Комос

В команде Кирисаки Дайичи все ребята были умными, некоторые даже гениальными, но при появлении в их поле зрения любых сексуальных текстов и подтекстов, уровень интеллекта коллективного разума падал до отметки «голодный Кагами Тайга». В конце концов, они были подростками — со всеми вытекающими последствиями. А Ханамия был хорошим капитаном, именно поэтому в среду после занятий он потащил основной состав в музей. Один из залов предлагал вниманию экспозицию под загадочным названием «Эстетика древнегреческого пира», туда они и отправились после недолгого спора, в котором, впрочем, никто не позволил себе поинтересоваться, какого киридая они там забыли. Капитан сказал — и команда устремилась. Тем более, всё это имело цель вполне конкретную: поправить оценки класса Ямазаки и Мацумото с хороших до превосходных. На стене висела карта, усеянная разноцветными кружками и стрелками, отчётливо напоминающая стратегию игры — или боя, что в случае с их командой значило ровно одно и то же. — Пространство кратера, — прочёл вслух Сето, чуть склонившись к висящей слишком низко табличке. — Мы что, перепутали залы и этот про Луну? — Идиот, — беззлобно бросил Ханамия. — Кратер — это сосуд для смешивания вина с водой. Древние греки считали, что неразведённое вино пьют только бескультурные животные. — О, я понял, почему мы не оплатили экскурсовода, — улыбнулся Хара. — Большинство экскурсоводов не отличат кратер от кальпиды, — фыркнул Ханамия. — А это что? — встрял Ямазаки. — Погребальная урна. — Интересно, как покойника запихивали в такой маленький горшок. — Хочешь, покажу? — лучезарно улыбнулся Ханамия, и поток дурацких вопросов от Ямазаки иссяк. По крайней мере, до первого сосуда с — условно — уединившейся парочкой. — Какая красотка! — присвистнул он. — Вон та, с луком и в коленно-локтевой. Наверное, это богиня войны, точно вам говорю. — Это мальчик, — отозвался Ханамия, всё ещё улыбаясь. Ямазаки неудержимо покраснел и попытался свинтить с темы: — А на древнегреческих симпосиях не ели, только пили... — Ну, да, тебе бы там было скучно. — ... зато лёжа, так что Сето понравилось бы. — А ещё там позволялось присутствовать только мужчинам, так что скучно Ямазаки всё-таки не было бы, — парировал Сето, у которого с историей как раз всё было превосходно. Хара хлопнул жвачкой, привычно огребая подзатыльник от Ханамии — «Ты в музее, животное» — и зачитал табличку под повёрнутой на бок чашей, со дна которой на них смотрела чья-то малосимпатичная физиономия с пустыми глазами: — Чаши использовались симпосиархом, распорядителем симпосия, как средство коммуникации. Так, отправив гостю чашу с изображением сцены гомосексуального соития, он мог оскорбить его, а рисунком сатира внутри намекнуть на то, что гостю следует воздержаться от дальнейших возлияний, потому что он сам начинает вести себя, как сатир. Раздался ещё один хлопок и Мацумото ляпнул невпопад: — На Фурухаши похож. — Значит, Фурухаши не узнал бы сатира, и идея не взлетела бы. — Он мог бы подумать, что это зеркало, залюбоваться и забыть про вино. Фурухаши устало посмотрел на капитана. Ханамия пожал плечами, но сказать ничего не успел — Ямазаки уже переключился на следующую чашу с мелкой росписью: — А у этого жопа, как у Сето. — Откуда ты знаешь, какая жопа у Сето? — Ну, мы в одной раздевалке переодеваемся вообще-то. — Ну, и что, ты что, всё время разглядываешь наши жопы? — Нет, только Сето... — ... — ... — Ямазаки, ты заебал, кончай придуриваться, — беззлобно бросил сам Сето и вслух зачитал начало целого трактата рядом со скифосом с изображением бородача, мальчика и животного в клетке. — В качестве знака внимания мужчина мог подарить юноше собаку, кролика или кого-то более экзотического, например, гепарда. — И кто подарил пса Куроко? — опять возник Мацумото. — Или он у них один на всю команду? — Не осталось больше настоящих мужчин, — с притворной грустью произнёс Хара. — Или Сейрин — дешёвки, — добавил Фурухаши. — По-моему, одного щенка на всех — это обидно, — протянул Ямазаки. Хара осклабился: — А ты бы очень хотел, чтобы тебе подарили собаку, да, Ямазаки? — Но я люблю собак! Музейный зал неуклонно превращался в сцену для мандзая. Ханамия закрыл глаза ладонью, и Хара радостно хлопнул его по плечу, смеясь: — Ты сам притащил этих придурков на выставку, капитан, терпи теперь. — А ты-то чего такой счастливый? — А я с тобой хоть в музей, хоть в кино, хоть в дартс дротики кидать, будь они неладны. Кстати, как насчёт кино? Ханамия открыл рот. Ханамия закрыл рот. Сето гаркнул уже с другого конца зала: — О, а вот фиалы, которые без ручек, классные! Ханамия бросил быстрый взгляд на Хару и пошёл за остальными, язвительно отвечая: — Вот и в баскетболе так: смотрите, я играю без ручек. — ... потому что капитан мне их переломал, — невозмутимо парировал Сето, игнорируя трущегося рядом Ямазаки. — Ладно, это безнадёжно, — вздохнул Ханамия. — Будем считать, что восемьдесят восемь баллов — это достаточно для вашего класса. Пока Ханамия и Фурухаши осаждали охранника, выпытывая, в какой стороне находится ближайшее кафе, Сето, мрачно глядя на них, спросил Ямазаки: — У твоих домашних есть аллергия на собак? Тот смешно вздёрнул брови, отвечая: — Нет, а что? — Ну, не гепарда же тебе дарить. — Эй, вы чего там застряли? — крикнул придерживающий дверь открытой Хара. — Обсуждаем межбёдерное проникновение у древних греков! — рявкнул в ответ Сето. Хара совсем уж неприлично заржал. Сето быстро зашагал к выходу, и сорвавшийся за ним Ямазаки на ходу выдохнул: — А это как? — Увидишь. Всё сам увидишь.