Марго

— Скучаешь, милая? — жеманно тянет Элиот, внутренне стараясь подражать неоднократно виденному со стороны опыту разнообразных съемов, и слегка наклоняет голову, приглашающе прикусывая нижнюю губу. Чистая механика, ничего личного. «Милая» пьяна, от неё пахнет мартини, а густо накрашенные ресницы недоуменно хлопают в ответ на его легкие непритязательные заигрывания. «Дура» — думает Вог, затягиваясь сигаретой и чуть отводя глаза.  — Привет, красавчик, — красные губы складываются в лёгкую улыбку, фальшивую и ехидную. Юноше хочется развернуться и уйти, он читает в её лице каждую скользнувшую эмоцию: и любопытство, и «счёт», который она ведёт из числа тех, кто подкатывает к ней ежедневно, наверное, ежедневно, ведь она красивая, юная, доступная. Такая же как и он. Ему скучно, тошно и немного страшно одновременно, но он не из тех, кто отступает перед лицом смертной скуки — и, тем более, страха, — когда речь заходит о раздвигании границ собственных возможностей. Элиот улыбается в ответ. Ему всего пятнадцать лет, он тощий, как уличный котёнок, а узкие джинсы выгодно обтягивают зад, но в этом захолустье о стиле знают примерно столько же, сколько о нём знает мать-героиня в африканской деревне.  — А у тебя были девушки? — выдыхает Марго, покачивая бокалом с золотистым французским коньяком. Он вздрагивает и морщится, она слишком любопытная, изучает его вдоль и поперёк, читает каждую мысль и спрашивает чрезмерно в лоб и ужасающе прямо.  — Почему тебя это интересует? — после краткой паузы медленно спрашивает Элиот, ведь он знает, что не в её вкусе, потом на секунду задумывается, имеет ли она в виду отношения или просто секс, и тут же пожимает плечами, обобщая всё разом. — Не самый ценный опыт в моей жизни. Марго смеётся и гладит его по плечу, бросает озорной взгляд и отпивает из сверкающего в тусклом свете бокала.  — Не беспокойся, родной. За другую лигу, я помню. Она сидит на кровати, а её длинные светлые волосы закрывают лицо. Заплаканное лицо, потускневшие глаза с размазанной тушью, искусанные губы, кривящиеся в уродливой гримасе страдания и покрасневшие щеки. Элиот вздыхает, закатывая глаза. Час. Битый час он выслушивает претензии, и неизвестно зачем. Ах да, они же встречаются. Время тянется как старая жевательная резинка. Вог лениво разглядывает плакаты на стенах. Красивые мальчики.  — Я так больше не могу, — шипит его пассия сквозь сдавленные рыдания. — На тебя ни в чём нельзя положиться, Элиот… я так больше не могу. Как будто на неё можно. Он пожимает плечами, чуть брезгливо морщась. Ему всё равно.  — Ну, тогда я пойду? Ему всего шестнадцать лет, и они встречались, кажется, около двух недель. Марго меняет любимчиков столь же часто, как делает это он. Она прекрасна, и Вог с отстранённостью прожжёного эстета любуется ей, как произведением искусства, и даже изредка немного завидует. Самую малость, куда меньше, чем он завидует обычно настолько хорошеньким соперницам — хотя, конечно, они все не такие, не такие естественные как Марго, не такие понимающие, как Марго, не такие прямолинейные, как Марго, совсем не такие, как она. И как чудесно, — он иногда ловит себя на этой мысли, — чудесно, что в его динамичной жизни, которая треплет его, как кобель бедолажную суку, есть такие островки стабильности: дружба с ней, прекрасной, не разъедаемая романтическими прихотями; правило, подтверждённое их общей направленностью на мужчин. Марго замечательная подруга, и когда Элиоту нужна помощь, он знает к кому нужно за ней идти. Она же не требует от него ничего — кроме простой дружеской теплоты, Элиот знает и всегда старается её поддержать. Поэтому когда он отказывает ей в совместной поездке на Ибицу, у него дрожат губы от едва сдерживаемых переживаний. Элиот выбирает Майка, и это тоже было непросто, но он всегда мечтал о любви, о такой любви.  — Какого хрена? — спрашивает она. Вог, может, и спросил бы у себя тоже самое, но он слишком увлечён. Однажды он всё-таки рассказал ей всё, рассказал и о девушках: редких случайностях в его жизни, бессмысленных, пустых, о двух эпизодах кратких отношений, почти стёршихся из памяти за отсутствием эмоционального следа.  — Почему бы и не поделиться с моей любимой подружкой? — риторически спрашивает он, посмеиваясь, гася в лёгкой патетике зарождающееся смущение, и поднимая бокал. — За тебя, Марго. В тот день она впервые поцеловала его в щёку, лёгкое прикосновение мягких губ к коже, маленькая дружеская приятность в сером бытовом море развратной романтики, набившей оскомину еще в лет в семнадцать. Первый курс Брейкбиллса, наивное, дурашливое время. Девушки. Осознание собственной гомосексуальности принесло ему долгожданное успокоение, мягкой колыбелью укутало в уют нормальности — в чувство, которого он был лишён всегда. Эта была, может, одна из первых уютных радостей, вторая — магия, третья — Марго. И, конечно, алкоголь, забытьё, наркотики. Маленькое спасение от раздирающих внутренности страстей. Квентин еще вызывал в нём смутное желание заботы, дарящее возможность быть нужным и нормальным, он словно напоминал снова о неуклюжей юности, о собственном отчаянии и страхе, но Квентина подобрала Элис, — и к ней Элиот испытывал только смесь зависти и раздражения, — старые знакомые чувства в отношении прекрасного пола. В общей сложности, так тяжело не привязываться к людям, правда? Она успокаивала его после смерти Майка. Она обнимала его, гладила по голове, и шептала что-то утешающе-ласковое в кудрявую тёмную макушку. Элиот был счастлив, что она вернулась.  — Мы будем танцевать, Элиот! — кричит Марго из соседней комнаты, искрясь показной радостью и не беспокоясь о сладком сне Элис и Квентина. — Собирайся! В анабиозе, он растерянно копается в вещах, в поисках хоть чего-то, что было бы не столь ужасно, как прошлогодний джемпер, — даже в эту минуту он не может себе позволить столь откровенной безвкусицы, — и при этом не напоминало бы о случившемся. Элиот сжег половину своих вещей после смерти Майка. Марго тоже присутствовала при этом. Он справится. Но, само собой, еще бокальчик не повредит. По правде говоря, в этот раз он потащился с ней особо не думая куда и зачем, обдолбанным сознанием смутно идентифицируя путешествие как развлечение. Марголем улыбается так зачаровано, так мягко и томно, а тёмные глаза поблёскивают, уводя внутрь, и Элиот чувствует себя не вполне пришедшим в себя. Пока настоящая Марго треплется со своим экс-возлюбенным, Вог затянут в неожиданную одурманенность молчаливого принятия, сладкой поддатливости секс-игрушки малоинтересного ему парня. Такая непривычная Марго. К счастью, у них с ней разные вкусы на мужчин. Поэтому голем интересует его больше. Марго замечательная подруга, и когда Элиоту нужна помощь, он знает к кому нужно за ней идти. Она же не требует от него ничего — кроме эмоциональной поддержки, и после возвращения от её бывшего парня, он не находит себе места. Он действительно был неправ, и лишний раз он убеждается в этом, когда, протягивая ей конфеты, он не получает ни звука в ответ. Не то отходняк, не то волнение заставляет его пальцы подрагивать, а от того, как тревожно сжимается сердце, немного болит в груди, и инфантильное дитя физкидов с редкой серьёзностью готов на любые шаги ради сохранения этой маленькой зоны комфорта в его непутёвой жизни. Когда она целует его — так внезапно и так порывисто — он, растерявшийся в первую секунду, испуганно выставляет руки, отталкивая её, нерешительно и почти не прилагая усилий, где-то на задворках ничего не понимающего сознания ловя мысль о том, что, если она продолжит… …то всё разрушится… Разрушится дружба, карточным домиком магически перекладываясь на иной лад. Разрушится ладно скроенный мир его личного маленького самоосознания. Разрушатся стены, выстроенные между ним, таким одиноким и странным, и чуждым далёким миром извне — между ним, и тёплой, близкой Марго. …если всё не разрушилось еще в тот самый момент. Потому что, пока он отчаянно стремится сохранить лицо перед заметившей его взволнованность подругой, настоящей, а не молчаливой фальшивкой, толкнувшей его в непредвиденную пропасть, пока передаёт ей конфеты и складывает реплики на автомате, без работы сознания, поглощённого такими неожиданными и новыми эмоциями, мелькает между алых губ розовый язык, и его охватывает волнительная дрожь, а сам он тоже непроизвольно облизывается и позорно сбегает, не в силах ни отвести взгляд, ни посмотреть. Слишком многое это меняет. Нужно выпить. Определённо.