Подвиг «Кузнечика»

Младший лейтенант Василий Александров музыку не любил с детства, но по настоянию родителей всю жизнь ею занимался. Сначала были скрипка и фортепиано, потом барабаны, а позже, уже в старших классах, — арфа. Когда капитан Титаренко, которого в дивизии иначе как «Маэстро» не называли, спросил, на чём он играет, Василий с вызовом заявил: — Арфа, но музыку не терплю с детства. Тем более — война… «Маэстро» его ответ не смутил. — Война — это всё преходяще, а музыка вечна! — в который раз повторил он — и взял всё-таки Василия во Вторую «Поющую» эскадрилью. Арфы во Второй «Поющей» не оказалось. Рояля, скрипки и барабанов — тоже. Но зато был аэродром, на котором нужно было дежурить, пока все остальные репетировали, писали письма домой или отрабатывали полёты. Последнее было вообще несправедливо, потому что Вася хоть и прибавил себе год при поступлении в Оренбургское лётное училище, но был лучшим на курсе. Тем не менее «Маэстро» был непреклонен — и, назначив Васю «вечным дежурным», собирался промариновать в этом почётном звании до совершеннолетия. Вася вздыхал, ловил на себе сочувствующие взгляды друзей, но поделать ничего не мог. Зрение у него было хорошее, поэтому он целыми днями торчал на аэродроме, вглядываясь в небо и высматривая «Мессеры», и время от времени ловил кузнечиков, благодаря чему и заработал своё прозвище. — Кузнечик, встань в ворота! Кузнечик, от винта! Вася чертыхался: дурацкое прозвище прицепилось к нему, словно клещ. Порой казалось, все уже стали забывать, что Вася «Кузнечик» — тоже лётчик, выпускник Оренбургского училища младший лейтенант Александров. Так бы оно и продолжалось, если бы не «Мессершмитт», которого Василий сбил на самолёте «Маэстро». Просто пока все щёлкали клювами и прятались, Вася, как и положено настоящему русскому офицеру, хоть и не достигшему ещё совершеннолетия, вскочил в ближайший самолёт, крикнул Макарычу: «От винта» — и взлетел. Нет, потом, конечно, ещё и комдив взлетел, но «Мессера» же сбил он, Вася! Так и случилось, что комдив снял с него проклятие вечного дежурства и распорядился допустить к полётам. «Маэстро» и не сопротивлялся, похлопал Васю по плечу и сказал: — Заслужил! С тех пор прошло уже порядочно времени, и на погонах Василия прибавилось звёздочек, а в его распоряжении оказался самолёт. Самолёт, у которого уже почти закончилось горючее, и надо было срочно возвращаться на аэродром, но Василий не мог отказаться от преследования «Мессера», если уж задался целью непременно подбить его. Фашист оказался тем ещё пройдохой, ловким и везучим, и лучше было бы его сейчас отпустить и достать в другой раз, но отступать Вася не привык. И был вознаграждён за своё упорство: подбил, последним патроном подбил! …Но и сам начал падать. Горючее, чтоб его! Вася быстро огляделся по сторонам. Было бы здорово последовать примеру старшего лейтенанта Скворцова и направить самолёт в колонну фашистских танков, но танков — и даже пехоты — видно не было, поэтому пришлось прыгать с парашютом. Делать это над вражеской территорией очень не хотелось, но Вася подумал, что просто упасть и не совершить подвиг, — бездарно просрать свою жизнь. А на земле были шансы унести с собой на тот свет несколько — а то и несколько десятков, если удастся раздобыть автомат, — фашистов. И его план непременно сработал бы, но парашют… парашют не раскрылся. Вася успел попрощаться с жизнью, родителями, «Маэстро» и комдивом, расстроиться, что не погуляет на свадьбе у «Ромео» и Маши и больше никогда не взлетит в небо… но его мысли прервал ощутимый удар. Из глаз посыпались искры, задница запылала огнём — но он был жив! Вася с облегчением выдохнул. Раскинувшись, словно пятиконечная звезда, он лежал на земле, смотрел в ярко-голубое небо, по которому плыли редкие облака, и улыбался во все тридцать два зуба. Немного отдышавшись, Вася огляделся. Лежал он не на земле, а на стоге сена, а сел так жёстко, потому что в стоге был припрятан старинный рояль. В роялях Вася толк знал с самого детства, не зря же вырос в профессорской семье, где постоянно музицировали. Он хотел было уже разгрести сено и заиграть «Интернационал», но вовремя вспомнил, что вокруг фашисты, а рояль не просто так стоит в стогу, а, видимо, спрятан хозяевами от оккупантов. И тут на Васю снизошло озарение. Стога! Стога сена! Ведь «Маэстро» разведывал… Под стога сена фашисты замаскировали танки! Вася огляделся по сторонам. — Один, два… десять… двадцать… Не обращая внимания на болевшую задницу, Вася спрыгнул с рояля и побежал ко второму стогу. Так и есть — «Тигр»! К третьему — «Тигр»! Четвёртый, пятый… Ухмыльнувшись, Вася сходил в ближайшую деревню, которую заприметил ещё из самолёта, и стащил из сарая молоток и долото. Потом вернулся к танкам и пробил им бензобаки, оставив целым только один танк — для себя, надо же было на чём-то вернуться на аэродром. Да, на танках Василий ездить тоже умел, в конце концов, это не сложнее, чем играть на арфе или рояле. * * * — Вот, махнул не глядя, — гордо сказал Вася, въехав на фашистском танке на аэродром Второй «Поющей» эскадрильи. — Макарыч, принимай — зениткой будет! — А виски-то, виски! Поседели… — смахнув слезу, прошептал Макарыч. — Был у нас Вася шатеном, а стал блондинистым шатеном. Ты ж мой дорогой… — И сгрёб Васю в медвежьи объятья. А к ним со всех сторон уже бежали лётчики, а впереди всех — комдив и «Маэстро».