Недоразумение

— Так зачем ты мне помог? — сверкнув голубыми глазами с хитрым прищуром, спросил Эйдана новый знакомый, когда они загрузились в такси, и водитель тронулся по указанному адресу, что-то тихонько мурлыча себе под нос. — Думал, что Кирк Дуглас щедро отплатит за спасение своей звездной задницы, — угрюмо ответил Эйдан, поджав губы, и тут же шало улыбнулся, сводя на нет всю серьезность. — Стать протеже такого монстра кинематографа — это же мечта любого актера-неудачника! — Ты актер? — удивленно приподнял брови его собеседник. Эйдан невесело фыркнул и, не ответив, отвернулся к окну. За стеклом длинной вереницей один за другим тянулись автомобили в привычной для Нью-Йорка пробке, проплывали яркие вывески и витрины магазинов. Люди спешили по присыпанному снегом тротуару, останавливались, ловили транспорт, общались, идя об руку, чтобы ненароком не поскользнуться. Вот из-за угла показалось светящееся иллюминацией здание кинотеатра, а на нем — афиши: страстно обнимающий томную блондинку блестящий джентльмен, до дрожи напоминающий человека, который в данный момент сидел рядом с ним в полутемном салоне такси. Эйдан невольно поморщился — таким идиотом, как еще каких-то полчаса назад, он себя не чувствовал никогда. Ни о каких внезапных ночных поездках Эйдан и не думал, когда этим утром как ужаленный подскочил с кровати от понимания, что его допотопный подаренный любимой бабушкой еще в школе будильник не сработал вовремя, и он безнадежно опаздывает. Успокоить взбудораженный разум не помог даже незапланированный холодный душ — когда первые ледяные капли попали на еще теплые ото сна плечи, каждая его клеточка взревела в агонии, и это только усугубило ситуацию. В таком сумбуре он и провел весь день: сперва чуть не угодил под автомобиль, потом едва не задохнулся в переполненном вагоне метро, но добрался-таки до студии, где проводились пробы. Для новой серии «Направляющего света» требовались эпизодические персонажи. В коридоре, заняв все возможные горизонтальные поверхности, сформировали целую очередь такие же как он молодые и перспективные, но явно более расторопные — с исправными будильниками — поэтому, получив свои полторы реплики, он принялся ждать. Волнение всегда было его проблемой, и Эйдан даже не удивился, не увидев в глазах кастинг-менеджера проблеска одобрения. В который раз. Эх, куда вам в кинематограф, мистер Тёрнер? Поумерьте свои амбиции, стисните зубы и проработайте до конца дней своих официантом в дешевом ресторане — это у вас получается гораздо лучше лицедейства. Или так: возвращайтесь в свой Клондолкин, где на весь город один кинотеатр и тот работает только по выходным, и устройтесь туда кассиром. А что, исполнить мечту всей своей жизни вам не светит, но хоть кончиками пальцев прикоснетесь к ней. Так думал расстроенный Эйдан, идя по одной из стремительно темнеющих улиц на окраине Бруклина, пока не заприметил сияющую изумрудными огнями вывеску «Айриш паб». Рыжий бородатый лепрекон, сжимающий в короткопалой ручонке четырехлистный клевер, зазывающе скалился и обещал стать символом его сегодняшней неудачи. Эйдан постоял-подумал: а почему бы и нет, в конце концов, сегодня пятница — и зашел. Обычно пятничными вечерами в барах собиралась самая разномастная публика. Шумные студенты, которые за рабочую неделю отоспались на лекциях и теперь были готовы посвятить грядущие выходные веселым гулянкам и вечеринкам; уставшие до кругов под глазами клерки, пришедшие пропустить бокал-другой пива в обществе коллег и пожаловаться на босса-деспота. По углам расселись нежно воркующие парочки, а на них поглядывали другие, вооруженные блокнотом и карандашом — богема. Их легко было опознать по истрёпанным кофрам с музыкальными инструментами и блуждающему взгляду, вечно выискивающему источник вдохновения. Кого вечерний Бруклин только не видел в этой сумятице и шуме огромного людского муравейника. Поэтому грустный Эйдан со стаканом алкоголя в руке смотрелся в этой толпе как нельзя уместно, дополняя общую гамму эмоций. В баре было темно. Его освещали лишь несколько люстр в плотных тканевых плафонах с бахромой, пара приглушенных настольных светильников с потертыми ножками и под стать им торшер, стоящий в углу рядом с таким же видавшим виды креслом. Темнее заведение делала и деревянная отделка. Барная стойка, пол, стены до половины — все было обшито дубовыми панелями, поэтому в помещении царил уютный полумрак, в который посетители могли укрыться как в одеяло. Обстановка навевала Эйдану мысли о доме, неумолимо приближая первый за долгое время звонок матери и постыдное возвращение в ирландскую глушь с последующим признанием полной матушкиной правоты в том, что не следовало ему, только окончившему школу, рваться за тридевять земель за призрачным шансом стать знаменитым. Теперь она до конца его никчемной жизни будет пенять сыну за непослушание, за самоуверенность, за то, что он не посещает церковь… Да Эйдан был уверен — Бог давным-давно махнул на него рукой, хорошо хоть молнией не испепелил, или что там они, боги, обычно делают с грешниками, плюющими на заповеди вроде «Не ложись с мужчиною». За такими мыслями и не первым по счету бокалом пива Эйдан не обращал внимания ни на мурлычащего что-то тихонько о любви и потере из динамика электрофона Синатру, ни на других посетителей. Между тем в дальнем конце небольшого зала расположилась, сдвинув несколько столиков вместе, порядочно подвыпившая компания мужчин — перед ними громоздилась целая армия из пустых бокалов и пивных бутылок. С одним из них Эйдан и столкнулся плечом, направляясь в уборную, когда выпитое пиво дало о себе знать. — Простите, — буркнул он, и случайно ухватил кусочек разговора: — А вот если бы Шаус передал пас Засловски.! — Да нет! — Да да! Однако тут же забыл об этом. Разговоры о баскетболе никогда его не интересовали. На протяжении всей не складывающейся — пока что, как он надеялся — карьеры Эйдан задавался вопросом, можно ли покорить этот кинематографический Эверест в одиночку. Достигнуть наивысшей точки на одной лишь силе воли и таланте, не пользуясь покровительством всемогущих спонсоров. Сердце подсказывало, что можно, говорило, что вершина — вон она, проглядывает свозь разрывы в облаках. Поэтому стисни зубы, покрепче сожми кулаки и вперед! Ведь блистают, озаряя весь мир своим сиянием, Пек, Гейбл, Монро, Гарднер. К звёздам не попасть, просто приставив лестницу к ближайшей стене. И пусть реальный Эверест до сих оставался непокоренным, с намеченной им самим высоты Эйдан глаз не сводил, продолжая карабкаться практически на пределе своих возможностей, и не обращая внимания на то, что под пальцами лед, а ботинки скользят и едут вниз. К сожалению, он, как и никто тогда, еще не знал, что через несколько месяцев эта казавшаяся недосягаемой вершина будет взята одним очень упрямым новозеландцем. Знай он об этом, в нем было бы гораздо больше уверенности. Холодная вода освежала и неплохо избавляла от лишних мыслей, поэтому Эйдан с удовольствием плеснул несколько пригоршней себе в лицо и как раз отфыркивался, вытираясь бумажным полотенцем, когда дверь открылась, выпуская другого посетителя. В помещение тут же донесся звук бьющегося стекла и отчаянная ругань. Поведя головой в ту сторону, он еще успел расслышать чей-то удивленный возглас, но дверь тут же хлопнула, отрезая все шумы. Кажется, кто-то перебрал. Настороженно шагнув в основной зал, Эйдан подтвердил свою догадку — за несколько минут его отсутствия атмосфера в баре сменилась, от приятной томности с привкусом хмеля не осталось и следа. У барной стойки, возбужденно галдя, сгрудилась почти вся компания баскетбольных любителей. Их предводитель, тот самый с которым Эйдан столкнулся на входе в уборную, стоял в середине, а над его плечом виднелась чья-то светлая макушка. По всему было ясно, что назревает нешуточная потасовка. Этот верзила горой возвышался над своей жертвой и что-то громко той втолковывал. Обвиняемый почти висел в огромных кулачищах, сграбаставших его за воротник пальто, но явно пытался разрешить ситуацию миром, полузадушено отнекиваясь. Когда громила встряхнул его, заставив громко клацнуть зубами, и больно прижал к барной стойке у Эйдана, наконец, получилось разглядеть лицо бедняги. Настолько хорошо, насколько это можно было сделать в приглушенном свете. Брови сами собой удивленно взлетели почти до линии волос и, прежде чем он неожиданно даже для себя двинулся вперед, в голову пришла поистине идиотская мысль о том, что в жизни тот выглядит гораздо ярче, чем на черно-белом экране кинотеатра. — Приятель, — подойдя, он положил руку на плечо недовольному верзиле и надавил, слегка повернув его к себе. В это время пострадавший — не дурак оказался — коротко замахнувшись, со всей силы впечатал кулак в челюсть своего обидчика. А вскоре они уже мчались по запруженным людьми улицам, унося ноги как можно дальше от злополучного бара. И все бы ничего, да только непрошеная улыбка все не желала стираться с лица Эйдана. Было чувство, что случилось что-то, что в корне должно изменить его жизнь. — П-подожди! — с трудом позвал Эйдан, когда они свернули в очередной проулок. Он сложился пополам, уперев ладони в колени, и закашлялся. Его спутник, успевший вырваться вперед, остановился, тяжело опустился на пятки, откинувшись спиной на стену напротив, и тоже пытался отдышаться. — Ч-щерт, — протянул он через некоторое время. — Прости, друг. Из-за меня ты влип в неприятности. Эйдан только рукой махнул, все еще не способный выдавить из себя ни слова. — А по их виду и не скажешь, что газеты читают, — снова раздался негромкий голос. — Евреи и коммунисты им житья не дают, придумают же, — хмыкнул. И тут же передразнил свирепый голос своего обидчика: «Вали обратно под крылышко к своему Джозефу!» — и тихонько рассмеялся. — Чего они вообще к тебе полезли? — хрипло спросил Эйдан. — Да видишь ли, приняли меня не за того. Наконец, Эйдан поднял на своего собеседника глаза, в замешательстве нахмурив брови. А тот сидел, из-под полуприкрытых век глядя в сторону широкой ярко освещенной улицы, с которой они свернули в этот проулок, и тянул тонкие губы в ироничной ухмылке. — В смысле, не за того? А ты разве не.? — он не договорил, боясь, что прозвучит глупо. Хотя куда уж глупее — с вытаращенными-то как у рыбины глазами. Спросил и тут же пожалел — на него обратился удивленный — и, если ему не показалось в темноте, даже слегка разочарованный — взгляд, а через секунду повисшую тишину прервал мягкий смешок. — Прости… — его спутник поднялся и подошел к сидящему на асфальте Эйдану. — Эйдан Тёрнер, — запоздало сообразил он. — …Эйдан Тёрнер, произошло неприятное недоразумение. Меня зовут Дин О`Горман, — представился, пристально глядя в глаза, и протянул руку. — И я, наверняка к твоему огромному сожалению, никакой не Кирк Дуглас. А теперь они ехали к Дину, который в качестве извинения за причиненные неприятности пригласил его выпить. Недавние воспоминания вызывали у Эйдана потребность побиться головой об окно, но он решил, что водитель будет недоволен, да и не хотелось выставить себя перед новым знакомым еще большим идиотом. Поэтому он нашел себе другое занятие — через зеркало заднего вида пытался как можно незаметнее рассмотреть того, кто сидел рядом с ним. Однако сделать это было затруднительно — его постоянно встречал по-доброму смеющийся над ним взгляд голубых глаз. И как он вообще мог так глупо обмануться? То есть, конечно, свет в баре был приглушен, да и на улице было темно, но и он же не совсем слепой. Но Дин действительно был похож на знаменитого Кирка Дугласа: светлые волосы, прямой нос с высокой переносицей, подбородок с мужественной ямочкой, обаятельная улыбка. Ох. Последний пункт явно был лишним. Хотя чем черт не шутит, вдруг сегодняшний день закончится не так отвратительно как начался. — Гринвич-Виллидж, — восхищенно присвистнул Эйдан, когда такси остановилось посреди тихой улицы, залитой желтым светом старых кованых фонарей. Ему такое жилье было не по карману. — Знаешь этот район? — кивнув ему, чтобы не отставал, поинтересовался Дин. Они неспешно шли вдоль ряда невысоких домиков из красного кирпича, построенных впритык один к другому. К каждой двери вело с десяток ступенек с красивыми узорными перилами. — Частенько бываю. В «Монстре», — ответил Эйдан, пристально наблюдая за реакцией собеседника. Тот либо будет не в курсе, либо поймет и пошлет, либо… — Ни разу тебя там не видел, — просто ответил Дин. — Вот мы и пришли. — Наверное, просто не везло, — не способный поверить в такую удачу, Эйдан улыбнулся, глядя, как Дин легко взбегает по ступеням к двери. Только переступив порог, Эйдан едва не рухнул, зацепившись ногой за неудачно оставленный в прихожей сложенный мольберт — Дин успел схватить его за локоть, уберег нос от встречи с полом. Он оставил пальто на вешалке и, огибая то тут, то там прислоненные к стенам коридора картинные полотна разного размера, протопал по коридору и попал в гостиную. Сам хозяин, скрылся где-то в глубине квартиры, оттуда крикнув гостю быть как дома, и уже вовсю гремел стеклом, очевидно, готовя обещанное угощение. Эйдан пожал плечами — ну дома, так дома — и принялся с интересом оглядываться. Гостиная была довольно тесной. По центру стоял большой мягкий диван — Эйдану тут же захотелось завалиться на него, вытянув ноги — на полу лежал светлый ковер с длинным ворсом, в котором наверняка очень приятно было утонуть босыми ступнями, на нем разместился невысокий кофейный столик со стеклянной поверхностью, а напротив — неприметная серая дверь, сейчас закрытая. Все оставшееся свободным пространство занимали картины. Они были везде: на полу, сложенные аккуратными стопками, на стенах, стояли, прислоненные к спинке и поручням дивана — ходить приходилось очень осторожно, тщательно продумывая свой путь, чтобы не испортить какой-нибудь шедевр живописи. — Присаживайся, — раздался сзади голос хозяина, и Эйдан, засмотревшийся на незаконченную еще работу, стоящую на мольберте у окна, испуганно вздрогнул. Дин прошел в гостиную, в одной руке удерживая два пузатеньких стакана, в которых уже цокали кубики льда, а в другой — бутылку виски, сел на диван и принялся разливать алкоголь. Эйдан опустился рядом. — Ты художник? — спросил он и кивнул на мольберт, одновременно принимая в руки напиток. — Угу, — промычал хозяин, отпивая из стакана и откидываясь на спинку дивана. — Приехал в Америку два года назад с выставкой, снял здесь квартиру и так влюбился в этот район, что, когда пришло время вернуться домой, не смог его оставить. Эйдан почувствовал, как где-то внутри волной поднимается восхищение этим человеком. В живописи он не разбирался, да и не любил, если признаться честно, но прекрасно понимал, что нужно быть по-настоящему талантливым, чтобы одни люди стремились выставить твою работу на всеобщее обозрение, а другие — пришли на нее посмотреть. Ему такого успеха в жизни не видать, как своих ушей — эта горькая мысль царапнула сознание, и Эйдан, тяжело вздохнув ей, отхлебнул виски. — Часто ты бываешь в «Монстре»? — поинтересовался Дин, пристально наблюдая за его терзаниями. — Иногда. В последнее время не очень часто, — ответил Эйдан, оторвавшись от стакана. Стоило прояснить сложившуюся ситуацию до кристальной прозрачности, чтобы не попасть впросак второй раз за вечер. Эйдан ясно понимал, к чему тот клонит своим вопросом да и, признаться честно, был не против провести вечер — и ночь — в такой приятной компании. Он не обманывал себя — этот Дин, не смотря на то, что их знакомство произошло при совершенно идиотских обстоятельствах, невероятно влек его. Поэтому снова выставиться дураком Эйдан позволить себе не мог. — Скажи, ты меня сюда позвал… — начал он, глядя куда-то себе в колени, но не договорил — рядом с его руками, нервно сжимавшими стеклянные стенки ни в чем не повинного сосуда, вдруг появились чужие. Дин достал стакан из его ладони и вместе со своим поставил на столик. — Я же сказал, что хочу отблагодарить тебя, — негромко сказал хозяин дома и, подавшись вперед, накрыл губы Эйдана поцелуем. Дин целовал его неспешно, слегка навалившись сверху, поэтому Эйдану пришлось одной рукой обхватить его за плечи, а другой упереться в подушки, чтобы не завалиться под его весом на диван. Горячий язык тем временем лениво изучал его рот, проходясь по нёбу и деснам, сплетался с его собственным. Пальцы одной руки ворошили волосы, приятно поглаживая ямку на затылке, вторая — крепко обнимала его за талию. — Это твоя благодарность? — усмехнулся Эйдан, когда им понадобилось глотнуть воздуха. — Мне казалось, ты звал меня выпить. Дин, скребший носом щетину у него на горле, оторвался от своего занятия, заглянул Эйдану в глаза и ехидно поинтересовался: — Тебя никогда не приглашали на чашку чая с интересным бонусом? Эйдан — напряжение, какое бывает при общении с малознакомым человеком, после поцелуя схлынуло с него враз — легонько пнул его коленом, чтобы не ерничал. В отместку Дин впился пальцами ему под ребра. Они завозились на диване в шутливой потасовке, хихикая как идиоты. Каким-то неведомым образом невысокий, не выглядящий особенно сильным Дин умудрился завалить его на сидение дивана, и, когда приступ веселья утих, с комфортом устроился сверху. После недолгой паузы он отнял щеку от груди Эйдана и внимательно посмотрел на него. Тот даже растерялся. Этот взгляд не был похож ни на один из тех, которыми Дин успел его одарить за сегодняшний вечер: полный благодарности и облегчения, когда подмога — в лице Эйдана — пришла неожиданно и как нельзя кстати, шальной, насмешливый, когда стало ясно, что спаситель обознался, и оценивающий, там, в темном салоне автомобиля по дороге к дому. Но в этот момент Дин смотрел на него незнакомо, чисто и ясно, словно заглядывал в душу. — Пойдем, — произнес он тихо, почти шепотом, поднялся на ноги и, подав руку Эйдану, потянул его сторону двери. Гость совершенно не удивился, когда понял, что они оказались в спальне. Дин не стал включать освещение, позволив свету из гостиной литься через дверной проем. Вместо этого он, чуть приподнявшись на пальцах, снова поцеловал Эйдана. Вокруг словно разлилась и сразу заполонила комнату доверху вода, разом лишив возможности двигаться, видеть, слышать. Вязкую гулкую тишину, затянувшую в себя все чувства, прерывал тихий звук, похожий на шепот граммофонной иглы — кровь ударила по ушам — и глухие удары аритмично заходящегося сердца, которые эхом отдавались в ладонь, лежащую на чужой груди. А когда губы почувствовали свободу, они тут же плотно сжались, чтобы не пропустить ненароком не воздух, а эту густую пахнущую мускусом воду. — Дыши, — не уверенный, что это действительно прозвучало, Эйдан только запрокинул голову повыше, будто пытаясь избежать ненужных указаний. Ему казалось, что легкая качка, которую он ощущал в этом беззвучном, безвоздушном пространстве, водит его из стороны в сторону, то ближе, то дальше от тела напротив. Но прохладные пальцы прошлись по напряженно поджавшемуся животу, слегка царапая его кончиками ногтей, и немного отрезвляя. Изголодавшиеся легкие судорожно глотнули воздуха как раз в тот момент, когда матрац прогнулся под двойным весом. По разгоряченным плечам тут же пробежала дрожь, а груди коснулось теплое дыхание, заставляя самого Эйдана глотать воздух через раз. Под его пальцами были мягкие взъерошенные золотистые вихры, которые он растревожил, перебирая. Его собственные волосы давно оставили в покое — руки Дина оглаживали спину и бока, проходились вдоль бедер, надавливая неожиданно крепко, опускались все ниже. Мягкая ладонь сомкнулась на члене, изгоняя остатки разума из уже порядочно опустевшей головы. Тело самозабвенно откликалось на аккуратные ласки, выгибаясь навстречу рукам, с болью в напряженных до судороги мышцах и сладким трепетом внутри. Удовольствие на грани страдания, хождение по краю — это только усиливало ощущения. В ушах шумела закипающая кровь, разгоняя сердце, учащая хриплые вздохи. Наслаждение в животе то мучительно сжималось, то раздувалось, ударяя под диафрагму, выбивая из груди громкое дыхание пополам со стонами, а потом взорвалось оглушительным фейерверком. Сдавленно вскрикнув, он зажмурился, спасая глаза от ярких вспышек, застлавших взор, и, содрогнувшись, уронил враз потяжелевшие руки на влажную от пота простынь. В сладкой истоме они, обессиленные, лежали в тишине, которую прерывало лишь тяжелое дыхание. Эйдан смотрел на полоски света на потолке, которые рисовали полуопущенные жалюзи, Дин утопал носом в подушке над его плечом. — Знаешь, — когда сердце прекратило свою бешеную скачку, а пауза слегка затянулась, начал Эйдан, — я думаю, что сегодняшнее недоразумение — очень даже приятное. Услышав это, Дин приподнялся и заглянул в глаза, будто пытаясь что-то прочесть, потом хмыкнул, скатился с него, скользнув по липкому от спермы животу, и, нисколько не смущаясь своей наготы, прошел в гостиную. Вернулся уже с двумя забытыми ими стаканами, протянул один Эйдану и лег обратно на кровать. — Так уж и быть, — сказал он вдруг, вновь ткнувшись колючим подбородком в плечо своему любовнику, одновременно рукой утирая ему испарину на лбу. — Я буду твоим Кирком Дугласом, если ты согласен стать моей Ланой Тёрнер. Есть у меня парочка полезных знакомых. — Как в «Злых и красивых»? Сделаешь меня звездой? — хмыкнул Эйдан, косясь на хитрую физиономию Дина в попытке разгадать шутит тот или нет. — Главное не кончить так же плохо, как они. — О-о-о, поверь, от того, как кончим мы, тебе будет очень хорошо, — многообещающим тоном заверил его Дин и потянулся за поцелуем, спеша начать второй раунд.