За решеткой

Она не хотела умирать. Совершенно. Каждый день, проведенный в этой темнице, девушка думала, как отсюда выбраться. Она пыталась разбить напольную плитку, закрывающую землю для подкопа, лезла на стены к высокой решетке на потолке, но только стирала руки до крови. Она изо всех сил пинала дубовые двери, и тут же отскакивала, закусывая губы, чтобы от боли не закричать. Все ноги были в синяках, руки не успевали заживать, но она все равно хотела выбраться. Туда, на свет. Девушка буквально обезумела одной лишь мыслью о свободе, и металась в комнате, как бабочка у лампы. Ее тянуло к свету, но приближаясь к заветной цели, все снова исчезало и воспоминанием остались лишь опаленные крылья и прожженное сердце, которое точно уже не сможет зажить. Она не понимала, почему так произошло. Бывало, устав от бессмысленных попыток, она забивалась в угол, обхватывала колени руками и начинала тихо прокручивать свою жизнь от начала до конца. Раньше было все. Полноценная семья, лучшие друзья и любимая академия, где ее учили ангельскому промыслу. Почему же все в один миг оборвалось? Почему когда она полезла спасать его, все отвернулись, демонстрируя спины? Почему поклонники, прежде не дававшие прохода, сейчас презрительно плевали ей в лицо? Почему семья, казавшаяся самой сильной, надежной и переполненной любовью крепостью, отказалась от нее, даже не попробовав помочь? Все время ее мучил один и тот же вопрос. Почему? Девушка безумно обхватывала голову руками и начинала скулить, раскачиваясь из стороны в сторону. Стражники ее не трогали. Лишь изредка они одаряли ее взглядами, полными презрения и ненависти. В некоторых глазах она видела сочувствие и жалость, но эти чувства были запрятаны так глубоко, что порой девушка начинала думать, что все это ей просто кажется и на самом деле мир полон ненависти и лжи. Воспоминания захлестывали ее с головой, заставляя захлебываться в рыданиях. Она не стеснялась реветь в голос. А что ей, собственно, мешало? Кого стыдиться? Ее одежда и так изорвана, и сейчас клочьями свисала с худого тела. Волосы давно поблекли и уже не сияли тем чистым золотистым оттенком, что нравился ему. Губы были искусаны так, что живого места просто не оставалось. Теперь их постоянно покрывала кровь, запекшаяся коркой. В глазах, она слышала это из редких разговоров стражников, была странная мутная пелена, которая не давала им покоя. Ее принимали за сумасшедшую, поэтому и не трогали. Но ей было мало. Она жаждала свободы! В очередной раз забившись в угол, она стала размазывать слезы по измазанному лицу. Внезапно в голове прозвучал голос матери: "Аймэр, соберись! Ты же леди, а значит должна выглядеть безупречно!" Этот голос, эти слова, прежде бывшие любимыми и желанными, сейчас вызывали лишь отвращение. Отвращение к их смыслу, к их природе. Отвращение к женщине, которая стала ее матерью по ошибке. Наверное, это действительно была чья-то ужасающая ошибка, потому что настоящая мать никогда не оставит своего ребенка одного погрязать в этом дерьме, что они ласково зовут жизнью. - Мамочка, - радостный детский голос разнесся по всему коридору, а потом тридцатилетняя женщина заметила свою дочь, бегущую прямо сюда. - Мамочка, у меня есть такая замечательная новость! - Аймэр, - женщина нахмурилась и сложила руки на груди. - Кто позволял тебе кричать здесь так громко? Сколько раз я просила тихо и спокойно сообщать все новости, что у тебя есть? Ты еще раз хочешь понести наказание? - Но мама... Моя новость... - Аймэр, отвечай на поставленный вопрос, - сердито воскликнула женщина, все еще со злостью смотря на съежившуюся малютку, стоящую перед ней. - Нет, не хочу, - девочка вздохнула и опустила голову. Она опять, опять не будет ее слушать. Она что, зря старалась? Неужели все ее посиделки с книжкой до утра, вызубренный материал и полуночные чертежи были зря? Неужели мамочке совсем неинтересна ее новость?! - Умница, Аймэр, - женщина выдавила из себя скупую, почти змеиную улыбку и отвернулась. - Иди к себе в комнату и будь хорошей девочкой. Присмотри за братьями! - Да, мама, - малютка лишь вздохнула и отвернулась, скрывая слезы. Она пошла к себе в комнату и подложила кое-что в папку с грамотами. Несмотря на возраст, у девочки их накопилось приличное количество. И сейчас они лежали там, пыльные, забытые и никому ненужные. Теперь к ним добавился еще один. Диплом о зачислении в высшую ангельскую академию. Аймэр вспомнила эту женщину и снова зашлась в рыданиях. Как она могла, как посмела верить ей все это время? Как сразу не заметила эту змеиную улыбку, что она прятала за маской заботливой и вечно занятой мамочки. Она никогда не слушала ее, не помогала оправиться от обид и не видела ее слез. Аймэр считала их унизительными. И она никогда бы не расплакалась перед матерью. Что до братьев... Она их любила, страстно обожала, готова была часами играть с ними и петь перед сном. Она их любила, пока те не скрутили ее и не отдали прямиком в руки страже. Девушка не ожидала такой подставы, когда спотыкаясь, прибежала домой, дрожащими руками закрывая все засовы и опускаясь на пол. Мать встретила ее с привычным хмурым выражением, а когда узнала всю историю, то залепила звонкую пощечину. Такую, что Аймэр не устояла на ногах и упала, прикладываясь израненной спиной об плитку гостиной. Больно, так, что хотелось выть, но она сдержалась и поднялась вновь, ожидая поддержки. Братья, их было четверо, не смотрели на нее и стояли позади матери. Она почувствовала, что семейная защита дала трещину и вот-вот расколется на части, когда мать приказала ей убираться из дома вон, как можно дальше. Тогда Аймэр объяснила это волнением за других детей и нежеланием попадать в неприятности, но сейчас она понимала, что это было чистейшей воды предательство. Сколько раз она помогала братьям избегать наказаний от матери и директора школы! Сколько раз спасала мать от яростного гнева соседей. А сейчас они отказались от нее, бросили прямиком в ноги стражникам. - Добро пожаловать в наш орден дружбы, - рыжеволосая девочка улыбнулась и осмотрела группу детей с некоторым восторгом. - Я Кейтлин! - пока дети представлялись, Аймэр пялилась в землю и молчала. Слишком боялась, что не примут. - Эй, как зовут тебя? - рыженькая ткнула пальцем ей в грудь и девочка решилась поднять глаза. - Я Аймэр, - тихий, почти не неслышный лепет, но Кейтлин разобрала его и улыбнулась, ярко и солнечно. - Аймэр, клянешься ли ты, - голос рыженькой взволнованно дрогнул, но она продолжила говорить. - Вступив в наш орден, помогать и выручать в любой ситуации своих сотоварищей? Клянешься ли выслушивать их обиды и рассказы о неприятностях? Клянешься ли ты делиться с нами самым сокровенным и ожидать помощи? - Клянусь, - эти слова произнесены еще тише, но Кейтлин снова расслышала. Она дружески хлопнула ее по плечу и втащила в круг резвящихся детей. Аймэр впервые почувствовала себя по-настоящему свободной и счастливой. И где же они сейчас? Где этот пресловутый орден дружбы, когда ей так плохо? Почему же не помогут ей, раз давали клятву? Почему бросили ее, отдав лишь краткую записку и маленький кусочек хлеба, просунутые в верхнюю решетку? Хлеб она в тот же момент прижала к груди и вдохнула приятный запах. Она решилась откусить немного, совсем маленький кусочек, а после вспоминала образы Кейтлин и остальных, расхваливая их на все лады, но после расслышала голос бывшей подружки и прочитала записку. "Ты исключена из ордена дружбы" - краткие, сухие слова, написанные чьим-то корявым почерком. Вот и все, что она заслужила. - Ты предательница, - шепот Кейтлин был слишком резким. Она опасно сузила глаза и наклонилась к решетке вплотную. В руки Аймэр упал сухой кусок хлеба и плотно свернутый клочок бумаги. - Жалкая и подлая предательница! Мы больше не желаем иметь с тобой никаких отношений! - рыжеволосая девушка резала, не щадя, и больно задевала словами сердце заключенной. Она была готова разрыдаться, но Кейтлин приказала ей не издавать ни единого звука, пока сама не уйдет. Когда же рыжеволосая макушка исчезла в сумерках, Аймэр осели на колени, прижимая к груди тот самый хлеб, и завыла в голос, как подбитая собака. - Эй, успокойте кто-нибудь эту ненормальную! - раздался громогласный бас одного из стражников. - Киньте в нее бутыль с водой. И заткнется, и нам заботы о ней меньше! - тяжелая стеклянная бутыль прилетела в плечо, после чего в теле отдалось тупой болью. Она сжала бутылку в дрожащих руках и закусила губу, сдерживая рыдания. Из груди вырывалось лишь тихо скуление, и вскоре заключенная уснула, держа хлеб в одной руке, а записку в другой. Единственной надеждой, самой последней и отчаянной, по-прежнему оставался он. Он мелькал светлым образом в беспорядочных снах, оставался единственным счастливым воспоминанием о настоящей жизни. Она верила в него, искренне надеялась, что он точно придет, обязательно спасет ее. Просто нужно время. Аймэр верила в него, потому что он единственный не высказал к ней презрения. Или пока не высказал. В конце концов, она же пострадала именно из-за него, из-за его спасения сейчас сидит в тюрьме. Не может же жизнь быть настолько жестокой? Он придет. Обязательно придет за ней!