Сумасшествие

Разочарование? Обида? Вздор! Всё не то. Свидригайлов стоял посреди комнаты, из которой, как из клетки с тигром, несколько минут назад выпорхнула Авдотья Романовна. Потирая подбородок, он прокручивал в голове каждый момент их недолгого свидания. Всё возбуждение, вскипевшее в нём, как только он заметил страх и отчаяние в глазах прекрасной молодой девушки, попавшей в его ловушку, вспыхнуло с новой силой. Но мысли его теперь устремились в другой, дальний и тёмный угол этого семейства. Ведь у Авдотьи Романовны есть не менее превосходно сложенный брат, чьё психическое и физическое состояние делает его теперь едва ли сильнее своей сестры. Ведь Родион сейчас - самое, пожалуй, хрупкое создание во всём Петербурге. Дунешь - рассыпется. Будет, конечно, сопротивляться (уж натура у этих такая), а ведь против природы не пойдёшь. Сломленный мальчишка, пытающийся себя наладить, починить, слепить заново, - разве это не лучшее, что может попасться под руку такому подлецу, как Свидригайлов? За размышлениями этими прошёл весь путь Аркадия Ивановича. Сомнения, разумеется, его не покидали, но одно только представление этой игры в кошки-мышки с почти беспомощным и жутко истощённым из-за психологического давления Порфирия Родионом наполняло его безумной, сумасшедшей энергией, которая шла откуда-то изнутри. Поднимаясь по ступенькам, Свидригайлов почувствовал лёгкое головокружение, похожее на то, которое чувствуют немного опьянённые люди. Он прижался к обшарпанной стене и закрыл глаза. Сомнение пропало, всё сознание заняла полная решимость. Однако Свидригайлов не спешил. В нём были какие-то мазохистские наклонности, хоть и проявлялись они в мелочах. Он, например, при поедании пищи, мог не пить до конца трапезы, как бы ему того ни хотелось. В крайнем случае позволял себе пару небольших глотков. Доев, он, не торопясь при этом, начинал пить, долго и, если никого не было рядом, - громко. Ему это приносило высочайшее наслаждение. Подобными мелочами он доказывал себе свою способность издеваться над самим собой, что же ему в таком случае стоит издевательство над другими? Так и сейчас, стоя перед дверью Раскольникова и зная уже всё, что будет, он медлил, упиваясь ощущением власти и контроля над ситуацией. Внезапно из каморки Родиона послышался звук снятия крюка. Дверь медленно начала открываться. Свидригайлов осознал, что это прекрасная возможность, что сильнее ему повезти и не могло, и тотчас же рванул в сторону сонного и рассеянно смотрящего в пол Раскольникова. Без особых усилий он втолкнул его внутрь и сразу же запер за собой дверь. Родион отшатнулся и с непониманием и защитной злобой, которая за последние дни чётко закрепилась в его взгляде, посмотрел на Аркадия. Повисла странная тишина, и Свидригайлов даже на мгновение смутился, растерялся, но всё же совладал с собой. Голову кружило ожидание наслаждения, а перед ним можно было и поразвлечься. - Прошу прощения, что не предупредил заранее о своём визите, Родион Романович… – Свидригайлов придвинул стул к двери, уселся на него, перекрыв тем самым путь на свободу, и продолжил, - я, признаться, всё сомневался. А вы садитесь, что же вы? Раскольников с недоверием смотрел на Свидригайлова. - Ну что же вы молчите? – Аркадий Иванович располагающе улыбнулся. - Вам нужна помощь, Родион Романович? - Мне идти надо, – буркнул Родя, - Мне надо, меня и ждут уже, мне надо срочно... - Да вы присядьте, мне ведь поговорить с вами нужно, – Свидригайлов потёр подбородок, продолжая улыбаться, - Не видите разве, что я решительно намерен никуда вас не пускать? – он рассмеялся, впрочем его лицо быстро стало серьёзным. Раскольников мученически закатил глаза и свалился на кровать. - Ну и говорите, раз нужно, - снова буркнул он. - Мне ведь идти надо… - Ваша сестра давеча… - начал Свидригайлов. Раскольников выразительно кашлянул и нахмурился пуще прежнего. Гость продолжил. - …давеча угрожала мне, представляете, револьвером. Ну до чего прекрасное создание, согласитесь? - Вы… Где Дуня?! – Раскольников подавился собственным волнением и воздухом, в котором всё было пропитано сильным напряжением. - Совершенно прекрасное! – продолжил Свидригайлов. - Отвергла так жестоко, но ведь такие вещи ободряют. Я, впрочем, размечтался, я знаю. Слишком просто доставалось мне всё до неё. А сестра ваша… - Зачем ты пришёл?! – взревел Раскольников. - Да вы не переживайте, - убаюкивающе произнёс Аркадий. - Вы, однако, создание не менее прекрасное. Непонятное для меня, а потому – прекрасное. Ну что же вы так страдаете, Родион Романович? - Я не страдаю! – Раскольников вскочил с кровати, его начало трясти. - Не страдаю! Зачем вы пришли?! Не получится меня теперь мучать! Сам пойду! Расскажу!.. Раскольников снова упал на кровать, лишённый каких-либо сил. Свидригайлов пересел со стула на кровать Родиона. Тот в свою очередь снова подорвался, но теперь он отлетел в угол своей кровати и вжался в него, схватившись за голову руками. - Голова болит, - прошептал Раскольников. - Уйдите, не запугаете. Сам расскажу… Свидригайлов приблизился к нему и схватил за руки, чтобы тот поднял на него глаза. - Я бы мог спасти тебя, – проговорил он, - Зачем же ты с ума сходишь тут? Деньги? Я дам. Раскольников выхватил руки и отвернулся. - Ничего от вас мне не нужно. Сознаюсь. Донесу... Уйдите, я прошу! Свидригайлов схватил парня за подбородок. - Я, признаться, даже не знаю теперь, кто из вас прекраснее. Раскольников поднял на него глаза. Тёмные, невероятно огромные и сильно уставшие. Свидригайлов буквально почувствовал всё возбуждение, которое этот замученный, но не прекращающий бороться, образ дарил ему сейчас. Не отпуская его подбородок, он зарылся рукой в запутанные волосы Родиона. Тот затрясся и вжался в стену. - И до чего же ты красив, Родя… Свидригайлов резко сел сверху Раскольникова, зажав его ноги, которыми он уже начал толкаться. Прижав его к стене ещё сильнее, Свидригайлов стал жадно его целовать. Тот отстранялся, пытался мотать головой и бил руками Аркадия. Сил, однако, не хватало. Слишком он был слаб, да и вся необычность ситуации сбивала с толку. Аркадий проник в рот Родиона и начал переплетать их языки. Никогда он не целовал так барышень. Свидригайлов поймал лупящие его руки Раскольникова и зажал их по бокам. Осознав, что им обоим не хватает воздуха, он разорвал поцелуй. Раскольников не кричал, а бешено смотрел на своего нежданного гостя. В этом взгляде были все вопросы вместе. Свидригайлов улыбнулся: - Необычно. - Что это. – как-то странно, без выражения произнёс Родион. - Неужели этому Разумихину ни разу это не приходило в голову? – покачивая головой, засмеялся Свидригайлов. - Ни за что не поверю! До воспалённого сознания Раскольникова только спустя некоторое время дошло всё произошедшее. Оглядевшись, он с остервенением начал вырываться и орать, несмотря на одышку и срывающийся от волнения голос. Свидригайлов опешил и зажал его рот рукой. Родион же, освободившейся конечностью, снова начал бить Аркадия. Тот привстал и, не прилагая особых усилий, уложил Родиона на спину. Он продолжал брыкаться и пытался кричать сквозь руку. Аркадий разжал ему рот и полез в карман. Родион, не понимая его действий, перестал дёргаться и даже потерял дар речи на мгновение. Гость достал уже использованный в тот вечер револьвер и поднёс его к виску Родиона. Он замер. - И как бы ни хотелось тебе умереть, лишь бы не признать себя «обыкновенным», всё же лучше самому, ведь так? – зашептал Свидригайлов. - В Неву броситься, удавиться, что угодно – самому. Сердце Раскольникова готово было выпрыгнуть из груди. О Свидригайлове он был наслышан, а потому в том, что он может его сейчас убить, Родион не сомневался. Хотелось жить. Даже будучи «обыкновенным», будущим каторжником, просто непонятым окружающими – хотелось жить. - Зачем ты меня мучаешь? – потерянно проговорил Раскольников. - Я готов признаться, мне идти надо… Зачем? Я виноват… Свидригайлова сожаление Родиона о своём положении (но не о самом преступлении) заводило невероятно. Он видел, как чист этот юноша и как сильно он запутался в жизни. Его пальцы потянулись к пуговицам на рубашке парня. - Я признаюсь им!.. – завопил Раскольников, но его рот тут же был занят новой волной поцелуев. Свидригайлов совершенно обезумел от всей этой сцены. Рубашка была расстёгнута, и он припал к юной шее, покрывая её красноватыми кровавыми пятнами. Раскольников не сдержал продолжительного стона, но быстро затих и зажмурился от стыда. Аркадий поднял глаза на Родиона. Видимо, чувствуя, что у него нет сил ни на крик, ни на драку, Раскольников попытался утихнуть, закусив губу. Всё было до жути странно. Свидригайлов начал водить ладонью по худощавому телу парня и снова вернулся к шее. Бёдра Раскольникова предательски дёрнулись, и Свидригайлов это заметил. Родион плавился от действий своего мучителя. Гость опустил руку ниже и начал водить ей по бёдрам Роди. Тело реагировало удивительно податливо на ласки. Свидригайлов нащупал выступ на штанах парня. - Нет, что же это?! – Раскольникова опять трясло в лихорадке. - Остановитесь! Вздор! Сон, дурной сон… Свидригайлов поцелуями проложил дорожку до живота Родиона, и тот уже не мог сдерживаться. Хриплые, лихорадочные и мученические стоны, доносившиеся до Аркадия, сводили его с ума. Ни от одной женщины (а их у него было немало) он не слышал подобного. Он стянул с худых бёдер штаны и начал любоваться всем, что его ожидало. Выпирающие кости, обтянутые бледной кожей, сбивчивое дыхание и бред. Сложен юноша был замечательно, но месяцы плохого питания, а то и отсутствия оного вообще, дали о себе знать. Одежда обоих уже лежала на полу. Тело Свидригайлова, светлое, пахнущее свежестью и крепкое, несмотря на возраст, было вполне притягательным. - Я грешен, и сны мне снятся грешные, – как бы объясняя себе всё происходящее, сказал Родион. - Но я признаюсь, расскажу всё. Я готов. Свидригайлов задрожал от удовольствия и стянул с Родиона нижнее бельё, продолжая покрывать его тело влажными горячими поцелуями. Раскольников закатил глаза и сжал губы, сдерживая громкий стон, так и просящийся наружу. Аркадий гладил его плоть, дразня, то и дело возвращаясь к извивающимся уже в открытую бёдрам. Свидригайлов развёл худые ноги юноши и схватил его за плечи, вжимая в кровать. Всё тело Раскольникова было покрыто синяками, полученными от его постоянных обморочных падений на улице, и свежими мокрыми кровоподтёками. Аркадий нагнулся и снова принялся целовать его губы, но в этот раз он получил ответ. Родион горячо дышал ему прямо в рот, полностью позволяя исследовать свой. Обоим было ужасно жарко, но останавливаться не хотелось. Хотелось большего. Вжаться друг в друга. Слиться воедино и сгореть от невероятно высоких температур. Свидригайлов внезапно почувствовал руки Родиона, обхватившие его сзади и пытающиеся прижать его ближе. Раскольников бредил и слабо понимал, что происходит. - Я им расскажу, а это вздор! – лихорадочный смех Родиона заставил Аркадия ненадолго остановиться. - Мне многое снится. Но я понимаю всё. Вздор! Сам расскажу! И ничего не нужно! Свидригайлов вдруг осознал, что его больше забавляло бы это действо, если бы Родион понимал, что это не сон, что это – реальность, и что ему действительно нравится всё, что он с ним вытворяет. Аркадий Иванович припал к уху Раскольникова и начал шептать, обжигая нежную кожу: - Родион Романович, откройтесь мне. И телом, и душой, откройтесь. Вы – моя жажда, вы то, что я не мог себе разрешить так долго. Позвольте завладеть вами хотя бы на время. Глаза Родиона распахнулись, и он резко и осознанно глянул на Свидригайлова. Руки его тотчас же снова принялись отталкивать мужчину, придавившего его к простыням и находившегося у него прямо между ног. - Впрочем, вы же знаете, что это – ради забавы. Вы очень хорошо меня знаете, – Свидригайлов снова опустился к нему, - И от меня вам не убежать, Родион Романович. - Мерзко. Отвратительно. Отпустите! - А вы, вероятно, и забыли, какое наслаждение мне приносят подобные возгласы! - Отвратительно! Свидригайлов, не обращая внимания на тщетные попытки Родиона освободиться, закинул ноги юноши себе на плечи и опустил руку к крепко сжатому кружку мышц. Он смочил пальцы слюной, а затем попытался ввести внутрь средний. Родион взревел. - Ну хватит же! Что вам нужно?! Что?! Палец с трудом вошёл внутрь, и Свидригайлов стал растягивать это упругое отверстие, которое то и дело сильно сжималось. Родион бился и кричал, но последние силы уже покидали его. - Мне больно! Свидригайлов нагнулся и подарил Раскольникову глубокий поцелуй, продолжая растягивать его. Внутри уже было два пальца, три… Родион извивался, но Свидригайлов начал замечать, что его рыдания постепенно превращались в стоны наслаждения, телу Раскольникова определённо нравились новые ощущения. - Потерпите, Родион Романович, - улыбка Свидригайлова так и блеснула в мрачной комнате. Толчок был резким, и Раскольников моментально сжался, от чего Свидригайлову тоже стало некомфортно. - Расслабьтесь же. Так будет больнее. Родион громко выдохнул, приготовившись кричать, но его рот накрыло новой порцией поцелуев, сквозь которые всё же были слышны его стоны. Свидригайлов двигался в нём уверенно, отдаваясь ему полностью. Его руки снова начали шарить по юному телу. Казалось, он хотел прощупать каждый миллиметр. Аркадий подхватил Родиона и обвил его талию своими руками. Его лицо было на уровне груди Раскольникова, и он покрыл её новыми отметинами. Он вдалбливался в свою жертву, от чего та не прекращала стонать и извиваться, не понимая теперь, хочет ли она остановить всё это или продолжить. - Глубже! Свидригайлов поднял глаза на Родиона и стал двигаться ещё сильнее. - Не смей! – грозно проговорил Раскольников. - Не смотри на меня! Аркадий только поднялся выше и теперь смотрел своей жертве прямо в глаза. Он сильно схватил Родиона за плечи и ускорился. Всё внутри Раскольникова горело, но в этом уже даже было что-то необычайно приятное. Ощущение себя невинной жертвой этого подлеца стало нравиться ему. Мазохизмом страдали они оба. Раскольников сам потянулся к губам Свидригайлова и развратно, как какая-нибудь девица из кабака, прошептал прямо в них: - Сделай со мной всё. Что конкретно это значило, оставалось только догадываться, но Свидригайлов завёлся от этой фразы ещё сильнее. Разумихин неподвижно стоял у двери Раскольникова уже несколько минут, и определённо не понимал, что делать.