Синдром жертвы

Эвелин неспешно ходила туда-сюда, в десятый раз со скуки осматривая восстановленный Скайхолд. Варрик обещал познакомить ее со своей подругой, о тайне личности которой знали уже почти все, включая разгневанную Кассандру. Гном топтался рядом, размышляя вслух о том, как ему досталось от Искательницы, но Инквизитор слушала вполуха, изредка посмеиваясь над очередной шуткой или отвечая на вопрос. Ей не терпелось встретиться с легендарной Защитницей, но та, видимо, не особо спешила. Негромкий топот позади отвлек Эвелин и Варрика от разговоров и созерцаний пейзажа. — Инквизитор, знакомься. Это Хоук, Защитница Киркволла, — на лице гнома засияла улыбка, а у Тревельян перехватило дыхание. — Вот только я этот титул больше не использую, — массивные серьги качнулись в такт легкому движению головы, а взгляд, острый, словно клинок, резанул по фигуре Эвелин, заставив ту слегка съежиться. Жесткие, лишенные пигментации волосы опускались чуть ниже четких скул, тонкие чуть розоватые губы расслаблены, но плотно сомкнуты, с голубизной глаз едва ли может посоревноваться даже небо в теплый солнечный день. Красная полоса через переносицу ярко выделяется на фоне темноватой кожи, а властный, тяжелый взгляд все еще направлен на леди Инквизитор. Эвелин представляла ее совершенно иначе. И рядом с ней ощутила себя бесконечно слабой. Хоук тем временем оперлась о перила, поворачиваясь спиной к ней и Варрику. — Что ты хочешь знать? — низкий тембр и встреча взглядами вырвали Эвелин из завороженного наблюдения. — Варрик сказал, что вы уже сражались с Корифеем, — не выдержав острого взгляда, Инквизитор сложила руки на груди, принимая защитную позу. — И убила. Его держали взаперти Серые Стражи, но он как-то сумел найти способ воздействия на них. Вероятно через скверну в крови, — Хоук перевела взгляд на виды Скайхолда, давая собеседнице расслабиться, — если они исчезли, возможно, снова попали под его контроль. У меня есть друг в их рядах, проводил одно расследование для меня. Найдем его, он поможет прояснить ситуацию. — Красные храмовники, венатори, теперь еще и Стражи… Блеск, — проворчала Тревельян, закатив глаза, — спасибо. Нам сейчас пригодится любая помощь. Хоук пожала плечами, словно бы равнодушно, и ее внимание было утеряно. А Эвелин снова вцепилась в нее взглядом. Прямую переносицу, украшенную кровавой полосой, очертила еще раз контур острых скул, которым уступали даже скулы Кассандры, тонкую шею с бьющейся жилкой. Инквизитор обвела внутренний контур губ языком. От женщины впереди веяло огромной силой и гигантской волей. Она буквально источала могущество, которым хотелось насыщаться до бесконечности. По спине волной прошла дрожь, когда Хоук прикрыла глаза и наклонила вбок голову – шея полностью открылась виду, массивная позолоченная серьга легла на тонкую кожу. Мягкий меховой ворот слегка подрагивал в легких порывах ветра, на лезвии посоха бликами играли солнечные лучи. Один наплечник обнажал часть руки, демонстрируя на удивление отчетливые мускулы, слишком большие для мага. При движении рукой они напрягались и перекатывались под кожей, невольно рисуя в воображении картины боя и картины менее пристойные. Взгляд зацепился за замысловатый рисунок на предплечье. — Могу я?.. — Мариан слегка повернула голову, краем глаза снова глядя на Инквизитора, выражая этим согласие. — Для чего эти рисунки на вашем лице и руке? — Простецкие защитные руны. — На руке краска слегка смазалась. — О, — Хоук взглянула на испорченный рисунок и полезла в небольшую сумку на бедре, — спасибо. Эвелин ждала появления сосуда с краской, но вместо него блеснуло лезвие клинка. Глаза Инквизитора расширились, когда Мариан вонзила острие в запястье, проводя небольшую линию вниз, которая мгновенно окрасилась в алый. Легкое движение - и розовый язык слизывает кровь с лезвия, а палец опускается внутрь раны, измазываясь свежей кровью. Хоук ведет им по плечу, обводя контур старого рисунка рун и вычерчивая заново стертую часть. Эвелин онемела, одновременно возмущенная столь наглой демонстрацией магии крови и завороженная точностью движений. — Это.. Ты.. Малефикар?! — Тревельян очнулась, когда свежий порез затянулся, оставляя лишь белесый и очень тонкий шрам; приглядевшись, она увидела еще несколько таких же. — Да. Какие-то проблемы? — от того, с какой невозмутимость ответила Хоук, Инквизитор потеряла дар речи. — Варрик! — не найдя слов, она призвала на помощь гнома, который виновато посматривал то на нее, то на старую подругу. — Ну… Хоук, правда, могла бы и помягче ей показать, — Варрик начал осторожно, словно боялся разозлить еще и Защитницу. — А ты мог бы просветить ее раньше, — Мариан оттолкнулась от перил, направляясь к лестнице. — «Пригодится любая помощь», не так ли? Хоук поравнялась с Эвелин, у той перехватило дыхание. В нос ударил отчетливый металлический запах крови и пота, а мимолетная полуулыбка Защитницы от чего-то вызвала легкое беспокойство. Эта женщина определенно умела внушать ужас… И уважение. — Увидимся завтра. Я покажу вашему канцлеру, где можно найти моего друга. *** Солнце уже едва виднелось за горизонтом, а Инквизитор все сидела за бумагами. С каждым днем влияние Инквизиции возрастало, а вместе с ним возрастало желание всех и каждого потребовать что-то от ее главы. Женщина устало выдохнула и потерла глаза, но скрип дверной ручки привлек ее внимание. В комнате появилось знакомое лицо. — Хоук? — Эвелин была удивлена столь поздним визитом. Да и не сказать, чтобы этот визит ее радовал: встреча с Защитницей пробудила в ней дурные мысли. Хоук прикрыла за собой дверь, а щелчок щеколды заставил Эвелин напрячься. Отвращение внутри нее боролось со сладкой истомой, с желанием снять с нее доспех и изучить губами и пальцами каждый миллиметр тела. Опуститься на колени и молить, чтобы Хоук делала с ней все, что захочет, и не останавливалась, даже если сама Эвелин будет ее просить. Но здравый смысл оставлял это на волю фантазии – Каллен ей этого не простит. Она сама себе этого не простит. — Вестница скучает? — Мариан сделала шаг вперед, и Эвелин поднялась из своего кресла, обходя стол. — Судя по твоему голодному взгляду сегодня, еще как. Хочешь, чтобы я тебя трахнула, верно? — Что? Еще чего. У меня вообще-то есть мужчина, — кажется, возмущение вышло слишком наигранным, но Тревельян надеялась, что Мариан ее не раскусит, — и я хочу отдаться тебе прямо здесь, чтобы ты пользовалась мной, как захочешь. Эвелин поспешно закрыла рот рукой, не понимая, как она могла вдруг сказать такое. Паскудная улыбка Хоук подсказала ей ответ – это было ее рук дело. Скрывать что-то от мага крови идея плохая. — Не люблю, когда мне пытаются врать, — Хоук слегка повела ладонью – точное, выверенное движение опытного кукловода. Голову вдруг объяла странная пелена. Руки скользнули по пряжке ремня, достаточно ловко разбираясь сначала с его застежкой, а затем и с застежкой штанов. Эвелин охватила паника – она не понимала, что с ней происходит. Пальцы двигались сами по себе. Точнее, Инквизитор хотела… Но это было тайным и постыдным желанием, секундной слабостью, которая вскоре была бы забыта в объятиях Каллена и уж точно не могла привести… к такому. Все это были проделки Мариан и ее магии. Эвелин поняла, что не может сопротивляться – слишком сильна и опытна была магесса. — Да ты ведь даже не пытаешься, — от теплого дыхания по коже прошли мурашки, а осознание правоты Хоук полыхнуло алым огнем на щеках; Тревельян с опозданием вспомнила, что маги крови ко всему прочему еще и читают мысли. Ткань брюк с шорохом опустилась на пол и по немому приказу Эвелин шлепнулась животом на стол. Мариан медленно расхаживала рядом, и Инквизитор практически кожей чувствовала острый взгляд, бесстыдно рассматривающий ее естество. Щеки запылали еще сильнее. Хоук прижалась рукой к ягодице, надавливая металлическим когтем перчатки на нежную кожу – по бедру скользнула капля крови, которую тут же подхватила языком магесса, проходясь им же по ранке, раздражая ее края. Тревельян глухо застонала, прикусив губу в попытке сдержать в себе реакцию на коктейль боли и удовольствия. Звонкому шлепку вторил короткий стон. — Считай, — Мариан медленно провела ладонью по месту удара, — про себя. Новый удар заставил леди Тревельян содрогнуться и судорожно втянуть воздух. Один. На этот раз передышки ей не дали и очередной шлепок, более сильный, очертил контур предыдущего. Эвелин не смогла сдержать стон. Два. Боль растекалась от ягодиц к ногам, но вверх по позвоночнику рвались волны наслаждения и эта смесь возбуждала до дрожи в ногах. Три, четыре, пять. Во рту у Эвелин пересохло от коротких вдохов и стонов, влажный язык то и дело очерчивал губы, искусанные почти в кровь. Бедра горели, но Хоук словно и не собиралась останавливаться. — Сколько? — Инквизитор расслышала вопрос не сразу, он прозвучал как-то далеко, словно эхо – дыхание было хриплым и порывистым, ноги дрожали, а внутри все напряглось и болело от жгучего желания разрядки. — Отвечай, — Хоук надавила пальцем на влажные складки, заставляя Эвелин выгнуться и вернуться к реальности. Отдышавшись, Инквизитор с ужасом поняла, что после десятого удара сбилась со счета. — С-семнадцать? — неуверенно пролепетала Тревельян и тут же прогнулась с новым протяжным стоном – магесса одарила ее еще одним шлепком, прошелестев на ухо что-то про «вот это был семнадцатый». — Леди Эвелин, младшая дочь знатной семьи Тревельян, — Мариан задрала камзол Эвелин, обнажая покрытую испаринами спину, и острым когтем перчатки провела тонкую кровавую полосу на коже, — обыкновенная потаскуха, у которой по ногам течет от одной лишь порки. Что же об этом может подумать Каллен? Тревельян испуганно дернулась, попыталась развернуться и что-то сказать, но магия крови подавила ее жалкую попытку сопротивления. Эвелин поднялась на слегка дрожащие ноги, сняла камзол, разворачиваясь лицом к Хоук, которая неспешно расстегивала свои штаны, и рухнула на колени. Мариан схватила ее волосы на затылке, оцарапав стальной перчаткой кожу в кровь, и прижала губами к своей промежности, не давая отстраниться. — Поработай своим языком как следует. Не разочаруй меня, — Хоук намотала темные волосы Тревельян на кулак и потянула вниз, приподнимая ее лицо, чтобы заглянуть в глаза. Эвелин ощутила на губах и языке солоноватую влагу, с примесью стыда и вожделения осознавая, что от этого вкуса ее рот наполнился слюной, а тяжесть внизу живота стала просто невыносимой. Чувство скованности, полного подчинения столь сильной личности, вкус смазки на губах и языке – все это опьяняло Инквизитора сильнее самого крепкого алкоголя всего Тедаса. На ее шее не было ошейника, – осязаемого – магия крови рисовала воображаемый, но он ничуть не уступал. Оковы запретного учения сковывали не хуже реальных, высвобождая постыдное желание приклонить голову и ползать в ногах. Эвелин прикрыла глаза и с наслаждением задвигала языком, скользя им меж нижних губ. — А сосешь ты, наверное, получше. Может мне стоит уточнить это у Каллена, а? — усмешка Хоук отозвалась уколом совести и холодом в спине, но возбуждение было слишком велико. Тревельян прижалась к лону всей поверхностью языка, кончиком надавила на чувствительную точку, несколько раз слегка просунула его внутрь. Она уже и сама не заметила, как обхватила бедра Мариан, прижимаясь без ее помощи, с жадностью вылизывая ее естество. Смазка текла по подбородку, заполняя рот солоноватым привкусом, от которого сознание теряло связь с телом. Эвелин старалась. О, еще как старалась. И уже даже не для того, чтобы Хоук не рассказала все Каллену, нет – теперь она желала угодить самой Мариан, выполнить ее желание и посмотреть, что она за это сделает. Тревельян удвоила усилия, слыша довольное урчание Защитницы, пальцы впивались в упругие ягодицы. Через пару минут Хоук что есть сил вжала лицо Эвелин в себя, вздрогнула и глухо, но явно довольно выдохнула. Тревельян неохотно отстранилась, тяжело дыша, с высунутым языком и открытым ртом, словно собака. Затуманенным взором из-под полуприкрытых глаз она смотрела на Мариан, ожидая от нее дальнейших приказов. Похоть окончательно затуманила рассудок. Хоук схватила ее за волосы, рывком поднимая на ноги, завалила обратно спиной на стол. — Ну ты и шлюха, — магесса хохотнула, пока Эвелин перекатывала во рту остатки ее вкуса. — Я ведь перестала тобой управлять, как только посадила на колени. Стыд снова захлестнул Тревельян, пока Хоук вытаскивала из подсвечника свечу. Но это продлилось лишь пару мгновений. Стоило ловким рукам Защитницы коснуться тела Эвелин, как ненужные мысли ускользнули прочь, унесенные уже более болезненной тяжестью в животе. Возбуждение дошло до пика, лоно сокращалось от неистового желания, и женщина уже была готова умолять. — Но ты постаралась. За это я тебя вознагражу. Ты заслужила один оргазм, — пальцы Хоук прошлись в болезненной близости от промежности Эвелин, но не коснулись ее. Тревельян захныкала и подалась вперед, в немой мольбе призывая продолжить. Мариан помахала перед ее лицом свечой и Инквизитор завороженно наблюдала, как фитиль сам по себе вспыхивает огоньком, как воск тает – как и сама Эвелин в руках Хоук – под его натиском, как его капля рассекает воздух и приземляется на ее живот. Судорожный вдох. — Каллен тебя не удовлетворяет, да? Неудивительно, — Мариан повела свечу выше, и следующая капля приземлилась на твердый сосок, заставляя Тревельян разразиться громким стоном и тихой руганью сквозь зубы, — еще в Киркволле я поняла, что он ни на что не годен. Мне приходится доделывать его работу даже в постели с его женщиной. — Ради Создателя, — не выдерживает Эвелин, но фраза обрывается очередным стоном, когда воск снова обжигает сосок и грудь. Пальцы Хоук изучают внутреннюю поверхность ее бедер, она тянет специально, мучает, издевается. Но когда пальцы входят – о, Тревельян готова поклясться, что такого удовольствия она давно не испытывала. Инквизитор извивается, стонет сначала в кулак, а затем в голос. И когда она уже на грани, ее лоно пустеет, Эвелин всхлипывает, дрожит, тянется своими руками, чтобы подарить себе столь желанный оргазм самостоятельно. — Нет, — ее перехватывают за запястья, — на живот. Живо. Тревельян подчиняется, с трудом исполняя приказ, переворачивается на живот, сминая какие-то очень важные бумаги своим телом. Хоук проводит рукой по красным от побоев бедрам, сжимает и разводит в сторону ягодицы, любуясь видом. — Хоук, умоляю, — Эвелин стонет надрывно, кусает губы. Ей уже не стыдно. Мариан усмехается, и спину обжигает воск, а пальцы снова погружаются внутрь. «Спасибо, спасибо», - полу-стонет, полу-шепчет Тревельян, отдаваясь головокружительным ощущениям. Лопатки, плечи, спина – все покрыто горячей восковой коркой, сквозь собственные стоны Эвелин слышит, как Хоук задувает свечу. — Расслабься, — мурлычет Хоук, пачкая ее смазкой сначала вторую руку, а потом сжатое кольцо ануса, чем вызывает сдавленный вздох. Тревельян кусает пальцы и сгорает от стыда, потому что эта стимуляция ей приятна. Пальцы Хоук осторожно растягивают ее, движутся медленно, совсем не в ритм пальцам другой руки, осторожно. Эвелин снова начинает таять от удовольствия. Но когда в зад упирается какой-то иной продолговатый предмет, Инквизитор невольно напрягается и поворачивается. Мариан улыбается так же паскудно, резким толчком вгоняя свечу в задницу Вестницы Андрасте наполовину. Эвелин гортанно стонет и бесстыдно подается навстречу, пытаясь всадить в себя поглубже и пальцы, и свечу, всхлипывая и вздрагивая от удовольствия. Пальцы Хоук ловко орудуют в ее естестве, проникают глубоко и грубо, трутся о свечу через заднюю стенку. Воск плавится и медленно скользит до нежной кожи, вспышкой боли выделяясь сквозь пелену удовольствия, но Эвелин это нравится, она хрипит и извивается, просит Мариан продолжать, умоляет ее делать с ней все, что угодно, и не останавливаться. Мощный оргазм настигает ее слишком быстро, крик не заглушает даже укус руки, а тело пробивает крупная дрожь. Эвелин задыхается, забывая обо всем, кроме Мариан. Хоук вытирает пальцы о бедра Тревельян, пока та все еще дрожит, натягивает на себя штаны и задувает свечу, не потрудившись вытащить ее из задницы самой Вестницы Андрасте. Окинув последним взглядом созданную ею картину, Хоук усмехается и открывает дверь. — Спокойной ночи. И не забудь, утром мы уже выдвигаемся, так что отдохни как следует. Эвелин обессилено спускается на пол и судорожно вздыхает, с трудом вытаскивая из себя свечу. Завтра с утра она будет обо всём этом жалеть. Но это будет только завтра.