Гаара и демон, заточенный в нем

Шепот в моей голове все усиливался, я не мог его утихомирить. Ночь для Шукаку всегда была своего рода побудителем всех его действий, словно давая ему силы, мощь, возможность бороться со мной. Существо, жившее сотни, тысячи лет, испытывало неимоверную тоску, скуку, злобу каждую минуту своего существования с тех пор, как было помещено в меня. Во мне он видел нежелательную преграду, но уже отчаялся с ней хоть как-то бороться. Я знаю, он всегда в ожидании. Он ждет момента, когда я потеряю контроль над ним, своим сознанием, своими чувствами, эмоциями. Моим проигрышам он всегда рад. Чувства, подпитывающие его: боль, ненависть, страх, ярость, обида, даже легкая злость... Он всегда стремится каким-то образом надавить на них, усилить. Уже не сколько в надежде, что я потеряю контроль, сколько ради хотя бы кратковременного пребывания в своей колее. Он полон обиды и озлобленности на тех, кто сделал это с ним. Раньше он находил во мне союзника, того, кто поможет утолить его вечный голод. Теперь, когда я зажил по-настоящему, я перестал быть им. Теперь, когда я оказался приближенным к людям... он чувствует себя преданным, и его злоба на меня растет с каждым днем, не переставая. Я уже давно забыл, что такое сон, живу в постоянном напряжении и, как и демон во мне, — в ожидании. Я знаю, он думает о моей смерти, о том, как бы разрушить эту клетку, ставшую за каких-то пару лет, надежной крепостью. Одна лишь брешь — и он ею воспользуется, не теряя времени. Шукаку нередко путает мои мысли, и порой я перестаю отличать его нашептывания от голоса своего разума. Бороться с этим я научился лишь сейчас. Какие силы еще держат меня в этой борьбе?.. Некогда мы были неразлучны. Все мое детство звучало лишь его голосом. У меня не было никого, кроме него. Мое сосуществование с ним походило на медленное, но верное погружение во мрак. Были те, кто мог помочь мне, вытащить меня, образумить. Но эти люди либо погибли, либо вовремя отдалились. Раньше я винил их. Но сейчас... я понимаю, что людей, отвернувшихся от меня, слишком много. Моей ненависти, даже усиленной Шукаку, не хватит на них всех. На самом деле, мне не в чем винить их. И нет в этом смысла. Я бы причинил им лишь страдания и боль, и они поняли это раньше меня. Мне следовало только лишь понять это как можно раньше. Но тогда все обстояло иначе. Влияние демона на меня не имело границ. Он пользовался всем, что было ему доступно, манипулируя мной. Но, тем не менее, он никогда не испытывал ко мне ненависти. Любви, какой бы то ни было привязанности для него в целом не существовало. И сейчас его отношение ко мне нисколько не изменилось. Его мечта о свободе жива до сих пор и, если нужно, он убьет меня. Но для него это не является проявлением ненависти. Последние семнадцать лет он видел мир лишь моими глазами, не считая редких случаев, когда ему все же удавалось выйти наружу. Это не прибавило ему ничего человеческого, но людей, в частности, меня он стал понимать намного лучше. Он свыкся со мной, сросся, стал частью меня не меньше, чем я -- его. Этого достаточно. Он обладает уникальным даром убеждения. Во всяком случае, на мне это работало всегда. Я не был ему слугой, я не был его подчиненным. Но исполнителем я все же был. Он накрыл мое существование саваном, и я не мог этому противиться. Его слова всегда оказывались правдой, его прогнозы не сулили ничего доброго и светлого, и они всегда, конечно же, сбывались. Он уничтожал надежду. Рушил любые связи с миром. Складывалось так, что я принадлежал лишь ему, хотя это не было его целью. Он менял меня под себя только ради того, чтобы ему было комфортнее существовать. С течением времени и я испытал к нему всю гамму чувств: в детстве я считал его своим другом, светом во тьме, тем, кто не даст мне загнить от одиночества, позже я ненавидел его за ту боль, что он нес в себе, за ту ненависть, проводником которой я был. Но нельзя считать своим другом того, кто не существует с тобой по своей воле, пусть и понимает тебя. Бессмысленно ненавидеть того, чья природа лишь и состоит в ярости и уничтожении, бесконечном голоде и стремлении его утолить, чья природа не может быть иной, чья природа слишком сильно схожа с твоей собственной. И в конце концов в мире больше нет никого, кто бы понял меня лучше, чем он. Это не дает повода привязываться к нему. С этим просто надо считаться. Шукаку с детства направлял меня и это можно принять как своего рода... наставничество. "Но... ведь дядя любит меня, заботится обо мне. Он никогда меня не оставит. Я верю ему. Даже больше, чем тебе. С ним я никогда не буду одинок..." "Глупый, никчемный мальчишка. Неужели в тебе так мало самоуважения или хотя бы способности видеть очевидные вещи? Вспомни жителей Суны, их реакцию при виде тебя. Хочешь знать, что отличает его от них? Ему просто приказали быть тебе нянькой. Он тебе ничем не обязан. Родственные связи ничего не значат. И, если ему прикажут, он, не раздумывая, убьет тебя. И никто не будет тебя жалеть. Лишь только ты сам. Мне, по правде, это уже начинает надоедать." Его слова часто находили подтверждение в реальности. Иногда они были даже пророческими, что не оставляло мне возможности не верить ему. Вспомнить хотя бы дядю... Он как будто все знал наперед, но не стал ставить меня в известность. Возможно, моя жизнь для Шукаку не что иное, как унылое и неудавшееся подражание давно прочитанной книги. Той ночью, когда я (мы) убил своего дядю, после его слов, которые Шукаку неоднократно повторял в моей голове, как бы напоминая о цели, о сущности моего существования... начиная с той поры мы и стали единым целым, мыслили, как единый организм. Больше не было разделения на "я" и "он", существовали лишь "мы". Я думал тогда, что наконец понял, что я делал не так и плачу миру тем, что он дал мне, следовательно, поступаю правильно... Я не убивал уже два года, а песок до сих пор пропитан кровью. И тысячи вод неспособны его отмыть. Почему я был так слеп тогда? Кем я был? Неужели мне было тогда так сложно держать себя в руках так, как я делаю это сейчас, пусть и демон яростно и отчаянно гложет меня изнутри? Тогда, именно тогда я все сделал не так. Я ошибся в себе. Позволил этому случиться. И память о том, что я сделал, просуществует дольше, чем я сам. И ни один мой поступок не сможет вымолить ни прощения, ни понимания. Я внушил себе, что живя ради себя, убивая и любя лишь себя, я поступаю правильно. На деле же этим я лишь утолял голод Шукаку, походя больше на его пажа, кем быть я не собирался. Но тогда я думал иначе... Сейчас я понимаю, что никогда не жил, я лишь существовал. Ничто другое мне не было доступно и не будет. Став главной Суны, я доказал себе и другим, что способен приносить добро, несмотря на то, что во мне заключена сущность, противостоящая ему. И, пусть я и совершаю благо... меня все равно никто не обязан любить. Но это не мешает мне любить кого-то, пусть я и знаю, что мне какие бы то ни было человеческие отношения никогда не будут доступны. Своим другом я могу назвать Наруто Узумаки, того, кто направил меня по истинному пути, того, кто изменил меня, перевернул мой мир, вытащил меня из мрака, хоть я и успел внушить себе, что сжился с ним. Своей семьей я считаю Канкуро и Темари, я точно знаю, что могу повернуться к ним спиной без опаски. Также своей семьей я готов назвать всю Суну. Я буду защищать ее жителей чего бы мне это ни стоило, даже ценой своей жизни. Оказалось, что я способен давать миру то, чем он меня обделил, пусть и понимаю, что по-прежнему не буду никем любим. Я получил власть. Я получил уважение и почет. Это большее, что я могу получить.