Тик
Люси готова отрезать себе уши, лишь бы не слышать громкого, такого раздражающего звука часов. Но, не имея ни одного острого предмета, ей приходится прятать голову под подушку, что, признаться честно, совсем не помогает. Девушка со злостью кидает подушку в стенку и рывком встаёт с кровати. Подходит к окну, резко его открывает и практически полностью высовывается из него, с наслаждением вдыхая свежий воздух.
Так
Со всей силы бьёт кулаком по стене — часы внутри неё по-прежнему отсчитывают время. Залезает на подоконник, свешивает ноги на улицу и кричит, пытаясь заглушить ненавистное тиканье. Прохожие даже не оборачиваются — привыкли уже к сумасшедшим, живущим совсем рядом с ними. Неожиданно ветки дерева (столетний дуб, по легенде исцеляющий любого просящего, пожалуй, единственная достопримечательность этого городишки. Что оно делает на территории больницы, прямо под окном пациента — загадка, ответ на которую был потерян много лет тому назад), раздвигаются, и Люси видит недовольно смотрящего на неё юношу.
— Ну и чего ты кричишь? — парень широко зевает: — Я, между прочим, спал.
— Хочу и кричу! — Люси, оправившись от шока, раздражённо на него смотрит: — Я, вообще-то, сумасшедшая. А это, если ты не заметил, психушка. И крик тут — самое обычное явление.
— И, правда, психушка, — парень оглядывается по сторонами и, перейдя на шёпот, добавляет: — Куда только меня во сне не заносит! И психушка — это ещё не самое страшное. Я как-то раз проснулся на необитаемом острове. Ты не представляешь, как я тогда испугался. Но на такие случаи у меня есть проверенное средство — сон. Я закрыл глаза, а, проснувшись, оказался в Париже. И оттуда на самолёте вернулся домой. А ещё я…
Люси усмехается. Кажется, она наткнулась на душевнобольного. Впрочем, ничего удивительного. Странно было бы, если бы он оказался нормальным, психически здоровым человеком. Девушка на секунду замирает, вслушиваясь в такую непривычную тишину. Часы остановились. Внимательно посмотрев на увлечённо рассказывающего о чём-то парня, она вдруг радостно засмеялась, заставив его прерваться и удивлённо на неё взглянуть.
— А как зовут-то тебя, путешественник? — успокоившись, спрашивает повеселевшая Люси.
— Я Нацу. Нацу Драгнил. А тебя как? — юноша, взъерошив розовые волосы, вопросительно смотрит на девушку.
— Люси. Люси Хартфилия. Приятно познакомиться, Нацу, — Люси улыбается.
— Взаимно, странная Люси. Не позволишь зайти? — парень, не дождавшись разрешения девушки, запрыгивает на подоконник.
Люси хмыкает. И ничего она не странная. Просто немного сумасшедшая.
— Рассказывай, — говорит Люси, требовательно смотря ему в глаза. И не то, чтобы ей интересно. Но… ведь рассказы о путешествиях смогут задержать его хотя бы на пару минут? Смогут хоть на чуть-чуть задержать такое привычное, ненавистное «тик»?
А Нацу, кажется, только этого и ждал. Выкладывает ей одну историю за другой, мечтательно улыбается, повторяя, что непременно ещё раз побывает в городах, в которых однажды проснулся. Описывает величественные Альпы, дикие джунгли, кристально-чистый Байкал. Вспоминает древние замки, буйные океаны, завораживающую цветущую сакуру. Рассказывает про любовь, про боль, про счастье людей, которых он когда-либо встречал. Стук каблуков прерывает их увлечённую беседу — уже через несколько секунд на пороге покажется полноватая медсестра с кастрюлей противной каши.
— Ну, я, наверное, пойду. Пока, Люси! — Нацу перепрыгивает на дерево и машет на прощанье рукой, улыбаясь во все тридцать два зуба.
— До встречи, Нацу, — шепчет Люси, наблюдая, как Нацу скрывается в листве.
Тик
Люси спрыгивает с подоконника, услышав брошенное презрительно ухмыляющейся медсестрой «Ужин. И про лекарства не забудь, милочка». Женщина, бормоча себе под нос что-то про зря потраченные деньги, оставляет девушку наедине со внутренним счётчиком. Повертев пачку таблеток в руках, Люси выбрасывает её в окно. Неужели доктора не в силах понять, что медицина не может ничего сделать с часами внутри неё? Часами, которые родились вместе с ней. Девушка ложится на кровать, отдаваясь во власть воспоминаниям.
— Мама, мамочка, а почему часы даже ночью тикают? Они мне мешают! Давай их отключим, — маленькая Люси сердито топает ножкой.
— Но тут никаких часов, — Лейла озадаченно смотрит на дочь, — иди лучше, поспи. Тебе послышалось, солнышко.
— Леви, скажи, почему в кабинете такие громкие часы? Их тиканье мешает мне сосредоточиться.
— Какие часы, Лю-чан? Они же не работают уже год. Тебе послышалось.
— Люси, не кричи. У меня серьёзная встреча, ты мешаешь, — Джуд строго смотрит на дочь.
— Но ведь… часы. Неужели вам не надоело их постоянное тиканье?
— У нас нет никаких часов. Не выдумывай и не срывай мне переговоры!
— Пап, а почему часы не выключили даже на мамины похороны?
— Какие часы, Люси? Неужели у тебя совести хватает шутить, когда твоя мать умерла?
— Люси, своим криком ты только что сорвала мне крупную сделку. Мы теперь банкроты.
— Прости, прости меня, пожалуйста. Я правда не хотела! Но эти часы… Я не могу вынести их постоянного тиканья.
— Опять часы? Нет, Люси, ты зашла слишком далеко. Завтра мы идём к психиатру.
— Расскажи поподробнее про эти часы, Люси, — мужчина, по-доброму улыбаясь, выжидательно смотрит на десятилетнюю девочку.
— Я их с рождения слышу. Они ни на минуту не замолкают. А я не могу вынести их постоянного тиканья! Поэтому кричу — это хоть чуть-чуть помогает его заглушить. Но никто мне не верит. А вы мне верите? — Люси доверчиво смотрит в глаза незнакомому мужчине.
— Конечно, девочка моя. Извини, мне надо рассказать всё твоему отцу, — доктор встаёт из-за стола и подходит ко двери.
— Но вы же ему скажете, что я не вру, правда?
— Обязательно, Люси, — мужчина выходит за дверь. До Люси доносятся отдельные слова доктора: психиатрическая больница, сумасшедшая… И отцовское: обязательно.
— Теперь ты будешь жить здесь, — холодно произносит отец, показывая Люси комнату с идеально белыми стенами, — тебе помогут избавиться от звука часов.
— Если это поможет, то я согласна, — девочка и не знает, что даже её отказ ничего не изменит, — а ты будешь ко мне приходить?
— Обязательно, Люси.
Девушка, лежащая на кровати, ухмыляется. Он ни разу к ней не зашёл. Сумасшедшая дочь — великий позор для её отца, который тогда только начинал заново строить карьеру. А потом он умер. И Люси жалела о его смерти, несмотря на все свои обиды.
Так
***
— Привет, странная Люси! — Нацу запрыгивает на подоконник.
— Привет, Нацу. Не думала, что ты придёшь.
— Я не мог не прийти. Ты мой самый лучший слушатель! Я сегодня ночью где только не побывал. Ты должна это услышать! Начну, пожалуй, с водопада. Хотя нет, с пустыни! — парень начинает увлечённо рассказывать о своих приключениях, а Люси, усевшись на подоконнике, внимательно его слушает, наслаждаясь молчанием часов.
— До завтра, Люси! — Нацу уходит уже после полуночи.
— Пока, Нацу! — девушка улыбается, но что-то глубоко внутри сжимается от боли: совсем скоро к ней вернётся тиканье.
Тик
***
— Нацу, а ты завтра тоже придёшь? — внезапно спрашивает Люси через месяц после знакомства.
— Обязательно приду. Я же каждый день прихожу! Не вижу причин, чтобы что-то менять. А почему ты спрашиваешь?
— Да так, не обращай внимания. Просто, предчувствие плохое, — девушка встряхивает головой, пытаясь прогнать пугающие мысли, и улыбается, — рассказывай дальше про этот Фиор.
— Хорошо, Люси. Там есть такой город — Магнолия. А в нём расположена гильдия «Хвост феи». Меня туда пригласили! Так вот, давай завтра попробуем вместе уснуть? Мы окажемся в Фиоре вдвоём и вместе будет колдовать и сражаться!
— Хорошо, Нацу. Давай попытаемся.
***
Люси сидит на подоконнике, напевая что-то весёлое, и внимательно смотрит на дерево: Нацу сегодня опаздывает.
Час дня — девушка сидит, всё так же напевая и болтая ногами. Нацу придёт, обязательно придёт, и они отправятся в Фиор — он же пообещал ей. Может, ему просто требуется время на подготовку? Да, конечно, так и есть.
Полночь — Люси сидит, пристально вглядываясь в темноту. Нацу придёт. Он просто решил её разыграть — вот, листья шевелятся, наверняка он там спрятался.
— Нацу, я тебя нашла — вылезай, — кричит девушка в темноту, а с дерева слетает испуганная её криком птица. Люси выдыхает: вот проказник, решил до конца сидеть, не хочет проигрывать. Ну ничего, она тоже не лыком сшита. Может и всю ночь просидеть, если потребуется.
Люси сонно зевает — уже рассвет, а она даже не ложилась. Девушка не обращает внимания и на порозовевшее небо, которое раньше обязательно заворожило бы её на всё время превращения ночи в день.
— Завтрак! — медсестра ставит поднос на столик и скрывается за дверью. Девушка безразлично смотрит на еду и снова отворачивается к окну. Прямо под ним стоят два врача, о чём-то разговаривающие.
— Вы слышали? Вчера ночью в Париже молодой юноша появился из ниоткуда на дороге, и его сбила машина. Говорят, умер практически мгновенно. Бормотал что-то про какую-то Люси.
— Да, слышала, конечно. Его вроде Нацу звали, да? Нацу Драгнил?
— Да, именно так. А ведь жалко парня: совсем молодой умер…
Люси сидит, направив стеклянные глаза на дерево. Вот сейчас, как обычно, зашуршат листья, и из-за веток покажется его лохматая голова. И это окажется простой нелепой шуткой. Но проходит час, а Нацу так и не появляется. И всё же… это же не он, верно? Люси с яростью бьёт по стене. Кого она обманывает? Себя? Или уже привыкший молчать механизм внутри неё?
Неожиданно Люси срывается с места. Она вытаскивает ярко-красный карандаш, который, как всегда, лежит в кармане брюк, и пишет на стене: «Нацу — путешественник во сне». И добавляет ниже: «Истории». Вот, на стене уже появился рассказ про Альпы, про остров, про Фиор. А Люси всё никак не успокоится. Она пишет про сакуру, пишет про пустыню, пишет про любовь. Растерянно смотрит на стены и остатки от красных карандашей, которых едва хватило, когда понимает, что написала все истории, которые ей успел рассказать Нацу. Переводит взгляд на последний карандаш, крепко сжимает его, чуть ли не ломая, и выводит: «Конец».
Так.
