Крылья

Сначала Беззубику совсем не понравилась идея Иккинга. Сам он прекрасно понимал бесспорную важность и ценность крыльев. Для любого летающего дракона они были дороже всего на свете; Беззубик полностью разделял это мнение. Своими собственными он безмерно гордился. Крылья Беззубика — огромные по сравнению с туловищем, широкие, крепкие — выручали его в самых плачевных ситуациях. Они выносили хозяина из страшных вихрей, когда небо безостановочно грохотало и взрывалось слепящими глаза вспышками, а вокруг потревоженным зверем метался ветер, да такой неведомой силы, что столетние деревья со скрипом гнулись к земле. Крылья позволяли Беззубику выписывать в воздухе сложнейшие фигуры, неоднократно спасаясь от других драконов; неповоротливость врагов его только забавляла. Крылья не давали Беззубику разбиться, когда он на немыслимой скорости мчался к земле и, круто развернувшись, опять взмывал ввысь, к родному синему куполу, обрамленному белоснежной пеленой пушистых облаков… Всё это Беззубик знал очень хорошо. Но вот что не укладывалось у него в голове: зачем нужны крылья тому, кто от рождения не способен летать? «Да он с ума сошёл!» — при первой демонстрации «крыльев» Иккинга в голове его дракона вертелось множество мыслей, но эта была наиболее внятной и законченной. Первое время Беззубик искренне надеялся на благоразумие Иккинга: быть может, друг заметит ошеломлённое выражение его морды и, заподозрив что-то неладное, передумает? Но его надежды оказались напрасны — Иккинг не обращал внимания ни на что, кроме нового изобретения. Едва потрясение немного отпустило Беззубика, как на смену ему пришёл непоколебимый скептицизм, которого хватило бы сполна ещё на трёх драконов. Его недоверчивость, наверное, передалась ребятам-всадникам, тоже не верившим в успех пробного полёта. И эта непонятно-что-за-штуковина, закреплённая у Иккинга на спине, должна поднять его в воздух? Кажется, после их последнего полёта у кого-то помутилось в голове… Однако Беззубику стало не до шуток, стоило только Иккингу приняться проверять сомнительную конструкцию в деле. Всякий раз его великолепная задумка с треском проваливалась… и с каждым таким разом ушибов на теле вымокшего до нитки Беззубика, который без раздумий бросался спасать незадачливого «летуна», становилось всё больше. «Бестолковый упрямец!» — Его терпение (к слову, и без того далеко не безграничное) было на исходе, зато зудящее под чешуёй раздражение достигло максимальной точки… …Из пасти Ночной Фурии вырвался фонтанчик воды и врезался ничего не подозревавшему Иккингу прямо в лицо; Беззубик загоготал, довольный своей проделкой. Справедливость была восстановлена. В конце концов, поведение друга в какой-то степени оскорбляло Беззубика, хотя он, конечно, не хотел признаваться в этом даже самому себе. В его груди скреблось странное чувство, отдалённо напоминающее горечь, и Беззубик изо всех сил старался загнать его как можно глубже; попытки успехом не увенчались. «Неужели тебе мало моих крыльев?» — А он-то считал, что их ничем нельзя заменить… Иккинг продолжал тестирование с упорством, которому позавидовал бы любой викинг, но его Ночная Фурия видела: за бодрым тоном и не менее бодрым видом тот тщательно прятал усталость и разочарование. Беззубик не любил видеть друга расстроенным, поэтому всё его недовольство рассеялось как-то само собой, уступив место щемящему сочувствию. «Не иди против природы, брат, довольно забивать голову глупостями. Лучше отработаем с тобой новый трюк, это же гораздо интереснее, правда?» В глубине своей драконьей души Беззубик догадывался, что мысль создать искусственные крылья ещё долго будет терзать Иккинга, пока он, наконец, не доработает то, что уже смастерил, или окончательно не убедится в несуразности полётов отдельно от дракона. Учитывая его характер, первый вариант был более вероятен. Беззубику впервые в жизни хотелось ошибиться. Но в итоге он оказался прав — впрочем, как обычно. Ведь среди всех викингов, каких он успел повидать за свою жизнь, не было никого гениальнее его Иккинга. И, несомненно, никого целеустремлённее — его поистине железная настойчивость вызывала у Беззубика какое-то детское, необузданное восхищение, сравнимое лишь с тем, что он испытал ещё давным-давно, когда поймал в море свою первую рыбку и даже не заметил, как проглотил её, одурманенный счастьем. Иногда Беззубик поражался тому, с какой немыслимой быстротой менялся окружающий его мир. Да если бы лет пять назад кто-то из жителей Олуха сказал, что видел человека верхом на драконе, его подняли бы на смех! А если бы какой-нибудь Змеевик или Громмель поведал встречным драконам о викинге с крыльями, они посчитали бы, что у сородича вместо мозгов драконий помёт. Сейчас же и то, и другое явление было вполне реальным… Но в последнее по-прежнему верилось с трудом. Беззубик понимал друга как никто — он-то умел летать с детства, хотя это вовсе не значило, что с годами полёты вошли для него в привычку и больше не заставляли его сердце биться чаще от радостного волнения. Они составляли сущность Беззубика, его потребность в них была сродни потребности в воздухе. Он жил полётами: резвился под прикрытием облаков и туманов, летал наперегонки с неукротимым ветром, устремляясь навстречу молочной предрассветной дымке, прощаясь с умирающим на закате дня солнцем или приветствуя среброликую хозяйку ночи луну и её верных спутников звёзд, просыпающихся с приходом темноты… В эти моменты всё, что Беззубик успевал разглядеть где-то далеко внизу, представлялось ему маленьким — с головокружительной высоты, которую он набирал, это действительно выглядело таковым — и потому незначительным. Свобода, безграничная, как само небо, — вот единственное, что имело смысл. Разве Иккинг мог почувствовать всю прелесть полёта так, как её чувствовал его дракон? Теперь Беззубик знал точно: да, мог. И причина заключалось не в лётном костюме. Иккинг по-прежнему пытался летать один. Не сказать, что ему это блестяще удавалось, но он делал определённые успехи в совершенствовании своего детища. Наблюдая за ним — во время усиленной работы в кузне или испытаний костюма, — Беззубик всё так же фырчал, закатывал глаза, обижался — в общем, всячески выражал недовольство. Однако у него не получалось сердиться, особенно когда он видел, каким счастьем загорались глаза его друга. Беззубик всё чаще приходил к выводу, что Иккинг на самом деле тоже дракон. Не внешне, конечно, но внутри, под вполне человеческим обличьем, брат, должно быть, скрывал драконью душу, неосознанно стремившуюся жить, как и он, Беззубик, под защитой бескрайнего синего неба. Иккинг радовался самостоятельным полётам совершенно искренне, как маленький ребёнок. Он что-то кричал от переполнявших его чувств, хохотал, но ни на миг не забывал о Ночной Фурии, всегда державшейся позади, — на достаточном расстоянии для того, чтобы не мешать, и довольно близко для того, чтобы вовремя оказаться рядом. Под конец каждой из этих проказ Иккинг, понятное дело, нуждался в немедленном спасении, и верный Беззубик, невзирая на опасность, самоотверженно бросался выручать друга. «Что бы ты делал без меня, братец!» — довольно усмехался его дракон, пока Иккинг, далеко не одним только чудом избежавший царапин, травм или чего-то ещё хуже, деловито осматривал костюм в поисках повреждений. Всякий раз, когда он так думал, искусно изготовленный хвостовой протез напоминал Беззубику об обратной стороне его хвастливой мысли. «Сбитый дракон — мёртвый дракон». Однажды он действительно испугался, что больше никогда не сможет ощутить вкус полёта, почувствовать невесомость и лёгкость во всём теле, услышать призывный свист ветра, бьющего в глаза ледяными струями… И не будет бесконечных битв со стихией, охоты, погонь, путешествий… «А что бы без тебя делал я?» Разработка Иккинга вернула Беззубика к полноценной жизни, предотвратила его, легендарного и опаснейшего дракона, непобедимой Ночной Фурии, гибель, которая была лишь вопросом времени. Так почему бы в знак благодарности не дать Иккингу изобрести что-нибудь для себя? Беззубик обожал летать, но намного сильнее он любил покорять небо на пару с Иккингом, ведь ни один одиночный полёт никогда прежде не доставлял ему таких впечатлений. Ему было гораздо приятнее делить восторг на двоих и убеждаться, что он дарит другу столько же эмоций, сколько взамен получает сам. Отныне Беззубик не смел усомниться: «крылья» Иккинга не стоит воспринимать всерьёз, это просто средство для крайней необходимости… ну, или кратковременного развлечения. Вот и пусть Иккинг периодически веселится, раз уж ему так нравится пробовать себя в роли дракона. А тем временем настоящий дракон будет с иронией, ворчанием или еле заметной снисходительной улыбкой не давать Иккингу врезаться в очередное возникшее на пути препятствие. Правда, в таком случае ему придётся снова и снова набивать шишки… Но Беззубик сделал бы что угодно, лишь бы его друг был счастлив и, по возможности, цел и невредим. Беззубику было почти не о чем тревожиться. Потому что он верил: его крыльев всегда хватит на них обоих.