***
— Га-а-а-р-р-рет, — тянет Изабела и пьяно хихикает. — «Ворон», значит? Ну да, ну да, у него даже в имени есть что-то такое, воронье… Гаррет. У меня был один знакомый Ворон, кстати! — она поднимает палец вверх. — Настоящий, антиванский. Но это долгая история. И не смешная. А ты меня прям развеселил, Карвер! Давай, расскажи ещё что-нибудь! — А мне что-нибудь будет за это «что-нибудь»? — хитро ухмыляется Карвер, придвинувшись к Изабеле и многозначительно заглянув в её бесстыдное декольте. — «Что-нибудь за что-нибудь», ха-ха-ха! — вновь смеётся та. — Да ты сегодня в ударе, младшенький! Ну ладно-ладно, не надо обидок, будет. Будет. — Тогда расскажу, — Карвер отхлёбывает эля и вытирает губы тыльной стороной ладони. — Расскажу тебе про «что-нибудь». — Се-екс. Милый мой, секс! Горячее, пожалуйста! — Да, про секс. Ну, почти. Можешь и секс нафантазировать там, если захочешь…. — А ты сам не фантазировал? — Ты сначала послушай! — Карвер наклоняется ближе и обнимает Изабелу за талию. — Это может возбудить не хуже, чем секс… — та пытается что-то возразить, но он продолжает: — Позор. Позор и разврат. Грех.***
Карвер почти ликует: Гаррет с Бетани опоздали к ужину, а это значит, что сегодня, в кои-то веки, будут ругать не его! Он с затаённым удовольствием наблюдает как отец отчитывает брата и сестру, но с определённым недовольством отмечает при этом, что те продолжают оставаться подозрительно радостными. Венок из полевых цветов на голове Бетани особенно раздражает: он слишком весёлый. Хотя, постойте-ка… Дорога в соседнюю деревню не ведёт через поля. Зачем они, возвращаясь, свернули туда? Чтобы цветов нарвать? Не понятно. Карвер хмурится, сосредоточенно откусывая от ломтя хлеба, заедая супом, и косится на переплетённые ромашки с васильками, которые сестра повесила на спинку своего стула. Ужин идёт своим чередом: планы на завтрашний день, рассказ матери о каких-то деревенских сплетнях — всё это страшно скучно. Ничего интересного больше не происходит. Ровно до того момента, как Гаррет, после трапезы, не заявляет внезапно, что они с Бетани решили пожениться. У Карвера от удивления против воли открывается рот. «Мы любим друг друга, это серьёзно, и после всего, что было, мы должны…» Оплеуха отца заставляет Гаррета замолчать. Мать хватается за сердце, а Бет вскакивает, опрокидывая стул. Венок остается лежать на полу, придавленный его весом. Ночью, когда утихнут вопли, а Гаррета, которому отец «преподал хороший урок», запрут в погребе, Карвер прокрадётся в столовую, чтобы забрать увядшие цветы и положить их Бетани на кровать. Карвер не подозревает, что наутро, обнаружив их, она так расстроится и разозлится, что захочет придушить его, а в результате — чуть не спалит весь дом. Так её магический дар, наконец, проявит себя.***
— А ты когда-нибудь представлял её вместо меня? — мурлычет Изабела, сидя верхом на Гаррете. Возбужденный член упирается ей между ягодиц, но она не спешит оседлать его. — Что? — переспрашивает он, не особо утруждаясь, чтобы вникнуть в смысл вопроса. В нынешнем состоянии и думается-то с трудом. — Ну, её, Гаррет. Её. Вместо меня, — Изабела заводит руку за спину и обхватывает член пальцами, медленно проводя по нему вверх-вниз. Головка упирается в ладонь, и круговые, плавные движения кисти заставляют Гаррета дышать с ними в такт. — Кого… Её… Изабела немного привстаёт, направляя член внутрь себя, и затем медленно опускается на него. Гаррет закрывает глаза и кладёт руки ей на бедра, но она спихивает их, недовольно фыркнув; ах да, они же договорились, что сейчас «её черёд». Ладно. — «Кого-кого», у тебя, можно подумать, так много вариантов, — Изабела наклоняется к его губам и, прежде чем поцеловать, выдыхает: — Бетани. Гаррет резко открывает глаза и пытается сесть, но Изабела упирается ему в грудь рукой и качает головой, а затем сжимает мышцы влагалища. Дразнит. Насаживается глубже. Он снова откидывается на подушку и вдыхает сквозь сжатые зубы. — Если бы ты сейчас… Всадила мне в грудь свой кинжал… Это было бы милосерднее… — говорит он, чередуя фразы с паузами. — Но менее сладостно, м-м? — её голос полон лукавства. Она ускоряет темп, а Гаррет издаёт звук, похожий на сдавленный смешок. — Значит так, да? Каждый раз? Каждый демонский раз. Чтоб её… Гаррет предпочитает промолчать. У него слишком хорошее воображение, но когда дело доходит до этого, сестра приходит в его мысли сама. Представлять ничего особо и не нужно: это её руки гладят его по груди. Это она зажимает его соски между пальцев и целует в шею, двигая бёдрами всё быстрее. — Потому что ты так ни разу и не решился трахнуть её, мой правильный, пра-а-а-вильный Гар-р-р-р-ет? — нежно рычит Изабела, кусая его ухо. Нет, он не решился. Зато сейчас он внезапно решает поменяться ролями: через несколько секунд возни и недовольного мычания Изабела оказывается снизу, прижатая к кровати его телом. Движения Гаррета лишены грубости. Он никогда не имел её жёстко, не терял контроля над собой, несмотря на то, что несколько раз она даже сама просила его об этом. И теперь она понимает, почему так: он никогда бы не позволил себе быть таким с Бетани, а сейчас Изабела для него — она, и…. — А ещё ты представляешь её, когда кончаешь. Потому что в меня ты можешь кончить, в неё не мог бы, да? — она обхватывает его ногами. Все эти фантазии заводят её не меньше чем самого Гаррета. И снова — в точку. Это ведь совершенно недопустимо: излиться в неё, заполнить её собой, быть внутри до конца… Он кончает, войдя так глубоко, как может, не причинив боли, и за вспышкой собственного наслаждения чувствуя, как мышцы вокруг его члена ритмично сжимаются. Гаррет знает, что никогда не позволил бы себе сделать этого с Бетани. Это может привести к последствиям, а он всегда думает о последствиях. Но, Создатель, как же он хочет… — Я знаю, что ты обязательно сделаешь это с ней, — греховно шепчет Изабела, целуя его в губы.