Драбблики

      Всё равно убегу.       И думать нечего.       Как только месяц тучкой затянет, домашние уснут – и убегу. Пёс хороший, пёс не выдаст.       Иглу в руках удержать не могу. Квашню дважды за неделю опрокинула! Мать говорит – не выдумывай. Говорит – хватит в девках ходить, станешь хозяйкой – станет и хозяйство в руках спориться.       Но только вот с луком из ребят лучше меня никто не управляется. Вот возьму, обрежу косу да пристану к хирду подальше. Хотя, боязно, ох как боязно!       Гуннхильд, он ведь в общем-то неплохой, хоть и без отца рос. Ребята смеются, говорят, весь в мать пошел, стан тонкий да голос звонкий. Может, он и по хозяйству умеет? Не станет в походы ходить, мне по нему скучать дома не придётся?       И может, правда всё сложится да слюбится? Разве станет мне мать врать и зла желать? Может, остаться? ***       Музыка гремела так, что было больно ушам.       Играли весёлые песни – и ноги сами шли в пляс, играли жалобные – и девки, как ни крепились, нет-нет, да смахивали слезинку на потеху мужикам.       Лился рекой эль, под стать ему не затихали поздравления молодым.       А когда от толпы кругом стало совсем уж невыносимо, нас наконец-то проводили в дом.       Шкуры на нашем ложе были удивительно мягкими. Может, их нарочно вычесали, словно живого зверя? От выпитого эля голова немного кружилась – я поспешила опуститься на меха. Тёплые. Будто медведь обнял. Или это Гуннхильд?       Когда празднества завершились, муж предложил мне вместе пострелять из лука.       И я согласилась.