Зарисовка

Ушла Софьюшка, сказала, что не вернется. Но Алешка все равно ждет. Должен дождаться. По-другому нельзя. Высоко на небе солнце. Медленно ползет по горизонту, словно огромный жук. А Корсак не может так медленно все делать. И начинает Алешка бегать туда-сюда. От липок к кустам, от кустов к берегу. Потом вновь к липкам. И так несколько раз. Страшно Алексею. А если не придет Софьюшка? Сказала же, что не сможет. Если не сможет убежать? Ежели ее сестры не отпустят? Что тогда? А тогда сам он к ней пойдет. Все равно в монастыре не оставит. А если идти с ним не захочет? Ну, это уже совсем глупости. Она в монастырь не хочет. Но глупости глупостями, а бежать с ним тоже может не захотеть. Тем более, он совсем недавно девушкой притворялся. Она испугаться могла. Махает рукой – нет, Софья не пугливая. Как она его взглядом обжигала! Глаза у нее темные, чарующие, почти колдовские… А голос плавный, музыкальный. А как она на него с кулаками кидалась? Из монастыря один раз уже бежала. Не каждая девушка решится на такое. Сердце вдруг начинает колотиться быстро-быстро, а время, как и раньше, тянется медленно. Солнце огибает дугу и никуда не торопится. Солнце — хорошее, но бесчувственное. Не влюблено оно. Не может почувствовать всех мук, всех душевных томлений Алексея. Может, только насмехаться да все также медленно двигаться к горизонту. У - его! Поскорей бы луна взошла, что ли. Ночью должна Софья прийти. Он сам ей об этом сказал. Значит, еще подождать надо. Падает тогда Алешка на траву под липками, чтобы солнце в глаза не светила. Падает, руки за голову и лежит, думает. Обо всем думает. О друзьях – где, интересно, сейчас Никитка? А Сашка? О кораблях думает. О Кронштаде тоже думает. О море. Огромном. И мире. Мир тоже огромный. Весь его и не углядишь. А еще о любви. О Софьюшке. Об их последнем разговоре. Много тогда чего хотел Алешка сказать. И много чего говорил. Обещаниями сыпал, громкие слова кричал. А о главном ведь так и не сказал. Софья и не понять его могла. Дремоту как рукой сняло. Вновь подскакивает Алешка, вновь начинает бродить по берегу, подкидывая провинившиеся камушки. Софья сама в раздрае была. Сидела, говорила, а сама будто бы и не с ним была… Будто бы где-то далеко. Не ее ли тихие шаги слышатся? Нет, не ее. Темнеет уже, а нет все Софьюшки. Ничего, придет. Теперь Алешка в этом почему-то уверен. Набирает травы, кладет в лодку. Так плыть удобнее будет. Отдохнуть можно. И все же, почему так долго? Сердце вновь колотиться начинает. Губы пересыхают. Сама она пойдет, все равно пойдет. Только кабы ее монахини за руку не схватили. Солнце скрывается за горизонтом, все отчетливее проступает серп луны. Кузнечики заводят свои баллады. О чем поют только? Весело им, не надо думать придет Софья или нет. И вот, наконец, слышатся тихие шаги и мелодичный, неуверенный голос:  — Алеша… Пришла! Алексей подскакивает, подбегает к девушке. Софья обнимает его. А сердце не унимается, еще быстрее стучать начинает.  — Софьюшка, — в ответ шепчет Алешка, крепче прижимая девушку к себе. Слово невнятно звучит — целый день молчал. Волосы сами лезут в нос, щекочут лицо. Пахнет от Софьюшки травой свежескошенной, ягодами летними. А сейчас осень. А она сама будто бы вечное лето. Теплая, иногда горячая, сияющая…  — Увези, увези скорей, Алешенька, — вдруг просит Софья. И Алешка скорее по голосу догадывается, что она плачет.  — Идем.

***

Лодка качается на волнах. А ощущение нереалистичности не покидает Алешку. Целый день волновался, а оно вон, как все просто получилось. И все же счастье его кажется таким хрупким, как сама Софьюшка. Она лежит на дне лодки. Кутается в мокрую, росистую траву, сжимается клубочком. Если не знать, то можно подумать, что нет в лодке и никакой девушки. Но Алеша знает, что она есть. И от того теплее у него на душе и радостнее на сердце. Софья дрожит. Ей и самой не верится, что так получилось. Вроде и сама она знала, что в монастыре не останется. Все равно убежит. Но до последнего не верила, что сможет, не испугается, что получится все, что Алешка ее ждать будет. И верила. Все как-то смешалось. Алешка… Как хорошо, что она его встретила. Если б не он… Девушка закрывает глаза. Покачивания лодки убаюкивают. Так бы лежала и лежала. Даром, что холодно. Просто идти никуда не хочется. Мир большой, незнакомый, жестокий… Но с Алешкой ей ничего страшно не будет.  — Софья, — тихо зовет Алеша, — приплыли. Девушка вздрагивает, широко распахивает глаза, еще раз оглядываясь. После протягивает руку юноше, помогающему ей.  — Бежим скорее, пока не хватились, — Корсак хватает за руку и тянет.  — Стой, подожди. Софьюшка замирает. В сумерках не видно, что она покраснела. Делает шаг вперед, тянется, встает на носочки и слегка касается своими губами губ Алешки. Девушка и не замечает, как юноша крепко обнимает ее, как начинает целовать, как сама целует его. Знает только, что так и должно быть. Ветерок пролетает над озером, касаясь и волос Софьи, треплет их.