Первый раз

В их первый раз Шин слегка отстранился и, небрежно проведя рукой по волосам, спросил: «Хочешь?» Кумико, раскрасневшаяся и полуодетая, переспросила: «Э?» И Шин сделал жест рукой, по которому сразу можно было сказать, что он действительно не только учился в школе Широкин, но и добился там невиданных высот. До Кумико дошло. Ей даже не понадобилось снова надевать блузку, чтобы прибить его на месте. В следующий раз они добрались уже до второй базы, когда дверь распахнулась и послышалось жизнерадостное «Одзё!»... Третьего раза не было. И вовсе не по вине Тэцу и Минору, которые многословно извинились за то, что помешали зачатию главы Пятого поколения. Просто Кё-сан, сначала ужаснувшись тому, что его Кумико-тян должна вот-вот лишиться девственности, подмигнул Шину и наградил его тычком под ребра, а потом театральным шепотом посоветовал «молодому господину применить то, чему он тогда научился». А Кумико прищурилась и спросила: «Когда это — тогда? Когда Савада пришел домой пьяным и с женскими трусиками в кармане?» и внезапно объявила, что больше не в настроении. Она была не в настроении еще три недели. «Такова жизнь, парень, — сказал Кё Шину, ударив того по плечу. — Ты думаешь, что перелом чист и всё обойдется, и тут этот ублюдок вытаскивает нож...» Конечно же, Шину понадобилось влюбиться не в кого-нибудь, а в женщину-якудза. К счастью, Кумико снова обрела в себе страсть, когда Шин принес ей свои извинения и цветы. Он не считал, что в чем-то виноват, но решил, что все женщины любят цветы. И Кумико тоже не была исключением, пусть она и скрестила руки на груди, заявив: «Я все равно сержусь». Но она то и дело смотрела украдкой на перевязанный красной лентой букет в вазочке на туалетном столике, когда думала, что Шин не видит. Они наконец-то, наконец занялись любовью, и им не мешали ни неожиданные визитеры, ни намеки, ни креативные жесты. Никто никого не пинал в лицо. Шин не торопился. Он медленно целовал ее, проводил пальцами по ее животу, и Кумико то прерывисто шептала «С-Савада!», то кричала: «Ну давай же, чё ты тянешь, мужик ты или где?!» Это было здорово. И временами немного неловко, и к финалу Шин был весь покрыт синяками, но это было здорово. Потом он скатился с нее и попытался заснуть. — Ну уж нет! — заявила Кумико. Она схватила его за плечо и придвинула к себе. — Сейчас мы будем разговаривать! Раз-го-ва-ри-вать! Я все-таки девушка, знаешь ли. — А вот Кума никогда не хотел разговаривать, — сказал Шин. Кумико уставилась на него. — Ты... с Кумой..? — она запнулась. — Не то чтобы я осуждала... Я... Я всё-таки была твоей учительницей... И вы, вы оба были моими драгоценными студентами, несмотря ни на что... И наверно, это было совершенно естественно! — добавила она в приступе вдохновения. — Вы двое — лучшие друзья с первого класса, одни против никудышных учителей, недостойных этого звания! Она ударила кулаком по ладони: — Точно! Эта любовь расцвела медленно и неизбежно, как розовый бутон! Среди злобы и непонимания! Она решительно уставилась куда-то вдаль. — Это было прекрасно, — твердо сказала она. — Когда вы выросли, это прекратилось, но это было светлое, невинное чувство. Я... Я почти ревную, но я знаю, что ты уже вырос и больше не школьник. Ты мой, — Эта фраза прозвучала несколько угрожающе. — А я... я — твоя. Кумико взглянула на парня рядом с собой, глаза ее лучились любовью и заботой. Шин перевернулся на спину и громко захрапел. — Эй! Савада! Постой-ка, ты что, сказал это просто так, чтобы ты смог поспать?! Савада!