Son of a witch

Ведьмино отродье. Ведьмин выкормыш. Ведьмин ублюдок. Так в детстве называли меня деревенские. Они были правы: моя мать родилась ведьмой, и я никогда не видел своего отца. Может, на другой день он уехал из хижины «знахарки», а может, она убила его. И меня ничуть не удивляло, что, честя на все корки меня, народная молва не трогала моего отца. Я знал, почему. Мою мать с удовольствием сожгли бы на костре, но она была нужна в деревне. Обойтись без ее помощи они не могли. Поэтому староста был вынужден терпеть и колдовские зелья в нашей хижине, и надменный взгляд. Я рос не таким, как... женщина, которая произвела меня на свет. Со временем я отучил себя называть ее матерью. Даже мысленно. Наш староста заимел зуб на ведьму. Ему не нравилась ее заносчивость и игры с нечистой силой. Я думал, он попытается учинить суд над моей... над ведьмой. Но он поступил хитрее. Не помню, как он втерся ко мне в доверие. Сейчас-то я допускаю, что он и сам якшался с нечистой силой. Потому что я слишком легко поверил почти незнакомому человеку. Он отвел меня к местному кузнецу, который-то и научил меня обращаться с оружием. Ведьма — они называли мою мать только так — причинила им обоим немало зла. Однажды я задался вопросом: насколько она безопасна для меня? То, что я ее сын, ничего не значит. Материнской любви она ко мне не испытывала — я это знал. — Надо будет — и тебя, парень, прикончит, — задумчиво ответил староста на мой вопрос. Стоявший рядом кузнец молча кивнул. — Ничего для нее святого нет. Хорошо, что ты другим получился. Тогда я был страшно горд этой похвалой от людей, которых считал своими учителями. Они занимались моим воспитанием больше, чем та, что называлась моей матерью. Я действительно не хотел стать такой, как она. Не хотел и... Боялся. Пожалуй, именно страх заставил меня окончательно решиться. При мне был лишь кинжал, но еще я взял одно из ее ядовитых зелий. Дождался поздней ночи, когда она уснет. Подойдя к ее постели, я какое-то время внимательно смотрел на ведьму. Но ничего, похожего на сыновнюю любовь не шевельнулось в моем сердце. А вот липкий холодный страх усилился. Если она увидит меня, занесшего над ней кинжал, точно отправит к праотцам. Позже я много раз убеждал себя, что руки тогда не дрожали. Врал. Кровь у ведьмы такая же, как у других людей — горячая, алая. От предсмертного хрипа у меня звенело в ушах. Я нанес еще один удар, на сей раз прямо в сердце. Вскоре ведьма дернулась последний раз и застыла. На меня смотрели пустые темные глаза. Дальше я ничего не помнил. Ни как сбежал из хижины. Ни как отправился к ручью и смывал с рук кровь, зная, что ее не смыть. Ни как достал из кустов заранее приготовленную чистую одежду... Я думал, что больше никогда не вернусь в родную деревню. Но спустя четверть века работа вновь привела меня туда. Староста, к счастью, ослеп и не узнал меня. А вот кузнец был вполне в уме. Он-то и рассказал, что когда я сбежал, сельчане всласть поиздевались над убитой ведьмой. Не имея возможность сжечь ее заживо, они сожгли труп. Седобородый кузнец рассказывал неторопливо — и я легко представил крестьян, которые несут дрова и траву, наспех сооружают столб. Представил старосту с факелом наперевес. Я не раз видел, как пламя обнимало и целовало живых, как с них слетали последние одежды, обнажая наготу. Я не раз видел, как на коже пузырились волдыри. Слышал, как порождения дьявола кричали, моля о пощаде, огонь вылизывал их ноги, подбираясь к груди. Потом вспыхивали волосы — и приговоренные сходили с ума от боли. Я не раз видел, как хищное пламя жадно пожирает плоть. И как с этих почерневших кусков горелого мяса, в которое превратились недавно еще красивые, сильные тела, смотрят полные муки глаза. Да, глаза вытекают под конец. И вскоре все заканчивается. Я не раз слышал смрадный запах. Наблюдал, как присутствующих выворачивало наизнанку. Но это все было нужно, чтобы спасти их души и уберечь живых. А то, что сотворили селяне с деревенской ведьмой — жестокость без нужды. Она уже не могла покаяться в своих грехах. Да и боли не чувствовала, той боли, что очищает от скверны. Но все же она была ведьмой, а значит, заслужила то, что с ней сделали люди. — Хорошо, что ты другим получился, Рафаэль, — повторил кузнец сказанные много лет назад слова. — За нечистью охотиться — благородное дело, парень. Хоть ты спасешь нас от этого лиха... Я убивал ведьм, оборотней, вурдалаков и много кого еще. Я знал, как иметь дело с живыми. Но то, о чем он просил... Я знал, что за «лихо» появилось в деревне. Прежде мне не доводилось иметь дело с призраками. Не могу сказать, что не помог появиться их «лиху». И я не могу их спасти.