Хруст

      перезапуск #632.       фриск ведёт себя миролюбиво. он подружился со всеми, даже с андайн. я дал ребёнку последнее напутствие перед тем, как он увидит короля.       перезапуск #632 (дополнение).       мы на свободе. шестой раз, если верить предыдущим записям. рассвет всё равно выглядит так, будто я вижу его впервые.       не знаю, как долго фриск будет ждать до следующего перезапуска, но, кажется, он тоже рад быть на свободе.       перезапуск #632 (дополнение 2).       неделя со дня освобождения. пять минут назад фриск пообещал мне, что больше не будет перезапускать временной поток. давал ли он раньше такое обещание? надеюсь, он его не нарушит. Вспышка. Фриск приближается к нему, крепко сжимая в руках нож. Он, словно ухватившись за невидимую нить, тянет, обнажая миру душу ребёнка, а затем, когда краски мира разом тускнеют, поднимает руку, призывая ряд костей. Фриск не ожидает того, что он атакует первым, и кости легко прорывают плоть. Рёбра ломаются. Хруст мокрый, чавкающий, и Санса передёргивает. Вспышка. Фриск совсем рядом, и свист ножа, рассекающего воздух рядом с головой скелета, напоминает ему, как близок он к провалу. Вспышка. Острая кость пробивает живот насквозь, порождая фонтан крови. Фриск отбрасывает силой удара, и тело, ударившись об пол, проезжает по плиткам, оставляя за собой след из крови и ещё чего-то, что Санс даже не пытается распознать. Позвоночник перебит, кровь хлещет ручьём, но ребёнок ещё жив. Кровь пузырится на губах от рваных дыханий. Потом они обрываются, и Сансу остаётся только созерцать жуткую улыбку Фриск, больше похожую на оскал зверя. Вспышка. Санс слышит свист и сухой хруст. Боль приходит несколько секунд спустя. Он притрагивается к месту удара, чувствуя, как осыпаются под пальцами кости рёбер. Осколки превращаются в пыль, не достигнув пола. На лице Фриск он видит ликование. Вспышка. Он предлагает Фриск помилование, и тот соглашается на это, почти не колеблясь. Санс обнимает его, поглаживая голову, прижимает его к себе покрепче и призывает ряд костей. Хруст — и сухой, и хлюпающий — наполняет коридор. Кровь брызжет во все стороны. Санс чувствует, как вязкие капли ударяются о его лицо, стекают вниз, затекают в глазницы, и его несуществующий желудок сводит судорогой. Фриск ещё слабо дёргается, пытаясь вырваться, будто это его спасёт, но он держит крепко, и вскоре эти потуги затихают. Больно, и душу холодит подступающая смерть, но это малая плата за победу. «Если мы и правда друзья, ты больше не вернёшься». Вспышка. Битва закончена, и бластеры исчезают за ненадобностью. Человеческие тела не рассыпаются в пыль после смерти, но то, что осталось от Фриск, обуглено достаточно, чтобы мелкие частички плоти чёрной шелухой осыпались с обрубков, раньше бывших конечностями. Санс удерживает невидящий взгляд на торчащем из грудной клетки обломке ребра. Вспышка. Фриск приближается к нему, крепко сжимая в руках нож. Он, словно ухватившись за невидимую нить, тянет, обнажая миру душу ребёнка, а затем, когда краски мира разом тускнеют, поднимает руку, призывая ряд костей. Фриск не ожидает того, что он атакует первым, и кости легко прорывают плоть. Рёбра ломаются. Хруст мокрый, чавкающий, и Санс широко улыбается удачному первому ходу. Рядом раздаётся гулкий грохот металла, отрывая Санса от молчаливого ликования. Окружающий мир вновь обретает краски. Скелет успевает подумать, что всё закончилось слишком быстро — слишком легко, — а затем на него окатывает осознание: они не в залитом светом коридоре и даже не на лесной тропе Сноудина. Они не в Подземелье. Где-то вдалеке — наверное, из другой комнаты — слышны голоса, но Санс не в состоянии разобрать слова. Взгляд мечется по всему вокруг, цепляясь за отдельные элементы обстановки, а сознание услужливо подсказывает детали. Окно. Он в доме на Поверхности, где он живёт вместе с братом, Тори и Фриск. Кастрюля. Он в кухне, и грохот, который он слышал ранее, — это гремела, падая, кухонная утварь. Пирог. Сегодня они празднуют годовщину освобождения, и он и Фриск пришли на кухню за пирогом и искали нож, чтобы этот пирог нарезать. Нож?.. Он медленно переводит взгляд в сторону ножа. Скелетам не требуется дышать, но Сансу кажется, что он задыхается. Нож лежит рядом с Фриск. Ребёнок ещё жив, когда Санс встречается с ним взглядом. В глазах, среди боли, ему чудится немой вопрос: «За что?» Затем взгляд Фриск тускнеет, и его больше нет в живых. Санс опускает взгляд себе под ноги. По полу медленно разливается кровь, марая кухонную плитку. Он отступает на шаг назад от приближающейся к нему лужи, утыкается спиной в стену. Его колени, наконец, подкашиваются, и он тяжело оседает на пол. Голоса становятся громче, но всё равно доносятся до Санса словно сквозь вату. В кухне появляются Ториэль и Папирус; оба бросаются к Фриск. Следом за ними приходит Андайн, которая, лишь бросив взгляд на ребёнка, оборачивается к сидящему у стены скелету и начинает что-то кричать. В голове у того одновременно и слишком пусто, и слишком много мыслей, чтобы осознать, что происходит здесь и сейчас. Ему видится лишь пустой детский взгляд. Тори возится с ребёнком. Папирус поначалу пытается ей помогать, а потом склоняется рядом с Сансом и, кажется, что-то спрашивает. Его отпихивает в сторону Андайн, тормошит Санса, пытаясь добиться от него каких-то ответов. Тори, наконец, оставляет попытки вернуть к жизни Фриск и оборачивается к нему. Санс успевает разглядеть испуганное лицо Папируса, гримасу ярости Ториэль, а секундой позже его взгляд застилает пламя. Он даже не пытается увернуться.       перезапуск #632 (дополнение 3).       завтра мы празднуем год со дня освобождения.       сегодня я проснулся от ночных кошмаров и, кажется, разбудил этим фриск, потому что он сунулся ко мне в комнату почти сразу после того, как я проснулся. он ещё раз пообещал не делать перезапуск.       кажется, этот временной поток всё же будет последним.

***

Санс просыпается от того, что у него раскалывается голова. Он устало трёт глазницы, краем сознания отмечая, что из левой бьёт, превращаясь из синего в жёлтый и обратно, яркий свет. В общем, если подвести итог ощущениям, только что случился очередной перезапуск. Он запрокидывает голову назад, чуть прогибаясь в спине, — манёвр отзывается очередным признаком тошноты — и смотрит в окно, на заснеженные верхушки деревьев. Да, это определённо Подземелье. Выуживает телефон и, щурясь, смотрит на время. Три часа ночи. Даже его брат — тот ещё жаворонок! — ещё не скоро встанет, а значит, у него есть ещё несколько часов, чтобы разобраться, что произошло за предыдущий перезапуск. Он ещё раз устало трёт лоб и всё же приподнимается на локтях, а затем и вовсе садится. Вставать с матраса — да и двигаться в принципе — жутко не хочется, но, как всегда, в первые часы после перезапуска время дорого, потому он заставляет себя двинуться в направлении двери. По пути он пытается ухватиться сознанием за крохи воспоминаний из предыдущего перезапуска: в памяти всплывают только что-то красное и слёзы на лице… чьём? Кто этот монстр? Он мысленно отмечает, что это ещё надо будет узнать. Немного манипуляций с пространством — и шаг за дверь переносит его прямо в подвал. Удобно, как ни крути. Журнал с записями о предыдущих временных линиях ему приходится поискать: в отличие от его памяти, мастерская отлично защищена от последствий перезапусков, и вещи здесь остаются лежать там, где он их и оставил, даже если сам он этого не помнит. Во время поисков ему попадается групповое фото, на котором он находит лицо из его воспоминаний: Ториэль, если верить подписи на фотографии. Почему она плакала?.. Журнал обнаруживается в одном из ящиков стола. Первым делом Санс пробегается по записям предыдущей временной линии. — «год со дня освобождения»? — Он узнаёт свой почерк, но слова кажутся ему бредом. — целый год? — Он торопливо проверяет остальные заметки, в которых конец оказывается счастливым: их всего пять, и все они помечены синим для удобства. — день. неделя. месяц. две недели. три недели, — он читает вслух, будто иначе слова потеряют свой смысл. — и нигде больше никаких обещаний. Убедившись, что больше счастливых концов не было, он делает пометку о начале нового перезапуска и откладывает журнал, пытаясь осознать произошедшее. Фриск впервые так долго не делал перезапуск. Фриск впервые пообещал его не делать. Пообещал! Не то, чтобы Санс сам был силён в выполнении обещаний, но мысль о столь жестоком предательстве отдавала горечью. Похоже, когда ребёнок объявится вновь, им будет о чём серьёзно поговорить. Остаток времени до пробуждения брата он проводит за изучением остальных записей журнала. Фриск покидает Руины день спустя. Он выглядывает из-за двери в небольшую щель, пугливо озирается и лишь затем выходит на морозный воздух Сноудина. Притворив за собой дверь и привалившись к ней спиной, ребёнок продолжает смотреть по сторонам. Его взгляд задерживается на кустах, в которых спрятана камера наблюдения. Закусив губу, Фриск подходит к кустам, осторожно их огибает, ещё раз оглядывается, а затем начинает как можно быстрее продираться через лес. Всё это видит Санс, надёжно укрытый за деревьями с другой стороны дороги. Пару секунд он стоит на месте, опешив: такого развития событий не было описано ни в одной из его записей; Фриск всегда шёл прямо по дороге. Оцепенение быстро проходит, и скелет припускается за ребёнком, забыв даже про камеру слежения. Сейчас важнее понять, что пошло не так. Догонять Фриск оказывается довольно легко: ребёнок увязает в сугробах, теряя скорость, а Санс удачно пользуется свежими следами. Он быстро сокращает расстояние между ними. Хруст веток, которые Фриск ломает по неосторожности, раздаётся всё ближе и ближе — от мысли о хрусте Сансу почему-то становится не по себе, — и вскоре он уже видит впереди лилово-синее пятно кофты ребёнка. — эй, мелкий! притормози! — окликает он грубее, чем собирался, и пытается ухватиться за человеческую душу магией, но та ускользает прямо из-под его пальцев. В ответ слышится сдавленный писк, и у Фриск, кажется, открывается второе дыхание, потому что он чуть ли не удваивает темп. Санс матерится себе под нос и старается не отставать. Впереди, за деревьями, слышится неясный гул. Скелету требуется лишь мгновение, чтобы понять, откуда он исходит. — фриск, стой, впереди..! — пытается предупредить он, выбрасывая руку вперёд в отчаянной попытке ухватить, удержать… Но уже слишком поздно. Лес заканчивается резким обрывом, и Фриск, не ожидая этого, оступается и ухает вниз, туда, где бурлит река. Даже сквозь шум бурной воды хорошо слышно хруст — мокрый, чавкающий хруст костей, — когда тело разбивается о каменистый берег, прежде чем удариться о воду. Сансу становится дурно, к горлу, совсем как желчь, подступает вязкий комок жидкой магии, но он заставляет себя дойти до обрыва и глянуть вниз. Парой метров ниже, там, где берег становится чуть более пологим, виднеется огромное пятно крови — след от удара, — от которого вниз тянется рваный, тёмно-красный след, исчезающий там, где камень встречается с водным потоком. Скелет ищет взглядом Фриск, но не находит: течение давно уже унесло тело. Вода гремит оглушающе, но Сансу всё равно чудится, что он слышит звук разбивающейся человеческой души.       перезапуск #633.

***

Санс просыпается от того, что у него раскалывается голова. Он приоткрывает глаза ровно настолько, чтобы увидеть, как по потолку пляшет неровный свет: синий, жёлтый и снова синий. От мерцания кружится голова, и он закрывает левый глаз, скашивая правый в сторону окна. Снова Сноудин. Снова перезапуск. Дисплей телефона услужливо подсказывает время, и скелет позволяет себе только пару минут поваляться на матрасе, пока его магия не успокоится, а затем почти поспешно встаёт и выходит из своей комнаты сразу в подвал, по пути вспоминая шум воды и сугробы — к чему бы это? Журнал перезапусков он находит прямо на столешнице и, пробежавшись глазами по последней записи, застывает в недоумении. Ни единой заметки. Только номер. Он торопливо просматривает остальные страницы, пытаясь понять, что произошло. Ребёнок перезапустил, так и не достигнув Сноудина? Такого не случалось ещё ни разу. Санс теряется в догадках, а, после прочтения предпоследней записи, последняя становится ещё более подозрительной. Он возится с журналом и фотографиями с прошлых перезапусков, ломая голову над происходящим, до тех пор, пока откуда-то сверху не доносится голос его брата: «САНС! ТЫ КУДА ПРОПАЛ?» Скелет почти с удивлением обнаруживает, что время движется к полудню. Быстро записав номер нового перезапуска, он выходит из лаборатории прямо в кухню. Все вопросы ему придётся отложить до тех пор, когда Фриск снова появится в Сноудине. Ребёнок выходит из Руин на следующий день. Едва притворив дверь, он торопливо двигается по дороге, поминутно оглядываясь назад, будто ожидает появления Санса. Впрочем, так оно, скорее всего, и есть. Скелет на секунду подумывает наступить на толстую ветку, валяющуюся на дороге, просто чтобы подшутить над человеком, но передумывает, видя, что Фриск, похоже, и так на нервах. Это наводит на неприятные мысли. Так или иначе, ребёнок останавливается как вкопанный, когда слышит у себя за спиной чужие шаги. Санс неспешно приближается к нему, прилаживая на ладонь миниатюрную подушку-пердушку. Первые несколько мгновений можно сыграть и по сценарию, правда? Ну, или почти. — Ч е л о в е к, — он нагоняет в голос чуточку жути для антуража. — Т ы  р а з в е  н е  з н а е ш ь , к а к  з д о р о в а ю т с я  с  н о в ы м и  з н а к о м ы м и ? О б е р н и с ь  и — Он давится словами, когда краски мира внезапно тускнеют, а Фриск быстро оборачивается. В следующее мгновение слышится громкий хруст, и первая мысль Санса: на ту несчастную ветку, похоже, всё же кто-то наступил. Секундой позже приходит осознание — а вместе с ним и боль, — и он опускает взгляд: на его любимых толстовке и майке теперь есть рваный разрез, а где-то под ним крошатся, превращаясь в пыль, пробитые рёбра. По ткани расползается тёмное пятно. Он прикладывает к нему руку, чувствует на пальцах вязкую смесь пыли и жидкой магии. Эта же магия ручейком стекает по его рту. На секунду его сознание отключается от действительности. Он видит залитый светом коридор и блестящее лезвие ножа, он слышит свист лезвия где-то совсем рядом. Вспышка — и он видит чужую кухню и ярко-алую, человеческую кровь, и то, как она пузырится с последними дыханиями на губах Фри… Боль возвращает его к действительности, и он поднимает взгляд на Фриск. Тот оступает назад, прижав руки к груди. На его щеках блестят слёзы. На дороге лежит брошенный игрушечный нож. Мир вздрагивает, и Санс падает в темноту.       перезапуск #634.       Не хочу       Я тебя ненави       Я не могу так поступить с Папирусом.       Если       Не смей больше ко мне приближаться!

***

Санс просыпается от того, что у него раскалывается голова. От боли мутит так, что, будь у него внутренности, то они, должно быть, стали бы наружностями. Во рту чувствуется горечь, а грудь будто сдавливает тисками. Он обхватывает голову руками и ждёт, пока ему не станет лучше — хотя бы настолько, чтобы просто открыть глаза. В окне, как всегда, видны сосны Сноудина. Перезапуск, да ещё и, судя по ощущениям, в предыдущей временной линии он умудрился сдохнуть. Опять геноцид? — увидеть фриск и умереть, — бормочет скелет и невесело смеётся. Он заставляет себя встать с кровати, проверяя время по пути в лабораторию. В голове попутно вертятся мысли о ноже, снеге и слёзах, но сложить их в единую картину он не может. Как, в общем-то, и всегда. Журнал перезапусков он находит на столе — он даже открыт на нужной странице, — и Санс уже готовится к скучному штудированию однообразных записей — в который раз, интересно? — когда его сознание цепляется за одну единственную мысль: последняя запись написана явно не его почерком. Он несколько раз перечитывает пять строчек, написанные нетвёрдой детской рукой, перелистывает все страницы, не находит больше нигде чужих записей и ещё раз перечитывает запись. Слова принадлежат Фриск, в этом он уверен, но понятнее от того они не становятся. Он мечется от догадки к догадке, пытается сделать выводы по предыдущим записям, но теряется ещё больше и заново читает все записи, пытаясь найти зацепку. Сдаётся он, только когда Папирус, обрыскав весь дом в поисках брата, приходит стучаться в дверь мастерской. Даже покинув подвал, он весь последующий день ломает голову над тем, что же, всё-таки, происходит. Фриск появляется в Сноудине на следующий день. Оглядевшись и проверив кусты, в которых скрывается камера слежения, он быстрым шагом направляется прочь по тропе. Санс не утруждает себя вознёй с веткой, и даже розыгрыш с подушкой-пердушкой оказывается забыт. Последние три перезапуска всё идёт не так, как обычно, а потому и он не намерен следовать избитому сценарию. Фриск останавливается, заслышав его шаги, и он подходит, должно быть, быстрее, чем обычно, потому что ребёнок вздрагивает, хотя и не оборачивается. — Ф р и с к, — окликает Санс, и тот вздрагивает ещё раз. — Т ы  н е  д у м а е ш ь , ч т о  н а м  е с т ь , о  ч ё м  п о г о в о р и т ь ? Ребёнок не шевелится, застыв, будто статуя. — Ф р и с к, — повторяет скелет. — О б е р н и с ь. Так и не дождавшись реакции, Санс протягивает руку, чтобы схватить человека за плечо. Тот рывком оборачивается, бросает снег скелету в лицо и тут же припускает прочь. Снежинки набиваются в глазницы, и Санса передёргивает от холодка, пробегающего по внутренней стороне черепа. На секунду он просто забывает, где находится. Когда оцепенение, наконец, проходит, он тут же бросается следом за ребёнком. У того есть солидная фора, но Санс не теряет надежды перехватить его до столкновения с Папирусом. Его надеждам не суждено сбыться: Фриск не останавливает даже заслон из призванных костей, который тот ловко огибает, и он с разбегу влетает в долговязого скелета. Папирус выдерживает удар стойко, но чуть с ног не валится от удивления, когда ребёнок с потрясающей прытью взбирается ему на руки, что-то неясно скуля. К тому моменту, как Санс всё же настигает свою цель, младший брат уже понемногу осознаёт происходящее: — ЧЕЛОВЕК? Э… САНС, ЭТО ЖЕ ЧЕЛОВЕК, ДА? — Он переводит взгляд с брата на ребёнка и обратно. — САНС, Я ПОЙМАЛ ЧЕЛОВЕКА. Я, ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС, ПОЙМАЛ ЧЕЛОВЕКА! НЬЕ-ХЕ-ХЕ! Санс не сводит взгляда с ребёнка. Где-то на задворках сознания стоит жуткая картинка: череп брата, крошащийся в пыль под ботинком человека. Он не знает, воспоминание ли это, или он сам это придумал, но одно он знает точно: одно лишнее движение, и он сотрёт Фриск в порошок. Непрошеной приходит мысль о рёбрах, хрустящих под натиском призванных атак… — САНС? — Папирус отрывается от ликования, озабоченно заглядывая брату в глаза. — САНС, С ТОБОЙ ВСЁ В ПОРЯДКЕ? — а… что? — Санс только сейчас понимает, что у него горит магией левый глаз. Он усилием воли его гасит. — да, всё нормально, папс. ты… молодец. отличная поимка. прямо— — ЧТО ТАКОЕ, ЧЕЛОВЕК? — младший уже успел отвлечься на Фриск, который что-то скулит ему на ухо. Санс не слышит слов, но судя по тому, как хмурится брат, искоса на него поглядывая, добра это не сулит. — САНС, КАК ТЕБЕ НЕ СТЫДНО! — взрывается, наконец, Папирус. — ЧЕЛОВЕК ТАК ХОТЕЛ ПОДРУЖИТЬСЯ СО МНОЙ, ВЕЛИКИМ ПАПИРУСОМ, А ТЫ, ВМЕСТО ТОГО, ЧТОБЫ ПРОЯВИТЬ ГОСТЕПРИИМСТВО, СТАЛ ЕГО ПУГАТЬ? — да ты что, бро? ну, ты же знаешь, что я скорее костьми лягу, чем стану— — САНС! НУ ПОЧЕМУ ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ХОТЯ БЫ РАЗ ОБОЙТИСЬ БЕЗ СВОИХ ДУРАЦКИХ КАЛАМБУРОВ! — тут же перебивает младший, топая ногой. По крайней мере, на счастье Санса, предшествовавшие этому претензии оказываются забыты. — НЕТ, ТАК ДЕЛО НЕ ПОЙДЁТ. ЧЕЛОВЕК! ТЫ ОФИЦИАЛЬНО ПРИГЛАШЁН КО МНЕ В ГОСТИ, ЧТОБЫ УКРЕПИТЬ НАШУ ДРУЖБУ! — заявляет он и, так и не спуская Фриск с рук, отправляется в сторону их с братом дома. Санс не сводит с ребёнка глаз всю дорогу домой. Тот отвечает ему тем же. Папирус их игру в гляделки просто не замечает, рассказывая своему новому другу обо всём, что приходит ему в голову. Что хорошо, Фриск действительно прикладывает все усилия к тому, чтобы подружиться с младшим из братьев, и Санс думает, что в этот раз, быть может, всё сложится хорошо. Если только ребёнок не надумает воткнуть им нож в спину. Что плохо, всё то время, пока Фриск у них гостит, он ни на минуту не оказывается в комнате один, а потому Санс никак не может подловить момент и поговорить с ним наедине. Вряд ли так получается случайно. Что совсем плохо, Фриск каким-то образом уговаривает Папируса сопроводить его до дворца. Санс, естественно, увязывается следом — не в открытую, конечно, а просто приглядывает за горе-путешественниками со стороны, вовсю пользуясь короткими путями. Младший брат остаётся в неведении, а Фриск… Фриск явно что-то подозревает. Санс всю дорогу ждёт подвоха. Он ждёт, что ребёнок сорвётся, что блеснёт нож… Временами ему кажется, что он слышит сухой хруст — знакомый, будто почти забытое воспоминание, — но каждый раз это оказывается лишь эхом, существующим исключительно в его черепушке. Папирус жив. Все монстры живы. И все любят Фриск, а Фриск охотно становится всем другом. На один перезапуск всё в этой жизни, кажется, идёт так, как надо, но неясная тревога его не оставляет, как и галлюцинации — или воспоминания? — снующие по его мыслям. Брызги. Красное. Пузырится. Звон. Рваное дыхание. И хруст. Хруст. Хруст. Обычно Санс не слишком ценит то, каким принципиальным бывает Папирус в некоторых вопросах, но сейчас он даже рад, потому что младший брат настаивает на том, чтобы Фриск прошёл Последний Коридор сам. Он говорит о том, что это должно быть испытанием для силы духа, временем для осмысления своего пути, приводит какие-то ещё аргументы, но для Санса главное одно: он, наконец-то, сможет поговорить с Фриск без свидетелей. Из-за своего укрытия — одной из колонн — он видит, как ребёнок нервничает, но упорно шагает вперёд. Когда Санс встаёт у него на пути, тот вздрагивает и делает шаг назад, и скелет даже готовится призвать стену из костей, просто чтобы отрезать путь к отступлению, но до этого дело не доходит. На какое-то время мир замирает. Санс смотрит на Фриск. Фриск смотрит себе под ноги. — фриск? — говорит скелет, когда молчание затягивается. Ответа не поступает. Ребёнка начинает колотить дрожь, и он сжимает одну руку в другой, нервно хрустит суставами. Санса ощутимо передёргивает. Воспоминания из других перезапусков на секунду становятся ярче, но всё ещё не складываются в единую картинку. — фриск, у меня лишь один — — Если хочешь убить, убей уже! — перебивает Фриск. Он редко говорит вслух, ещё реже повышает голос, потому крик Санса почти пугает. Не дождавшись ответа, ребёнок продолжает: — Давай! Убей! Чего тебе стоит?! Давай же! Фриск давится собственными словами, кашляет; в уголках глаз выступают слёзы. — фриск, — Санс старается, чтобы его голос звучал ровно. — я не собираюсь тебя убивать. Фриск что-то бормочет в ответ, но скелету не удаётся разобрать слова, а потому он продолжает: — у меня… только один вопрос. почему ты перезапустил? мы провели целый год на свободе… так почему? Он ожидал чего угодно: молчания, слёз, угроз, ножа в грудь — чего угодно, но не хриплого, горького смеха. Ему на мгновение кажется, что Фриск смотрит на него пустыми глазницами, из которых капля за каплей стекает то ли вязкая кровь, то ли гной. Наваждение проходит, как только ребёнок сквозь икающие смешки говорит: — Ты… даже не помнишь… убил… и даже не… Слова бьют, словно пощёчина, а затем картинка собирается воедино. Их дом наверху, на свободе. Кухня. Пирог. Нож. Фриск лежит на полу, захлёбываясь собственной кровью, которая булькает в горле и пузырится на губах. И хруст, хруст, опять этот жуткий, вязкий, чавкающий хруст ломающихся рёбер. Ему чудится, что в зияющей ране бьётся, постепенно замедляя свой ход, сердце. Он усилием воли возвращает себя к реальности, смотрит на Фриск, вытирающего лицо рукавом, и ему совершенно нечего сказать. Потому, чуть поколебавшись, он просто отступает в сторону и смотрит, как тот скрывается за дверью тронного зала.       перезапуск #635.       фриск сразу же подружился с папирусом и к королю отправился с ним вместе. явно старается не оставаться один. меня избегает, но с остальными монстрами очень дружелюбен. я так и не знаю, почему он сделал перезапуск в временной линии #632.       перезапуск #635 (дополнение).       он сделал перезапуск, потому что он умер я его убил.       даже несмотря на это, он снова всех освободил.       наверное, я впервые не рад увидеть солнце.

***

Они снова празднуют годовщину освобождения. Компания собирается весёлая и шумная, и, в какой-то момент устав от суматохи, Санс выбирается на крышу. Время близится к ночи, и на небе уже видны первые звёзды. Когда он слышит у себя за спиной скрип черепицы, он не придаёт этому особого значения, но когда рядом с ним присаживается Фриск, скелет удивлённо на него косится. Ребёнок избегал его весь год, и такое появление по меньшей мере внезапно. Тем не менее, он ничего не говорит и переводит взгляд обратно к небу. Они молчат. Санс не уверен, о чём именно он думает в этот момент, но ему кажется, что они с Фриск думают об одном и том же. Первым нарушает молчание Фриск. — Я больше не хочу перезапускать, — говорит он. — я больше не хочу тебя убивать, — говорит Санс в ответ. Они переглядываются и почти синхронно улыбаются друг другу. Всё-таки они действительно думают об одном и том же.       перезапуск #635 (дополнение 2).       год с освобождения.       кажется, в этот раз всё действительно будет правильно.