты — отбрасывало на самое начало. До момента, когда оно только обнаружило, что живет. И каждый раз — а попыток у него было бесчисленное количество — каждый раз я видел, как оно теряло крупицы чего-то очень мощного. Такие маленькие крупицы, что не сразу и заметишь. Но я заметил. Больше мне заняться было нечем.  — Флауи, маленькая дрянь, — прошептал человек, не услышанный Гастером.  — Эти крупицы терялись в пространстве. И все, что осталось от моей сущности — все, что у меня было, я направил на поиск этих частиц. Я собрал их все до единой. И даже та небольшая доля мощи, которую теряло это существо, даже сотни ее крупиц наполняли меня такой силой, что… Впервые за долгие годы мне показалось: не все потеряно. Если судьба дает второй шанс, то он прямо передо мной. И я ждал. Терпеливо сносил все перезапуски. А потом они перестали происходить. Он обернулся, бросив на Фриска пустой взгляд; его белые «зрачки» сияли почти так же ярко, как мониторы перед ним.  — И это косвенно твоя вина. Ты пришел — и существо больше не смогло перезапустить все, как могло раньше. У тебя была душа, ты был сильнее — твоя мощь превосходила это существо во много раз. Твои перемещения во времени были слишком малы, чтобы ты терял что-нибудь. До этого я думал, что накопленной мною энергии хватит, чтобы вернуться в материальном виде; но когда появился ты, можно сказать… Поставки прекратились. Мне пришлось действовать по обстановке.  — И тогда ты появился там, в Сноудине, — пробормотал юноша, в упор глядя на Гастера. Тот отвернулся к своим экранам; на самом пыльном из них, где отображалась схема Ядра, появилось движущееся пятно, метавшееся по коридорам. Монстр бросил на него взгляд, но не счел информацию важной: его занимало другое. Наконец, после долгих поисков, он отыскал то, что требовалось. Сжав кулачки, как восторженный ребенок, он прильнул к монитору, даже стер с него налет. Фриск понимал, что информация там наверняка не его ума дело, потому и не лез даже — только вежливо поинтересовался:  — Ну как продвигается? В ответ монстр повернулся к нему, и выражение на его расколотом лице было настолько странным, что юноша не брался определить, безумным оно было или радостным. Скорее всего, и то, и другое.  — Фриск. Ты просто не представляешь, что мы с тобой сделали. Да что там мы — ты сделал. Я серьезно: ты не представляешь! Твоя заслуга во всем этом настолько велика, что… Да к черту, к черту все! Ты — лучшее, что случилось с моей жизнью за последние… не знаю, десятки лет. Ты меня слышишь? Человечек стоял на том же месте, но теперь его держали за плечи две крепкие белые ладони — материальные, как никогда. Может, он и слышал монстра, но настолько отдаленно, что вряд ли понимал.  — Мы с тобой… Да мы с тобой перевернем мир, ты понимаешь?! Черт, я люблю тебя, Фриск, так сильно люблю! Он зажмурился и утонул в другом оттенке уже знакомого ощущения. Последней, кто обнимал его и был вдвое больше размерами, стала Ториель; человек ожидал, что снова прикоснется к субстанции, холодной как лед, но черное тело Гастера было на удивление теплым. Может, это решимость Фриска, так сильно раскалившая его душу, грела их обоих — она осталась единственным источником красного света, как только отключились светодиоды. Он уже не замечал, как скоро чернильная тьма на месте рук монстра перешла в плотное состояние; не замечал он и то, что на ощупь она была как обычная драповая ткань. Он открыл глаза — и увидел свою душу, ярко-красную, пульсирующую в руках доктора Гастера.  — Ах да. Вот пункт наших отношений, который я, скажем так… Обошел. Фриск почувствовал, как стремительно холодеет у него в груди. Он попробовал рвануться вперед, но тело сковала ледяная пелена, неожиданно холодная и цепкая, и он смог только издать жалобный звук.  — Все хотел тебе рассказать, но не знал, как ты отнесешься к этому. Ну да ладно. На глаза человека наворачивались слезы — и от боли, и от смертельной обиды. Да как он вообще мог довериться такому? Такому?!  — Санс во всем был прав. У меня был проект по разрушению Барьера. И только после смерти я понял, что сделал не так. Но сейчас… Я все, все понял. И я готов исправить свои ошибки. Все, что мне требовалось — возвращение к жизни, и теперь — теперь меня ничто не остановит. Несмотря на извлечение из тела, душа разгоралась все ярче. Ее красное свечение оставляло на белом как мрамор лице Гастера жуткий оттенок.  — Прости меня, Фриск. Возможно, если бы не мои проекты… Мы могли бы остаться хорошими друзьями. Человек вдруг почувствовал, как тяжело ему стало стоять на ногах. Колени подкосились, и он упал, подхватываемый черно-белыми руками. В голове было пусто, абсолютно и непроглядно; Фриску показалось, что именно в такой пустоте Гастер когда-то пропал — а сейчас, на его глазах, возродился.  — Спасибо тебе.

***

Металлическая створка звонко хлопнула за спиной королевской ученой. Она бежала так быстро, как могла, но силы ее оставляли — еще бы, посиди за компьютером, а потом бегай с отключенным лифтом по всему Ядру. Но Альфис подстегивало нещадное шестое чувство: что-то случилось. Что-то ужасное, и она еще может предотвратить ужасный конец. В тот самый момент, когда отключилось питание в секции, которую она проверяла, она почувствовала недоброе. Последние метры — она бросается вперед, как на финишной прямой. Вот ярко освещенная комната, и свет из нее проникает в полутемный коридор. А на пороге комнаты — высокая худая фигура, которую еще сильнее стройнит черное пальто. Фигура поправляет ворот свитера и смотрит прямо на Альфис. Она готова провалиться сквозь землю. На руках доктор Гастер держит тело ребенка в лиловом свитере. В груди монстра — красное одурманивающее пламя. У Альфис кружится голова.  — Соберитесь, доктор Альфис. У нас еще много работы.