Will you stay with me my love?

Daughter – Run

Поздняя ночь. Лос-Анджелес спит; спят красавицы-марионетки, спят пустоголовые раскрашенные куклы, спят черствые богатые «кошельки», спят жены «кошельков» и их золотые дети, спят мотыльки с обожженными крыльями, спят даже ночные ангелы, слоняющиеся по пыльному асфальту почти круглыми сутками. Небо затянуто тучами, словно черным полиэтиленом, не пропускающим и доли лунного сияния, не пропускающим и капли чистого воздуха; город дышит пылью, город дышит болью, город дышит звездными обломками разрушенных надежд, но это никого не волнует. Ночь опускается мутным туманом, и это выглядит одурманивающее, это сводит с ума, это ломает какие-либо границы сознания в людях, которые все еще могут чувствовать за этими плотными масками безразличия и холодности. Думали ли люди, что когда-нибудь они будут готовы перегрызть глотку любому за пачку банкнот? Думали ли люди, что когда-нибудь они будут идти по головам, сносить все на своем пути? Думал ли кто-то, что однажды, возможно, ему придется убить кого-то, чтобы выжить самому, чтобы обеспечить жизнь тем людям или тому человеку, которого он будет считать своей семьей? Вам крупно повезло, если такого человека у вас нет; быть одному гораздо проще, страх за свою жизнь не сравнится со страхом потерять того, кого любишь, и любовь в этом мире – слабость, сильные должны быть одни, сильные должны заботиться только о себе. Любовь – это зависимость, это способ сделать больно, любой может ранить твои чувства, будь ты школьником, работником цветочного магазина, учительницей начальных классов, бизнесменом или наемным убийцей. / - Луи, мы должны покончить с этим. Это невыносимо! Я не могу так больше жить, я постоянно боюсь за себя, за тебя, за нас, нам всегда нужно бежать, скрываться от родных, от друзей, от всего мира. И все эти люди, Луи! Они же чьи-то жены или мужья, отцы или матери, братья или сестры, сыновья или дочери… - ХВАТИТ, ГАРРИ! Заткнись! Я боюсь только, блять, за тебя! Мы обсуждали это сотню раз, они найдут нас, мы не сможем скрыться. И они не убьют меня, нет, они будут мучить тебя на моих глазах, я ничего не смогу сделать с этим, очнись! Нет пути назад. Теперь, когда появился ты, у меня нет обратной дороги. Я не боюсь за свою жизнь, никогда не боялся, но ты – то, через что они будут уничтожать меня. - Но, Лу… Мы можем уехать в любою точку планеты, туда, где нас не найдут. - Ты оглох? Они найдут нас в любом месте, нам не скрыться. Я смог бы убежать один, но с тобой это невозможно. - Тогда просто брось меня. К чему все это? К чему все эти страдания, ты ведь погибаешь изнутри, и я ничем не могу помочь. Думаешь, я не вижу? Я не могу подобраться к тебе ближе, потому что ты тут же закрываешься, ты тут же исчезаешь, оставляя меня одного. - Хочешь, чтобы я оставил тебя? Я конченный ублюдок, Гарри, я отморозок, мне никогда не будет прощения, я даже не стремлюсь к этому. Проще не верить в Бога, чем ждать, что после смерти тебя ждет кипящий котел, в котором ты будешь вариться вечность, без права на помилование, потому что такие, как я не заслуживают чего-то иного, кроме бесконечным мук. Я убил десятки людей, я отнимал жизни невинных,… но я люблю тебя. Я не могу оставить тебя, я не могу просто убежать и жить счастливой жизнью, перестав заниматься этим, потому что они убьют тебя в течение, я уверен, этого же дня, как бы ты не пытался скрыться. Им будет плевать, что это я бросил тебя, они знают, что ты – единственное, через что на меня можно воздействовать. И они знают, что я вернусь за тобой, и это будет расплатой, за то, что бросил дело; расплата – увидеть тебя убитым, точно таким же способом, каким я сам убил остальных. - Мне так жаль, Лу. Тебе следовало просто спустить курок тогда. - Да, возможно мне спустить чертов курок. Или застрелиться самому, как только я понял, что сам стал жертвой, что мое сердце рвано бьется рядом с тобой. Но я не сделал ничего из этого. И ты – это то из-за чего я все еще чувствую себя живым. Я ненавижу свою любовь к тебе, но я люблю тебя, потому что ты – это самое чистое, что когда-либо было и будет в моей жизни, ты - словно ангел, которого я украл с небес. И прости за все это, я слишком эгоистичен, я втянул тебя во все это дерьмо, и у тебя нет возможности вернуться к нормальной жизни. Мне так жаль, прости меня. Я мудак. Какой же я мудак, - он закрывает лицо руками, когда его голос окончательно ломается. - Я люблю тебя, Луи, - он просто целует его холодные пальцы, зная, что через несколько часов они будут нажимать на курок. / Юноша с бледной кожей и вьющимися волосами стоит в ванной комнате какого-то дорогого отеля на какой-то улице какого-то города. На нем расстегнутая до конца белая рубашка, отчего все татуировки отчетливо отражаются в полумраке, темнота в его голове заполняет все пространство, он не справляется, совсем не справляется. Он не уверен ни в чем: ни в названии города, ни во времени, ни даже в том, что его жизнь течёт в нужном русле. Он цепляется пальцами за края раковины, чтобы не упасть: от боли, от усталости; ему хочется выть, но он знает, что в соседней комнате находится тот, кому в сотни раз больнее, чем ему. Он медленно закрывает глаза, но ему страшно: страшно, что все закончится трагедией очень скоро, что скоро кое-что сильнее совести будет грызть его изнутри, он чувствовал вину за то, что являлся слабостью одного из самых, на его взгляд, сильных людей на этой чокнутой планете. Он чувствовал вину за то, что любил и за то, что любили его. Это все с самого начала было ошибкой: их знакомство, их чувства, их отношения, их привязанность. Но все зашло слишком далеко, они не могли изменить что-либо, поэтому просто продолжали жить, скрываясь, меняя города и отели, меняя номера телефонов и фальшивые паспорта, пытаясь убежать, всегда убежать. Пока он в темной ванной, его парень, наверное, заряжает пистолеты в соседней комнате. Хотя, может быть, уже нет, может быть, он уже ищет новый город, бронирует билеты или смотрит новости на минимальной громкости, просто чтобы удостовериться, что не оставил следов. Может быть, он вовсе ушел, он ненавидит ночь, он не может спать: ему снятся кошмары, его мешки под глазами достигают критического уровня, наркотики не спасают от страшных снов, даже его любимый человек не сможет вытянуть его на поверхность. Он не может спать по ночам, он видит лица разных людей, с гримасами ужаса, с застывшими масками отчаяния, он видит капли крови, стекающие по их лицам, он видит стеклянные пустые глаза и боль, боль, боль. Он хочет спокойствия, хочет сбежать, хочет покончить с этим, но потом натыкается на тоскливый взгляд зеленых глаз, ради которых он может расстрелять любого, хоть весь мир, ради него он готов на все, и все эти кошмары – расплата за их любовь. Может быть, в эту секунду он действительно спит, отключившись из-за усталости, из-за истощения, в моменты, когда у него уже просто не остается сил на то, чтобы видеть во сне что-либо, он просто наслаждается короткими моментами забвения, полной темноты и отстраненности, но можно с уверенностью сказать, что очередной кошмар разбудит его очень скоро. Он не может спать слишком долго. Гарри слышит тихий хлопок входной двери и выдыхает. Он ушел. И парень понятия не имеет, куда направился Луи: на очередное дело или просто, чтобы проветриться и успокоить свои мысли; он понятия не имеет, когда он вернется и вернется ли вообще; он понятия не имеет, сколько это все будет еще продолжаться. Он выключает свет во всех комнатах номера и просто ложится на застеленную темным покрывалом кровать. Он сомневается, что Луи вернется сегодняшней ночью, но все равно не может заснуть. Парень смотрит в окно, на темное небо, на еле-еле светящую луну, и думает, что, наверное, вся их жизнь чертовски неправильная, их любовь неправильная, они никогда не должны были начать встречаться, им просто нельзя было любить друг друга. Но, кажется, любви плевать на всех, она просто приходит и вырывает твое сердце, отдает ее другому человеку, даже если он против, даже если он хочет сбежать от всех чувств, даже если его изначальной целью было убить тебя. Гарри стал единственным, кого не смог убить Луи. В единственный раз его пальцы не смогли нажать на курок. Это стало фатальной ошибкой. С тех пор все хуже, чем просто покатилось по наклонной, все уже было предрешено: эта любовь закончит трагически, с болью, с огромными душевными ранами, со слезами. Гарри стал его слабостью. Местом, в которое любой мог ранить. Он стал тем, из-за чего Луи стал зависим. Он тот, из-за чего Луи ненавидит себя. Их любовь – просто насмешка судьбы, плата за все, что они совершили, их чувства – просто горечь потерь десятков людей, они были бы рады избавиться от этого груза, но не могли. Десятки разбитых сердец бились, казалось, в ритме, навсегда отпечатавшемся в сознании обоих, словно таймер, отсчитывали секунды до необратимой разлуки. Они знали с самого начала, что что-то их разлучит. Луи возвращается, когда за окном только-только начинает светать, но в комнате все еще призрачно темно. От него пахнет сигаретами и тоской, и Гарри не спал уже почти трое суток, но он даже не думал жаловаться, потому что Луи почти не спал всю эту неделю. Они оба выглядят уставшими; они оба выглядят, как потухшие рождественские свечи, которые забыты в шкафу, и вряд ли кто-либо еще будет пользоваться ими; они словно звезды, тусклый свет которых все еще доходит до Земли, но на самом же деле они потухли тысячелетия назад. Они разбиты, они сломлены, но все еще нуждаются друг в друге, и это какой-то замкнутый круг. Любовь, построенная на боли и разочарованиях. И они не могут отказаться от этого. Он раздевается почти неслышно, а после ложится рядом. Они оба знают, что не уснут, поэтому просто лежат в полумраке. Луи понимает, что Стайлс не спит, но ничего не говорит. Они не знают, что происходит с ними. Они запутались. Они потерялись. Старший просто обнимает Гарри со спины, утыкаясь носом в его макушку, и прижимает его к себе, что есть силы. Они не знают, где они, что будет с ними завтра или даже через час. Им нечего сказать друг другу, так что они просто лежат в полумраке, слушая сердцебиения друг друга, наблюдая за тем, как постепенно рассеивается сумрак в комнате. - Я не знаю, что нам делать. - Я знаю только одно. Я люблю тебя, я не хочу тебя терять и я буду с тобой до конца, - слыша это, Луи рассыпается морально. Он не заслуживает любви. Он – чудовище. Но Гарри – его единственная опора. В конце концов, чудовища тоже могут любить. Луи рассматривает их паспорта и билеты, когда Гарри выходит из ванной комнаты. Они уже давно не завтракают – утро, значит, новая дорога, побег от всего. - Пора бежать? – Гарри улыбается уголками губ, и Луи хочет убить себя прямо сейчас, потому что его парень не улыбался уже целую вечность. - Пора бежать, - кивает он, сжимая, словно спасательный круг, ладонь любимого. Пока Гарри завязывает шнурки на ботинках, Луи застегивает пальто. Они, как Бонни и Клайд, только в этих историях нет ничего прекрасного, это не пример идеальной истории любви, они – преступники, и они даже не воры, Луи – убийца, Гарри – покрывает убийцу, потому что влюблен в него до потери памяти, он готов подавать ему патроны, если это потребуется, так что его тоже нельзя назвать невинным. И ведь в конце даже Бонни и Клайд были убиты. Они бесшумно, не привлекая внимания, покидают отель, оглядываясь по сторонам и проверяя, что никого вокруг нет. Отель на окраине – хорошо, потому что Лос-Анджелес – это просто муравейник, кишащий людьми разных профессий и социальных статусов, здесь сложно остаться незамеченным, но в то же время сложно запомниться кому-то, потому что людей не волнует никто, кроме себя, тем более, когда в течение дня приходится сталкиваться с тысячами незнакомцев. В любом случае, привлечь к себе внимание равноцельно самоубийству. Гарри думает о том, что никогда не расскажет своей матери о Луи, хотя когда-то считал ее единственным человеком, которому можно доверить любую тайну. И Луи никогда ничего не расскажет своей семье, хотя Гарри знает, что она у него есть, но Луи не видел их уже несколько лет, с тех пор, как начал заниматься этим, он просто не мог подставлять их под удар. Теперь семьи – просто призраки в их памяти. Теперь они есть только друг у друга. Теперь они просто хотят беречь друг друга, спасти, просто сохранить свою любовь в этом безумии. Они должны бежать. Бежать. Бежать. Пыль оседает на сером и странно пахнущем асфальте города разрушенных судеб и потухших надежд. Кто-то когда-то думал о том, как пахнет асфальт? Пыль оседает на лобовые стекла дорогих иномарок, стоящих у зданий, где пыльные люди заколачивают огромные деньги. Кто-то когда-то думал, что есть пыльные люди? Пыль оседает на лицо Луи, и он начинает задыхаться. Задыхаться от пыли, от злости, от ненависти и презрения к себе. Он ненавидит свою жизнь, и он ненавидит себя. Но он любит того, чьи печальные глаза сейчас скрывают темные очки; он любит того, кто любит его, и он ничего не может сделать с этим. Они проходят мимо парка, где уже играют дети и их мамы сидят на лавочках, весело шушукаясь, Луи готов кричать, готов исколотить свои кулаки в кровь, готов удавиться. У них никогда не будет семьи: с большим домом и участком, с гамаками во дворе и качелями для детей, у них никогда не будет детей. Он хочет умереть, но где-то подальше от детской площадки. Дети не должны знать, что жизнь - та еще сука, что она ломает людей, разрывает им сердца и наполняет душу ненавистью. Пыль оседает на длинных ресницах розовощеких малышей, оглядывающих этот мегаполис с немым восторгом и интересом. Кто-то когда-то думал о том, кем он станет, когда вырастет? Думал ли он о чем-то плохом? Думал ли он, что однажды ему придется убивать? Думал ли он, что единственной целью его жизни будет то, чтобы спасти своего любимого от смерти, убивая тем самым других? Думал ли кто-нибудь, что любовь не всегда спасает, иногда она может разрушать людей, даже если она взаимная, даже если двое любят друг друга до одури, это не всегда выливается в «хэппи энд», в счастливую сказку с красивым финалом? Он хотел бы сказать Гарри «Любовь моя, я буду с тобой до самой старости, мы будем дряхлыми и седыми, но рядом друг с другом», но он не может сделать этого. Он не может давать ложные обещания, да и Гарри не поверит ему. Они даже не уверены, что удастся сохранить жизнь до следующего утра. Вместо этого он шепчет: - Я не хочу быть один. Гарри лишь смотрит на него, но его взгляд буквально кричит о том, что он здесь, рядом, и будет оставаться до тех пор, пока они дышат, пока они живы. И они улетают в очередной город, пытаясь скрыться от реальности. Пытаясь убежать, как можно дальше. И пусть, они не могут быть теми, кем хотят, они не могут любить друг друга так, как хотят, они никогда не смогут обрести такой свободы, которая смогла бы осчастливить их, они просто любят друг друга. Наемный убийца, который, по идее, не должен чувствовать что-либо и его неудавшаяся жертва. Противоположности, которых столкнула судьба, пусть их чувства – это вызов, пусть их история далека от Диснеевских идеалов - это то, что есть. Боль, которая неразрывно граничит с наслаждением, горечь, которая заглушается поцелуями, и совесть, грызущая обоих изнутри, и даже любовь не может притупить это чувство. Пусть Луи чувствует себя монстром, для него все еще отрадно натыкаться на любящий взгляд, в котором помимо тоски таится надежда, и ради этого огонька Луи готов бороться, готов жить.