Синхроничность

Об этом часто перешептываются, но Кью слишком занят, чтобы обращать внимание. Когда 007 работает «в поле», его действия всегда наносят немалый ущерб, и Кью давно привык к тому, что этот человек не способен вернуть оборудование целым и невредимым, но все равно каждый раз удивляется, словно в первый. Он уже почти год как квартирмейстер Бонда и за это время провел его через четыре миссии, на одной из которых тот едва не погиб, но все равно практически не знает ни самого 007, ни того, чем он занимается. Очевидно, убивает. Кью не идиот. Он, возможно, и молод, но даже ему ясно, насколько велик риск не вернуться однажды домой, если работаешь «в поле». Но Бонд, кажется, вообще ничего не боится. Он возвращается, его раны превращаются в шрамы, и он просто улыбается Кью, извиняясь за очередную дорогостоящую разработку, которую угробил на этот раз. И это рождает у Кью чертову тучу вопросов. Особенно когда во время их пятой совместной миссии Бонд исчезает с радаров. Несмотря на все усилия, Кью не удается отследить его. Он вообще ничего не может сделать. Минуту назад тот находился в Таиланде, а в следующую — уже замечен в международном аэропорту Флориды. Это еще не повод для тревоги. Более того, для Бонда подобное нормально. Вполне. И все же Кью ощущает себя совсем юнцом, когда говорит М: — Мы потеряли Бонда. — Что значит «потеряли»? — М смотрит на него поверх документов, которые держит в руках. — Он же не собака, черт возьми. — Вчера я упустил его сигнал в Таиланде и не смог восстановить, — отвечает Кью. М, кажется, совсем не обеспокоен, но он и не должен быть. Это не ему приходится кричать в ухо агентам, убеждая сделать именно так, а не иначе. Пойти прямо или повернуть. М никогда не слышал поверхностное, хрипящее дыхание умирающего, заставляющее внутренности Кью скручиваться узлом. М отправляет Кью домой, заверяя, что Бонд все равно вернется. Он всегда возвращается. Поэтому Кью идет домой. Проходит два дня, от Бонда по-прежнему нет вестей, и нет, Кью не беспокоится. Но пьет больше чая, чем обычно, и в задумчивости едва не отправляет электронное письмо не тому адресату. Он сидит за компьютером и ничего не может сделать для их пропавшего агента. Он пытается представить, что происходит с Бондом прямо сейчас. Возможно, тот уже мертв, этот вариант всегда очень вероятен. Еще один вариант: его пытают. Или, возможно, Бонд настолько близок к своей цели, что совершенно не озаботился сообщить о том, что все еще жив. И последнее, по правде говоря, было бы очень в его духе. Манипенни рассказывает ему различные истории. — Ты ведь в курсе, что он скормил комодскому варану тот пистолет? — говорит она, улыбаясь лишь уголками губ. — Комодс… — Кью запинается. — Ты меня разыгрываешь. — Нисколько, — говорит Манипенни, и Кью даже не удивлен. Два дня превращаются в две недели. Все еще никаких следов Бонда. В пятницу М вызывает квартирмейстера в свой кабинет. — Мы получили сообщение о взрыве в Бангкоке, — говорит он. — Так что, либо Бонд мертв, либо выполнил работу не слишком изящно. Он связывался с вами? — Нет, — говорит Кью. — Хорошо, держите ухо востро. — Да, сэр, — кивает Кью. Он идет домой, садится на кровать и задается вопросом: какова вероятность того, что все взрывы в мире каким-либо образом имеют отношение к Бонду? Пожалуй, процентов тридцать из них — точно его рук дело. Спустя некоторое время он просыпается от того, что его трясут за плечи. Кью пытается сесть, но чья-то рука толкает его обратно, а затем еще и накрывает рот. Без очков он ни хрена не видит, но чувствует запах пороха на чужих пальцах. 007. Рука отпускает его, Кью принимается лихорадочно искать свои очки и, нашарив наконец, надевает их, чтобы рассмотреть незваного гостя. Это действительно Бонд. Собственной персоной. В его квартире. Кью смотрит на часы. Почти четыре утра. Он ощущает запах крови. — Здание МИ-6 расположено в двенадцати километрах к западу отсюда, — говорит Кью. — У тебя есть антисептик? Пока Кью ищет в ванной аптечку, Бонд присаживается на унитаз. У него довольно глубокий порез на плече, зашитый чем-то, подозрительно напоминающим зубную нить. Кью это откровенно беспокоит. — Вы бы почувствовали себя гораздо лучше в руках настоящего врача, — говорит он. — Мои навыки оказания первой помощи весьма… посредственны. Бонд смотрит на него затуманенным взглядом и ничего не отвечает. Этого достаточно, чтобы дать понять: он не пойдет к врачам. Кью срезает зубную нить, рана тут же начинает сочиться влагой. Он чувствует запах гноя и крови с легкой примесью мяты, и от этого к горлу подступает комок. Рана оказывается не такой глубокой, как казалось поначалу, однако она широкая и выглядит достаточно болезненной. Бонд не шевелится, пока Кью обрабатывает его плечо, и дышит почти ровно. Даже когда Кью делает первый стежок, Бонд только вздыхает, словно дожидаясь окончания скучнейшей рекламы по телеку. У Кью отчаянно трясутся руки, в основном от страха все испортить. Бонд ничего не говорит, просто терпеливо ждет, пока Кью берет себя в руки. Закончив зашивать, Кью накладывает повязку. — Должно продержаться какое-то время, — говорит он и выдерживает паузу, ожидая от Бонда ответа, а когда понимает, что тот не собирается отвечать, продолжает: — Думаю, М захочет поговорить с вами утром. А пока… Бонд встает, обрывая его на полуслове, и выходит из ванной. Кью замирает на несколько мгновений, прежде чем последовать за ним. Он находит Бонда на кухне, где тот беспардонно роется в шкафах. Джеймс Бонд, два месяца пробывший в Таиланде и еще две недели черт знает где. Джеймс Бонд, поджавший губы, пахнущий порохом и кровью. Джеймс Бонд без рубашки у Кью на кухне. Он достает ополовиненную бутылку Мерло из его шкафчика. — Неужели это все, что у тебя есть? — Ну, боюсь, мой ликеро-водочный завод ночью приостановил свою деятельность, — раздраженно отвечает Кью, пряча смущение. Бонд приподнимает брови. Он вытаскивает пробку и пьет прямо из бутылки, по-хозяйски устроившись за столом. Он словно ждёт, что Кью сядет рядом, но тот медлит, подспудно опасаясь, что что-нибудь обязательно взлетит на воздух. Например, его голова. Поэтому он просто стоит и смотрит, как Бонд неторопливо допивает дорогое вино. Кью хочется спросить, что произошло, но в то же время он вообще не хочет ничего знать. Опустошив бутылку до дна, Бонд становится более разговорчивым. — Никому не говори, что я вернулся, — просит он. Кью растерянно хлопает глазами. — Я обязан… — Ты вообще чей квартирмейстер? — Бонд вскидывает на него взгляд. — Никому не говори, что я вернулся. — Но… — Кью запинается. — Почему вы вернулись? Глаза Бонда вспыхивают. — Я завершил задание. И на этом все. Он не хочет ничего больше говорить, и Кью, конечно, не собирается спрашивать. Это было бы абсурдно. Кажется, единственное, чего хочет от него сейчас Бонд, — это чтобы Кью оставил его в покое. — У меня есть раскладной диван, — слышит Кью собственный голос. — А я хотел бы вернуться в постель, если вы не против. В ответ — тишина. Он собирается покинуть кухню, но разворачивается и видит бледное лицо Бонда, мертвой хваткой вцепившегося в пустую бутылку. — Пожалуйста, уберите за собой, когда закончите, — говорит Кью и все же отправляется обратно в спальню. *** Он просыпается раньше Бонда и весьма удивлен этим: он всегда был уверен, что Бонд из тех, кто просыпается с петухами, чтобы заняться пробежкой или какой-нибудь другой спортивной фигней. Кью идет на кухню ставить чайник и видит все еще спящего на диване, который тот даже не удосужился разложить. Бонд лежит, вытянувшись как труп, и скрестив руки на груди, всем своим видом давая понять, что сон — это пустая трата его времени. Кью наливает себе чашку чая, кормит кота и возвращается в спальню. Спустя несколько часов в дверях появляется Бонд с хмурым выражением лица. Кью занят составлением нового алгоритма. — Фланелевая пижамка? — спрашивает Бонд. — Сегодня суббота, — отвечает Кью так, будто это все объясняет. — И это подарок моей мамы. Бонд так и не надел рубашку, и, когда он садится напротив, Кью не может удержаться, чтобы не уставиться на его соски и тонкую сетку шрамов, покрывающих правую сторону груди. И, словно этого недостаточно, он видит темный шов, который сам сделал прошлой ночью. Его пальцы так и замирают над клавиатурой. — Вы собираетесь поведать мне, зачем вломились в мою квартиру, или просто продолжите комментировать мой внешний вид? — Мне нужно было, чтобы меня кто-нибудь подлатал, а тебе я доверяю, — просто отвечает Бонд. Кью опускает взгляд и поправляет очки. — Хорошо, полагаю, это многое говорит о наших рабочих отношениях. Но остается вопрос, почему вы не хотите, чтобы кто-нибудь еще знал, что вы здесь. — Ненавижу отчитываться по субботам, — ухмыляется Бонд. — Я покажусь М в понедельник, а до тех пор буду неимоверно благодарен, если о моем местонахождении никто не узнает. Кью не уверен, серьезен Бонд или нет. Причина звучит невероятно нелепо, но ведь это Бонд, и Кью верит ему. Кроме того, Бонд доверяет ему. От мысли об этом по спине бегут мурашки. 007 — наиболее ценный агент МИ-6 — доверяет ему больше, чем кому бы то ни было. Кью встряхивает пальцы над клавиатурой и хрустит суставами. — Ладно, — говорит он. — В чайнике еще остался чай, если хотите. А еще у меня должен быть кофе… где-то. И он возвращается к алгоритму. Проходит почти минута, прежде чем Бонд говорит: — Спасибо, Кью. А затем выходит из комнаты. Пятью минутами спустя, когда Кью заходит в кухню, он нигде не замечает даже следов присутствия Бонда. Тот уже ушел. *** Бонд в самом деле появляется в понедельник у М. Верным доказательством тому становится Таннер, появляющийся в техотделе с настолько толстой папкой файлов, что та легко сошла бы за целый талмуд. Таннер выглядит расстроенным и смущенным. — Можешь перехватить все исходящие вызовы из посольства в Бангкоке? — спрашивает он. Кью бросает на него выразительный взгляд и принимается за дело. — Бонд вернулся, — говорит Таннер. Кью оборачивается и кивает, сделав вид, будто для него это новость. — Какое облегчение, — говорит он, не прерывая работу. — Травмы? — Ножевое ранение в правое плечо, — говорит Таннер и бросает папку на стол. — У того, кто его зашивал, руки явно из задницы растут. «По крайней мере это лучше, чем зубная нить!» — хочется огрызнуться Кью, но, разумеется, молчит. В любом случае, он не на врача учился. — Я наладил М прямую связь с посольством с ноутбука, — сообщает Кью. — Что-нибудь еще? — Бонду нужен новый пистолет. — Таннер хлопает его по плечу. — Говорит, будто тот, который ты ему дал, сгорел. Кью фыркает: — Ну разумеется. *** В следующий раз Кью видит Бонда дождливым вечером, когда входит в свою квартиру, нагруженный продуктами и весь промокший. Заметив на стене подозрительную тень, Кью роняет от неожиданности пакеты на пол и тянется к поясу, за своим пистолетом. Но едва он понимает, что это Бонд, испуг сменяется раздражением. — Господи, — шипит он, — я чуть не пристрелил вас. Бонд смотрит на него, откровенно веселясь: — Ты достаточно взрослый, чтобы иметь разрешение на оружие? — А я уж думал, шутки о возрасте изжили себя. Кью убирает пистолет подальше и принимается собирать выпавшие из пакетов продукты. Яблоки катятся к ногам Бонда; тот поднимает одно и с громким сочным хрустом впивается в него зубами. Кью бросает на него быстрый взгляд, но ничего не говорит. Он идет на кухню, зная, что Бонд следует за ним по пятам. На столе обнаруживается бутылка виски, которую Кью уж точно не покупал, — очевидно, в этот раз Бонд решил проявить предусмотрительность. Кью ставит пакеты на стол и оборачивается: — Я думал, вы сейчас должны находиться в Испании. — Я завершил задание, — отвечает Бонд, но Кью это не убеждает. — Вы не ранены? — Он внимательно осматривает Бонда. — Уж не вывих ли я вижу? Это ваша кровь? Да будет вам известно, Таннер сказал, что руки у меня растут из задницы, когда увидал плоды моих медицинских потуг, поэтому, если вы нуждаетесь в медицинской помощи, придется вам обратиться в другое место. — Я в порядке. Бонд садится за стол и, отложив огрызок яблока, наливает себе виски. Он ведет себя так, словно они с Кью делят эту квартиру на двоих. Тот некоторое время смотрит на него, затем возвращается к продуктам. Он никогда не слышал о том, чтобы хоть один агент вернулся с миссии невредимым, и уж тем более Бонд. Кью достаточно рассказывали о нем: человек с неустойчивой психикой, оставляющий после себя горы трупов, куда бы ни отправился. «На вашем месте, — сказал ему как-то М, — я бы держался от него подальше». Что ж, стоит признать, Кью не особо в этом преуспел. В свое оправдание он может сказать лишь, что уж точно не приглашал Бонда к себе сам. Он достает кошачью еду, и Бонд тут же появляется у него за спиной. — У тебя есть кот? — Нет, я просто очень люблю кошачий корм, — отвечает Кью. Они и правда будут продолжать этот разговор? — Как его зовут? — спрашивает Бонд, потому что, видимо, именно так и считает. — Мне бы не хотелось вам об этом говорить. — Имя связано с компьютерами? — Нет, с… — Кью разворачивается и пытается выглядеть внушительным и грозным, но выходит не слишком хорошо, учитывая, что Бонд как минимум вдвое крупнее его, а сам Кью к тому же промок насквозь и выглядит жалко. — Зачем вы вообще тут? — Я живу в Лондоне, — говорит Бонд. Кью закрывает шкафчик. Бонд такой уклончивый ублюдок, что прямо зла не хватает. — Я имел в виду — здесь, в моей квартире, в которую вы вломились. Опять. Бонд одними губами изображает понимающее «а-а!» и делает глоток виски. — Хотел немного отдохнуть, — говорит он. Кью растерянно хлопает глазами. — Здесь? — Я не собирался пугать тебя, — вдруг с нотками вины в голосе произносит Бонд. А затем улыбается так ослепительно, что Кью немедленно забывает о своем раздражении. Он не уверен, что хоть немного понимает мотивы Бонда, но вместе с тем у него нет сил на попытки выведать их. Бонд держит свои секреты при себе, и Кью уважает это. — В следующий раз соизвольте позвонить, — говорит он. — Вместо того, чтобы доводить меня почти что до сердечного приступа. — Постараюсь запомнить. Они оба знают, что этого не произойдет, но Кью оценивает порыв. Гнев проходит, и Кью начинает осознавать, насколько сильно замерз. Его кардиган промок насквозь, и прохладный воздух в квартире только ухудшает ситуацию. Кью вздрагивает. Ему нужно переодеться в сухую одежду, но внезапно его накрывает приступ неловкости от присутствия Бонда. Стоит ли сказать об этом? Кью стоит почти минуту, пытаясь решить, нужно это сделать или нет. В конце концов, он просто встает и идет в ванную, где стаскивает с себя мокрую одежду, в то же время проверяя, не пошел ли за ним Бонд. Не пошел, и Кью, по непонятной для него причине, не знает, чувствует облегчение или разочарование. Он принимает горячий душ, выходит из ванной в полотенце, обернутом вокруг бедер, и протирает запотевшие от пара очки. Бонд лежит на диване, почесывая кота за ушами. — Как его зовут? — снова спрашивает он. — Стравинский. — Так значит, ты поклонник классической музыки? — Бонд кажется искренне удивленным. — Я не фанат «OneDirection», если вы об этом подумали. Тот выглядит совершенно сбитым с толку, и Кью не может не улыбнуться. Бонду не откажешь в интеллекте, но простейшие отсылки к поп-культуре оказываются недоступными его понимаю, и этот факт удивительным образом делает его немного более похожим на нормального человека, более объемным. — Можете считать себя счастливчиком, — говорит Кью, кивая на Стравинского. — Обычно он не слишком любезен с незнакомцами. — Я просто весьма очаровательный. Бонд чешет Стравинского под подбородком и поднимает взгляд на Кью. Тот вдруг вспоминает, что практически обнажен, и, не найдя, как отреагировать на заявление Бонда, просто разворачивается и уходит в комнату, чтобы одеться. Утром Бонд все еще в квартире Кью, хотя на этот раз просыпается раньше. — Доброе утро, — говорит он, отжимаясь на столе Кью. — Вообще-то я там ем, — говорит Кью, хотя это не так. Обычно он ест перед компьютером, но все же. Он мог бы там есть. — А на вас нет рубашки. — Я все вытру, — говорит Бонд. Дело не в этом, думает Кью, но больше ничего не говорит. Он готовит тосты и возвращается в свою комнату. Его жизнь на самом деле довольно размеренна. Хоть он и работает в разведке, Кью не считает это таким уж увлекательным. Он любит проводить время в компании своего кота больше, чем в обществе людей, а его представление о хорошем вечере включает в себя пакет с чипсами и взлом какой-нибудь интересной базы данных с максимально сложной защитой. У него было всего четыре свидания за всю его жизнь, одно из которых можно не считать, поскольку оно случилось еще в начальной школе. Кью говорили, что «горе от ума» — это про него и что он слишком неуклюжий, а один любовник вообще посоветовал ему непременно заглянуть к парикмахеру. Одним словом, Кью ведет довольно унылое существование. Но Джеймс Бонд, похоже, проявляет к нему живой интерес. Когда он не тренируется, используя все доступные поверхности в квартире Кью, то стоит за плечом, наблюдая за его работой. Поначалу Кью кажется это немного обескураживающим, но Бонд ничего не говорит и просто смотрит, изредка отвлекаясь на чистку оружия. Тем же вечером он даже предлагает оплатить заказанную на дом еду. Все это никак не укладывается у Кью в голове. Бонд остается у Кью до конца выходных, за это время тот узнает о нем кое-что новое: 1. Бонд почти постоянно занимается физическими упражнениями. 2. Он обожает виски. 3. Он ест соленые огурцы прямо из банки. 4. Он не настолько бесстрастен, как Кью решил поначалу. В воскресенье вечером Бонд говорит: «Спасибо, Кью» — и уходит. В понедельник утром до Кью снова долетают слухи о «возвращении» Бонда, и он в очередной раз делает вид, будто слышит об этом впервые. *** По сути, ничего не меняется, но перемены, тем не менее, весьма ощутимы. Это не что-то материальное, во что Кью может ткнуть пальцем, но все начинает ощущаться иначе. Например, Бонд заглядывает в отдел Кью чаще, чем раньше, хотя по-прежнему гробит выдаваемые ему оружие и гаджеты. Это остается просто ощущением Кью: между ними что-то изменилось. Возможно, появилось некое взаимное доверие. Спокойствие. Он действительно не знает. *** В следующий раз Кью его уже ждет. Будний вечер, он ест лапшу быстрого приготовления и разрабатывает новый интерфейс, когда слышит непонятный шорох за окнами своей спальни. Кью отодвигает штору и видит Бонда, стоящего на пожарной лестнице с таким невинным выражением лица, словно это не он только что пытался вскрыть замок и в очередной раз вломиться в квартиру. — Вы могли бы воспользоваться дверью, — говорит Кью. — Есть такое понятие, как стучаться. — Я не был уверен, что ты дома. — Бонд одним плавным движением проскальзывает внутрь и закрывает окно, отделяя их от царящего снаружи холода. — Но я рад, что ты здесь. Кью чувствует себя польщенным целых четыре секунды, прежде чем замечает, что плечо Бонда выбито из сустава. Он бессознательно съеживается. Бонд садится на его кровать и снимает пальто. — Не думаю, что мы должны превращать это в привычку, — говорит Кью, и Бонд болезненно смеется. — Ты можешь вправить его? — Рука висит безжизненной плетью. — Просто положи руку на плечо. — Я не думаю, что… — Кью, — говорит Бонд. — Пожалуйста. Кью становится на колени перед Бондом и, схватив его за плечо одной рукой, другую кладет на предплечье. — Вот так? — Да, — выдыхает Бонд. — Теперь просто задвинь его на место. Кью медлит, и Бонд говорит: — Не бойся. — Я не боюсь, — протестует Кью, хотя это ложь. Что скажет М, если он окончательно искалечит его самого ценного агента? Он вдыхает и резко вправляет плечо Бонда. Треск, затем щелчок. Бонд кряхтит, но это единственное, что свидетельствует об испытываемой им боли. Кью все еще держит его за плечо. — Все… все в порядке? — Вполне, — говорит Бонд. Но Кью не отпускает его. Он чувствует под своими пальцами кожу и мышцы и не может убрать руку. Он даже не задумывается, просто смотрит на плечо Бонда и удивляется: как у него это получается? И лишь когда рука Бонда касается его ладони, он осознает, где она находится, и пытается убрать, но Бонд не позволяет. — Все в порядке? — Конечно, я в порядке, — говорит Кью. — Это же не у меня вывихнуто плечо. Он наконец-то высвобождает руку, встает и одергивает слегка задравшийся кардиган. — Ну что, вы закончили? — спрашивает он. — Да. — Бонд, оставшись сидеть на кровати, опускает рукава и поправляет манжеты рубашки. — Ненавижу Россию зимой. Кью кивает, хотя никогда не был в России и не может, точно не может определить свое к ней отношение. Это — чем бы оно ни было — понемногу входит в привычку, и Кью осознает, что ему и так достаточно комфортно, чтобы не задавать вопросов. Он знает, что, если Бонд замолкает, больше не нужно ничего уточнять. — Диван все еще не собран, — говорит он. — Уверен, Стравинский будет рад снова видеть вас. Бонд пожимает вправленным плечом, но улыбается, давая Кью понять, что услышал его. Поднявшись на ноги, он слегка касается ладонью его затылка. — Спасибо, Кью, — говорит он. Когда Кью утром собирается в МИ-6, Бонд по-прежнему дремлет на его диване. Он подумывает оставить записку, но решает, что это излишне, ведь Бонд явно в курсе того, куда он пойдет, поэтому просто уходит. Забавно, но М при встрече называет Бонда самым ненадежным и беспокойным человеком, с которым ему, к несчастью, когда-либо приходилось работать, и Кью скрывает свою улыбку за кружкой с чаем. Бонд объявляется у М лишь следующим утром. *** Это продолжается месяцами. После выполнения задания, независимо от того, сколько времени на часах, Бонд появляется в квартире Кью и, за неимением лучшего термина, «тусуется». Иногда пару часов, а иногда — остается на несколько дней. Это становится настолько привычным, что Кью делает дубликат ключа и однажды утром оставляет его для Джеймса на столе, стремясь избежать разговора об этом. Кью никогда не задает вопросов вроде «почему?», «зачем?» и «что за хрень между нами происходит?». Последнее его очень интересует, но ему настолько комфортно во всей этой ситуации, что он просто решает не возражать. Однажды вечером он приходит домой и застает свою квартиру благоухающей, словно маленькая Италия. Это кажется Кью более тревожащим, чем Бонд, вернувшийся с миссии с раной, зашитой зубной нитью. Опасливо заглянув в кухню, Кью видит Бонда, сидящего за столом, накрытым чем-то, напоминающим запеченные зити с чесночным хлебом. Кью также замечает бутылку Мерло, такую же, как та, которую нагло выпил Бонд, когда впервые вломился в квартиру своего квартирмейстера. — Хм, — говорит Кью. Бонд уже ест, но около него стоит наполненная и нетронутая тарелка, очевидно предназначенная Кью. — Надеюсь, тебе по вкусу итальянская кухня, — говорит он. — По крайней мере, она лучше дерьмовой лапши быстрого приготовления, которую ты обычно ешь. — Я не всегда… — Садись, — обрывает его Бонд. Кью берет вилку и тычет ею в зити. Поднимает глаза на Бонда, который глядит на него, ожидая, когда он попробует блюдо. Кью медленно кладет кусочек в рот, опасаясь подвоха. Но даже если он есть — это очень вкусный подвох. Кью удовлетворенно мычит и переводит взгляд на бутылку с вином. — Тебе оно больше нравится, чем виски, — говорит Бонд. Кью вынимает пробку и наливает им по бокалу вина. А потом они ужинают. Вместе. Это кажется настолько странно интимным, что Кью почти ожидает увидеть свечу в центре стола. Но нет, к счастью, это не так, ибо иначе это было бы полным безумием, даже большим, чем происходящее сейчас. Кью вообще не может вспомнить, когда в последний раз ел за этим столом, не говоря уже о том, чтобы ужинать за ним с кем-то еще. Ужин проходит тихо, но без неловкости, и после того, как они заканчивают, Бонд встает, оставляя опустевшую тарелку на столе. Он падает на диван, и Стравинский тут же подходит к нему, сворачиваясь клубочком на коленях, что вызывает в Кью странную ревность. — Проклятая работа, — очень тихо говорит Бонд. Едва различимо. Кью на мгновение теряет дар речи. Он так привык к тому, что Бонд никогда не говорит о своей работе, что поначалу не знает, что сказать. — Что? — наконец говорит он. Бонд качает головой. — Это была миссия, связанная с торговлей людьми. Сексуальные рабыни. Конечно, мы узнали, — он замолкает на долгое время. Кью просто ждет. — Самой молодой — совсем еще девочке — было восемь лет. Больше он ничего не добавляет, и его взгляд затуманивается. И Кью понимает: он ушел в себя, снова прокручивая в уме каждую деталь. Он не знает, что тут можно сказать. Он уверен, что нет таких слов, которые могли бы принести сейчас Бонду облегчение, поэтому он просто молчит. Даже если Бонд ее спас — в чем Кью уверен, — все уже случилось, и Кью это очень хорошо понимает. — Хотите, посмотрим телевизор? — говорит он наконец. Они смотрят повтор «Лютера», и Кью пялится в телевизор, на самом деле не улавливая происходящего на экране. Он ощущает себя дураком, поскольку не понимал раньше, зачем Бонд на самом деле приходит к нему, хотя тот довольно часто и откровенно говорил ему об этом. Он приходит в квартиру Кью, желая забыться. В этом есть толика смысла, если не брать в расчет, что Кью — это Кью, а Бонд… ну, это Бонд. Кью просто не в состоянии предложить ему что-то значительное. — Зачем вы здесь? — спрашивает он, не отводя глаз от телевизора. — То есть, я не возражаю, но почему вы пришли именно сюда? Последовавшая за этим тишина кажется слишком долгой, и Кью боится, что вопрос был лишним. Затем Бонд отвечает: — Ты не задаешь вопросов. — Я… — Кью задумывается. — Полагаю, подобное мне и в голову не приходило. Он смотрит на Бонда и видит, как тот улыбается, словно его слова были настолько глубокомысленны, что Бонду в это не верится. Кью должен заставить себя отвести взгляд. Он ощущает себя обезоруженным, и это почти пугает, заставляя щёки вспыхнуть. Он изо всех сил старается ни о чём не думать, но внезапно одна мысль возникает у него в голове, затмевая все остальные: ему нравится Бонд. Это нелепо; и Кью не совсем уверен, насколько сильно это чувство, но оно определенно существует. Это почти безумно и очень опасно. У Кью потеют ладони, Бонд больше ничего не говорит, но Кью знает — тот все еще пялится на него с улыбкой на лице. Кью отчаянно пытается сменить тему. — Правда, что комодский варан съел ваш пистолет? — спрашивает он. — Что? — В Китае, в прошлом году, — он чувствует взгляд Бонда, но отказывается отвернуться от телевизора. — Манипенни сказала… И тогда Бонд заливается истерическим хохотом, из-за которого Кью краснеет еще сильнее. Ну конечно же, он солгал. Чертова Манипенни. Он обязательно отправит ей в подарок вирус на ноутбук. Он забывает о том, что собирался не смотреть на Бонда, и поворачивает голову. Оказывается, когда Бонд смеется, на его лице проступают морщинки, особенно вокруг глаз и раскрытых губ, между которыми виднеется ровная полоса зубов. Он до нелепого привлекателен в этот момент. — Я уже и забыл об этом, — говорит он. Бонду нужна еще минута, чтобы успокоиться. Он смахивает пальцем скопившиеся в уголках глаз слезы и вздыхает. — Я не присутствовал лично, так что не могу подтвердить это, но, думаю, именно так всё и было, — Бонд разводит руки в стороны, пытаясь дать представление Кью о размере чудища. — Он чертовски огромный. — Никогда не видел их вблизи, — говорит Кью. По крайней мере, Манипенни не обманула его. — Тебе и не захочется, — говорит Бонд. Он снова прыскает со смеху и мягко улыбается. Кью абсолютно уверен, что в первый и, вероятно, последний раз слышит смех Бонда. Он поджимает губы и пытается выбрать момент, чтобы скрыться в своей комнате. И когда на экране появляется Доктор, Бонд говорит: — О. Я узнаю этого парня. — Как и половина Великобритании, — говорит Кью, хотя перед его глазами предстает Бонд в образе маленького мальчика, сидящего перед стареньким телевизором и подпевающего музыкальной заставке фильма. — Ты хоть знаешь, кто был первым Доктором? — Уильям Хартнелл. — Угадал, — говорит Бонд. Кью смеряет его взглядом из-под очков. — Я никогда не гадаю. Он говорит себе, что уйдет в свою комнату, как только окончится серия, но вот серия заканчивается, а Кью все еще сидит рядом с Бондом, забывая о данном себе слове. *** Он просыпается, ощущая, что щекой прижимается к чему-то теплому и твердому. Кью сонно моргает, целую секунду не осознавая, где находится, ведь он совершенно точно не в своей кровати. Он быстро приходит в себя, понимая, что, вероятно, уснул на диване, а затем его настигает осознание: он лежит, вплотную прижавшись к Бонду. Мысль пошевелиться и тем самым разбудить Джеймса ужасает. Он бы скорее предпочел провалиться под землю, прямо сквозь диван, чем расхлебывать последствия данной ситуации. Но проблема в том, что Кью неимоверно хочется отлить. Еще пару минут он лежит неподвижно, молча ненавидя себя. Затем одним плавным и быстрым движением садится на диване. Бонд не двигается, но Кью не желает рисковать и смотреть на него, поэтому очень медленно сползает с дивана, стараясь не слишком двигать подушки и беспокоить Бонда. Наконец он встает и на цыпочках крадется в ванную. Выйдя спустя минуту, он видит Бонда, который возится с его чайником. — Чай? — спрашивает он, выглядя при этом свежо, словно гребаная маргаритка. Он уже давно проснулся, осознает Кью, а значит, не только застал все манипуляции Кью с диваном, но еще и, вероятно, наблюдал за тем, как он спит. Спит, фактически лежа на нем. Его уши заполыхали. — Я опаздываю, — говорит он. А затем стратегически отступает, решая отказаться от чая, одеться и сбежать в МИ-6. Кью спешно скрывается в своей комнате, где собирается, и уходит, оставляя в квартире Бонда, который выглядит так, словно ничего особенного не произошло. По пути на работу Кью покупает себе стакан чая. Кью очень хочется знать, когда же это все произошло. Возможно, это притяжение существовало всегда, просто он лишь сейчас осознал его. Он решает не думать об этом. У него есть работа, которой нужно заняться, и он не такой идиот, чтобы связываться с кем-то вроде Джеймса Бонда. *** Их с Бондом пути не пересекаются почти две недели. М отправляет его в Судан для решения «политических вопросов», что, по меркам Кью, звучит чрезвычайно опасно, но, черт возьми, разве можно высказать это вслух? В итоге он приходит к выводу: все, что ни делается, делается к лучшему. Слишком много времени в обществе Бонда явно отрицательно сказывается на его душевном здоровье, кроме того, Кью уверен, что его кот стал любить 007 больше, чем своего хозяина. Когда он не работает у себя в отделе, то следует своему обычному расписанию: работа над новыми гаджетами, взлом и налаживание новой Таннеровской почтовой системы. Мастурбация. Много мастурбации. В кровати, в душе, иногда сидя на диване (последнее он считает некой извращенной формой мести). Кью убеждает себя, будто его влечение к Бонду — не более чем накопленное сексуальное напряжение, до этого нарочно сдерживаемое, отсюда и чрезмерная потребность повсеместно дрочить. Он ошибается. Кью не понимает этого до вечера субботы, в который вдруг слышит звук открываемой входной двери. Его желудок подскакивает к горлу, лицо горит от одной мысли о том, кто пришел. Кью, не моргая, смотрит на экран своего компьютера, по-прежнему прислушиваясь к тому, как Бонд закрывает за собой дверь и с мягким шорохом снимает обувь. Стравинский немедленно спрыгивает с постели Кью, где до этого мирно спал, и несется, радостно изогнув хвост, встречать ненаглядного гостя. Кью ненавидит этого кота. Дверь в гостиную открывается, и входит Бонд в черном плаще и с черными же глазами, заплывшими синяками. — Милостивый боже, — выдыхает Кью и бежит к холодильнику за льдом. Они стоят на кухне, и Кью прикладывает мешочек со льдом к обоим подбитым глазам Бонда. Стравинский мурлычет и трется об их ноги. Бонд находится настолько близко, что до Кью лишь сейчас доходит, что тот всего лишь примерно на дюйм выше него, и это кажется странным, ибо Кью всегда казалось, будто он значительно ниже Джеймса. — Полагаю, миссия прошла не слишком гладко, — говорит он. — Да нет, наоборот, — слегка улыбается Бонд. — Задание выполнено успешно, неприятности возникли на границе. Кью перекладывает мешочек в другую руку, отстраненно замечая хруст льда под занемевшей ладонью. Бонд не двигается, но все же пытается, разлепив глаза, изучать Кью внимательным взглядом. — У нас новая почтовая система, — говорит Кью непонятно зачем, просто чтобы заполнить тишину, повисшую между ними. — Таннер так и не сумел разобраться с ней. Бонд усмехается. Кью передает ему мешочек и принимается копаться в холодильнике в поисках чего-нибудь съестного, но находит лишь остатки карри двухдневной давности и полупустую банку соленых огурцов. Ощутив движение позади себя, он разворачивается и видит, что Бонд достает из кармана своего плаща коричневый бумажный пакет. — Чай, — говорит он. Кью недоуменно смотрит на него. — Прошу прощения? — Чай с корицей, — Бонд протягивает ему пакет. — Видимо, это традиционный напиток в Судане. Я знаю, как сильно ты любишь хороший чай. Кью принимает подарок, не в состоянии произнести ни слова. Бонд привез ему чай. Он практически притащил для него сувенир, словно пытался загладить вину за свое долгое отсутствие. И это становится последней каплей. Кью бросает чай на стол и уходит в свою комнату. Если бы он был на пять лет младше, то наверняка устроил бы истерику, забившись в угол кровати. Вместо этого он молча прикусывает кулак. Бонд, как настоящий гребаный идиот, следует за ним. — Ты не любишь корицу, — говорит он. — Ты невозможен, — бросает Кью. — Что ты вообще творишь? Бонд смотрит на него, по-прежнему прижимая к глазам мешочек со льдом. Он выглядит нелепо, но при этом все равно непостижимо привлекателен, что лишь сильнее бесит Кью. — Ты вторгся в мою жизнь. Шляешься по моей квартире, пьешь мое вино, отжимаешься на моем столе. — Кью с удивлением понимает, что не выкрикивает эти слова. Наоборот, тон его негромок, хотя в нем то и дело проскальзывают истерические нотки. — Я не знаю, что, по-твоему, здесь происходит, но это должно прекратиться прямо сейчас. И вообще, перестань приносить моему коту влажный корм, ему можно есть только сухой. Кью делает глубокий вдох, считает до десяти, а потом громко выдыхает. Бонд наконец-то опускает пакет со льдом. — Я не знал, — говорит он, — про корм. Кроме того, мне нравится приезжать сюда. В его устах это звучит так просто. «Мне нравится приезжать сюда». Как ни странно, эта мысль действительно не приходила в голову Кью. Многие вещи до этого момента не доходили до его гениальной головы, например, отчего на самом деле Бонд принес ему чай или почему наблюдает за Кью таким беззащитным взглядом. Или опускает голову, глядя в пол, и неловко перетаптывается. — Если хочешь, я сейчас же уйду, — говорит Бонд, и это заставляет Кью осознать, что он абсолютно этого не желает. — Не глупи, — говорит он. — Но тебе, вероятно, стоит меня поцеловать. Бонд в три шага пересекает комнату и целует его. Он обхватывает ладонями лицо Кью, одна из них чертовски ледяная, но Кью игнорирует это, сосредоточившись на языке Бонда, который творит нечто невероятно прекрасное с его ртом. Он очень быстро берет курс к кровати, пытаясь, не открывая глаз, стащить с Бонда пиджак. Он чувствует стоящий член возбуждённого Бонда, прижимающийся к его собственному, и от этого волна мурашек бежит по его позвоночнику. — Боже, — говорит Бонд. — Господи, я хотел сделать это целую вечность. — Серьезно? — Ага, — Бонд стаскивает с Кью кардиган и рубашку, прижимается губами к обнаженной ключице. — С тех самых пор, как увидел тебя в той нелепой пижамке. — Это подарок, — говорит Кью, а потом издает невнятный звук, когда Бонд начинает обводить языком его сосок. Бонд покрывает поцелуями его грудь, прокладывает ими дорожку к пупку и облизывает кромку у пояса его брюк. Невыносимо медленно. Кью извивается под его движениями. — Бонд, просто… — Зови меня Джеймсом. А затем Бонд стягивает с Кью брюки. Сам Бонд умудряется раздеться в рекордно короткое время. Он заползает на кровать и обнимает Кью своими огромными руками, жадно целуя его. Кью опускает ладони на задницу Бонда, притягивая его к себе так, чтобы их члены соприкоснулись. — Черт, — стонет Кью, понимая, что уже почти подошел к краю. — Черт. Блядь. — Что за выражения, молодой человек, — отзывается Бонд. Он отстраняется и слегка касается ладонью бедра Кью, без слов прося его перевернуться на живот, и тот повинуется. Он накрывает Кью своим телом, потираясь членом между его ягодиц. Кью громко всхлипывает. — Я собираюсь трахать тебя так долго, что ты вообще больше не сможешь сказать ни слова, — хрипло говорит Бонд на ухо Кью. Тот сжимает в кулаках простыни и подается назад. Ему невероятно хорошо; уже много лет никто не вытворял с ним подобного, и Бонд, такой грубый и напористый, делает именно то, чего хочется Кью. Жар все нарастает, Бонд шепчет ему отборные грязные, абсолютно развратные словечки на ухо, но Кью лишь сильнее возбуждается от этого. Затем Бонд вдруг отстраняется и проникает кончиком пальца в анус Кью. Это настолько неожиданно, что тот, не сдержавшись, кончает. Подушка заглушает его стон, когда он сжимается вокруг пальца Бонда. Он слышит, как склонившийся над ним Бонд дрочит, и через минуту ощущает, как струя спермы ударяет ему в спину. Если бы не фантастический оргазм, Кью был бы в ярости. — Это абсолютно негигиенично, — говорит он, пока Бонд вылизывает его позвоночник. Этой ночью Бонд спит не на диване. *** На следующее утро, едва Бонд успевает отчитаться по миссии, его сразу же отправляют на новую. — Один из наших оперативников оказался в безвыходном положении в Северной Корее, — говорит М. — Убери его, и быстро. У Кью есть все, что понадобится. У Бонда все еще сильно опухшие от синяков глаза, и он едва пришел, но это не имеет значения, если ты агент с двумя нулями. М отправляет Бонда в лабораторию, где Кью вручает ему черный кейс. Их пальцы слегка соприкасаются, и от этого у Кью немного кружится голова. — Снайперская винтовка, прицел настроен на объекты, излучающие тепло. Вы сможете видеть цель даже сквозь стены. — Блестяще, — говорит Бонд. Ни колебаний, ни неловкости. И это нравится Кью. Оба они — взрослые люди, и знают, чем каждый из них зарабатывает на жизнь. Когда Бонд покидает лабораторию, Кью желает: — Счастливого пути, мистер Бонд. Формальность, но Бонд резко разворачивается, ухмыляясь. Он кивает, медленно и едва различимо, а затем уходит. *** Спустя почти неделю Кью просыпается от бьющего в окно дождя. Судя по всему, раннее утро, но он может и ошибаться. Он берет с тумбочки очки и надевает их. Когда чья-то ладонь оглаживает его спину, Кью едва не визжит. В его постели лежит Джеймс Бонд. — Твою мать, — говорит Кью, прижимая руку к груди. — Давно ты здесь? Он снова ложится в постель, прижимаясь к Бонду. — Часа четыре. Не хотел тебя будить. — Забавно, раньше тебя это не останавливало. — Кью целует его. — Ты отвратительно пахнешь. — Долгий перелет, — говорит Бонд. — Но теперь я здесь, и планирую заняться по-настоящему грязными делами. И это очень быстро пробуждает Кью. Он снова целует Бонда, поначалу лениво, пока их тела не соприкасаются и Бонд не стягивает с него пижамные штаны, устраиваясь на нем сверху. — Смазка в тумбочке, — говорит Кью, и Бонд тянется за ней. Бутылка распечатана, и, разумеется, Бонд замечает это, растирая между пальцами излишек геля, скопившийся под крышкой. — Скучал по мне? — говорит он, и Кью фыркает. — К твоему сведению, у меня целый гарем любовников. — Мелкий нахальный засранец. Но, кажется, это лишь сильнее возбуждает Бонда. Он целует Кью более жестко, скользит ладонью между его ног и слегка поглаживает внутреннюю сторону бедер. Кью вздрагивает от ощущения мозолистых пальцев Бонда на своей коже. Он закрывает глаза, и лишь когда два пальца Джеймса оказываются внутри него, открывает их снова, тяжело дыша. Он пытается говорить, но единственное, что удается выдавить из себя, — это «черт» и «да», иногда в красочной и незамысловатой комбинации этих двух слов. Бонд смотрит ему в глаза, погружая в него пальцы, и его взгляд — беспощадный и синий, как арктическое лето. Этими же руками он убивал людей. Кью выгибается. Он уже близко. — Я кончу, если ты сейчас же не трахнешь меня. — Ты кончишь, только когда я скажу тебе, — говорит Бонд, но вытаскивает пальцы. Они в спешке пытаются найти презерватив, и вскоре Бонд уже натягивает резинку и сгибает Кью едва ли не пополам, поднимая его бедра. Он трахает Кью, открыв рот и прижимая язык к зубам. — Блядь, — говорит он. — Я думал об этом всю дорогу назад. — Господи. Кью слышал многое о сексуальных похождениях Бонда, но до этого момента не воспринимал все это всерьез. Но Джеймс Бонд трахает его так, что Кью плывет. Он беспомощно цепляется за его плечи, оплетает ногами спину. Немного унизительно оказаться не в состоянии выдавить из себя хоть слово, но он чувствует себя так несказанно хорошо, что решает не зацикливаться на этом. Он стонет от восторга, пока Бонд вбивается в него. Бонд задевает членом его простату, и от этого Кью почти рыдает, сильнее обхватывая Бонда и откидывая голову назад. Бонд видит его открытую шею и покусывает ее, почти до боли. Большинство из того, что Кью говорит после, — это «Джеймс» и «пожалуйста». Бонд не касается его члена, и это сводит Кью с ума. — Я хочу, чтобы ты кончил без этого, — говорит Бонд. Кью извивается. Давление и жар невыносимы, и он чувствует, как Бонд специально сдерживает собственный оргазм, ожидая, что Кью кончит первым. Он не знает, зачем делает это, но внезапно протягивает руку и хватает Бонда за шею, сильно сжимая ладонью загривок. Эффект от этого удивителен: Бонд мгновенно кончает. Он резко вбивается в тело Кью, руки его трясутся. Бонд замедляется, его толчки становятся все медленнее, пока член окончательно не опадает и он не вытаскивает его, заставляя Кью ощутить некую пустоту. И когда у Кью появляется возможность коснуться себя, Бонд входит в него тремя пальцами. Давление не такое, как от члена, но это срабатывает безупречно. Кью кончает, и Бонд целует его, заглушая собою стон. *** Они едят в постели тосты, и свободную от тоста руку Бонд держит на бедре Кью. За окном все еще идет дождь, но время от времени солнце все же пытается выглянуть из-за туч. — Кстати, — говорит Кью. — Как сработала винтовка с датчиком тепла? — Блестяще, — улыбается Бонд. — Как ты и говорил. — И ты, конечно же, не привез ее обратно. — Без шансов. Кью наклоняется и стряхивает с его губ крошки поджаренного хлеба. — Ты чертовски безответственный. Бонд протестующе фыркает. Он опирается лопатками о стену и тянет Кью на себя, чтобы они вместе с удобством разместились. Он опускает подбородок на макушку Кью, и Кью в этот глупый сентиментальный момент чувствует, что ему совсем не хочется никуда двигаться. Никогда. Замереть в этом мгновении. Но он вынужден двигаться, хотя бы потому, что жизнь продолжается, с умопомрачительными оргазмами или без них. Кью достает из шкафа свежую пару брюк и кладет их на кровать. Бонд все еще абсолютно голый, с раздвинутыми ногами, между которыми стоит пустая тарелка. Кью хочется заползти обратно в кровать и целовать его до потери сознания. Но вместо этого он идет в душ, а когда возвращается, Бонд стоит у плиты и варит яйца. — Мне стоит начать брать с тебя деньги за аренду, — говорит Кью. — Я уверен, что и так отплатил тебе сполна. — Ты очень дорогая проститутка, 007. — Кью смотрит из-за его плеча на кипящие яйца — они приготовлены его любимым способом. — Надеюсь, что тут найдется парочка и для меня. Бонд достает яйца шумовкой. Кью одевается, и они садятся за стол завтракать. Стравинский немедленно устраивается у Бонда на коленях. Кью никогда не понять, отчего его кот настолько сильно любит этого мужчину. Поразмыслив, Бонд решает отправиться с отчетом к М сегодня, но, по умолчанию, они решают ехать в МИ-6 порознь. Перед выходом из квартиры Бонд обнимает Кью за шею и одаряет почти целомудренным поцелуем по сравнению с теми, что были совсем недавно. — Думаю, меня снова отправят на миссию еще до конца этого месяца. Кью смотрит на него. Он понимает, к чему тот клонит, и это кажется ему смешным. — Ну, когда вернешься, этот адрес тебе известен. Бонд кивает головой. — Да. Конечно. Кью открывает дверь. — После тебя, Джеймс. Они приезжают в МИ-6 с разницей в несколько минут.