Красавица и Чудовище

Странно видеть его в мешковатой оранжевой робе заключённого. Он побледнел и осунулся за год, проведённый в камере смертника, но карие глаза по-прежнему ярко блестят на худом лице. Он отрастил усы, однако это его не портит. Белль усмехается, поймав себя на мысли, что всё ещё способна оценивать полковника Айвза с точки зрения мужской привлекательности. — Вы выглядите очень аппетитно, агент Френч, — произносит он мягким голосом. — А вы стали пошляком, полковник. — О, не подумайте ничего плохого, Белль. Никаких тайных смыслов. У вас на щёчках румянец, вы посвежели и набрали именно те восемь фунтов веса, которые стоило набрать. — Теперь, когда мне не надо гоняться за вами, я наконец-то могу нормально есть и спать. — Могу ли я надеяться, что хотя бы прихожу к вам во сне? Белль пересиливает желание накрыть ладонью уродливый шрам на предплечье левой руки, но трудно побороть воспоминание об острых зубах, впивающихся в плоть, выдирающих кусок мяса. Она помнит и шок, и боль, и дурноту, и окровавленные ощеренные зубы полковника, когда он ухмылялся, прежде чем втянуть в рот откушенное, словно ломтик салями. Разумеется, он заметил её волнение, нет смысла отпираться. — Вы и без меня знаете, полковник, что нашли безошибочный путь в кошмары женщины через ваш желудок. Он прижимает к груди скованные руки, улыбается чуть смущённо: mea culpa, моя вина. — Если бы я мог, то просто поцеловал вам руку, чтобы извиниться и признать ваши заслуги. Но поскольку это невозможно, чем ещё старое Чудовище может помочь своей Красавице? — Вы получаете газеты? — Белль удивлена. Неприятно. — О, только тогда, когда в них пишут об окончательном отказе губернатора заменить для меня смертную казнь на пожизненное. Подобные заметки позволяют мне освежить в памяти нашу историю. Красавица и Чудовище — так их прозвали в прессе. Красиво, дёшево, эффектно. Молодой фотогеничный агент ФБР и пойманный ею серийный убийца-людоед. Увы, не случилось только поцелуя истинной любви, превращающего чудовище обратно в человека. — Но меня интересует чужая история, которая творится сейчас, — Белль достаёт пухлую голубую папку. — Иллинойс. Есть подозрения, что это ваш почтенный наставник Боггс. Желаете взглянуть? — Как вам будет угодно, агент Френч. Белль осторожно выкладывает из папки по одному глянцевые цветные снимки. Лицо задушенной женщины крупным планом — распухшее, лиловое от побоев и удушья, глаза вылезли из орбит, странно твёрдые на вид, точно мраморные шарики. Её же грудная клетка, вскрытая небрежно, словно консервная банка, груди отрезаны; с левой стороны белые рёбра торчат из мешанины пурпурной и багровой плоти. Когда все фотографии выложены, Белль подталкивает их к Айвзу, он тянется навстречу, и их пальцы случайно соприкасаются. Это похоже на удар током — нежданное, непрошеное воспоминание о голоде иного рода, который однажды потянул их друг к другу, о зубах Айвза, которые могли не только грызть и рвать, но и нежно прикусывать. Белль отдёргивает руку, а полковник только усмехается в усы, прежде чем сосредоточить внимание на снимках. — Не думаю, что это старина Лютер Ли, — говорит он некоторое время спустя. — Похоже, похоже… но старый трупоед не любит грязной возни. Избивать? Душить руками? Слишком хлопотно. Мое скромное мнение — ищите подражателя. — Вы скоры на выводы, полковник. — Мне просто осталось не так уж много времени, — Айвз замолкает на мгновение и продолжает всё тем же будничным светским тоном: — Я буду рад, если вы придёте на мою казнь. Собственно, только ваше присутствие и будет мне приятно. — Последнее свидание? — по вискам и затылку Белль течёт пот, но она всё же улыбается. — Раз романтического ужина не последует, то я согласна, полковник.