Постельный рок-н-ролл

Хайзаки ненавидел тренировки с того самого момента, как вступил в баскетбольный клуб. Ненавидел настолько, что если Ниджимуре удавалось каким-то магическим образом притащить его в спортзал, откровенно филонил, запарывая даже самые простые броски, пропуская пасы, чем вызывал у капитана дикое раздражение. Ему всегда нравилось её бесить – разозлившись сверх меры Шузо превращалась в его глазах в настоящую богиню. И то, что эта богиня могла отмудохать его так, что он еще два дня мог передвигать исключительно ползком и со стонами, входило в список её божественных способностей. Хайзаки всегда бесили слабые, ни на что неспособные девчонки. Второй пункт, по которому Шузо безоговорочно причислялась к божественному пантеону, был секс. Будучи приличной японской девочкой за пределами постели, стоило ей оказаться под Хайзаки, она словно превращалась в какого-то другого человека. Он обычно называл этого другого человека Шлюхомурой, что её до безобразия заводило. Шлюхомуру от Ниджимуры отличало то, что она была готова всегда и везде, текла так, что самые прожженные бляди кусали локти от зависти, была готова трахаться с Хайзаки пока сердце не остановится и практически кончала от его пошлостей. Иногда ему казалось, что у Шузо неслабое такое раздвоение личности. Сейчас он спал на крыше, прогуливая очередную тренировку, и сейчас ему снилась она. Шлюхомура стояла перед ним на коленях, очерчивая кончиком языка головку его члена, довольно полуприкрыв глаза, и тихо постанывала от возбуждения. – Не стесняйся, – Хайзаки толкнулся в полуоткрытые губки. – Заглатывай по самые шары, как ты любишь. Девушка вновь тихо застонала, послушно заглатывая член Хайзаки, нетерпеливо заерзала на месте, словно сосать его член было мечтой всей её жизни, и он едва не кончил от одного этого. Намотав на кулак её волосы, он задвигал бедрами, практически насилуя Шлюхомуру в её бездонный ротик, в какой-то момент сам начав хрипловато постанывать. Мысли уже давно покинули верхний мозг и сконцентрировались на нижнем, утопая во влажности мягкого рта. И когда даже эти мысли начали путаться, Хайзаки вытащил член и кончил на высунутый язычок девушки, судорожно пытающейся отдышаться. Шлюхомура улыбнулась, нарочито медленно проведя языком по губам, оставив там легкие белесые подтеки, и прикрыла глаза, медленно сглатывая. Всем своим видом Шлюхомура демонстрировала полнейшее счастье. Проведя языком по губам, она собрала остатки его спермы и почти что замурлыкала от удовольствия. – Иди сюда, – Шого дернул девушку на себя, усаживая к себе на колени и запустил руку ей под юбку. Она возбудилась, да еще как. Хайзаки довольно хмыкнул, проведя по пропитавшимся влагой трусикам и скользнул рукой по ногам, мокрым практически от бедра до колена. Нет, никто не умел течь так, как умела Шлюхомура. Девушка потерлась тканью трусиков о его уже снова вставший член и прошептала: – Я хочу, чтобы ты оттрахал во все дыры, Шого, я хочу, чтобы ты имел меня до тех пор, пока у меня сперма из ушей не польется, я хочу, чтобы ты сфотографировал меня, лежащую в луже твоей спермы, и надрачивал на меня долгими вечерами. У Хайзаки пересохло в горле, и желание осталось только одно – прямо сейчас сделать все то, о чем говорит эта девушка. В конце концов, неудобно отказывать даме. Он чуть сдвинул в сторону трусики Шлюхомуры, открывая доступ к её прелестям и направил член в её лоно, готовясь задохнуться от первого жадного жаркого ощущения горячего женского тела, но… Ребра отозвались легкой болью и картинка померкла. Хайзаки, еще не до конца сообразивший, что происходит, попытался вернуться в свой сон, где ему было так хорошо, но еще один пинок окончательно выбил его из объятий Морфея. Шого приоткрыл один глаз и уставился на злющую, как сто чертей, Ниджимуру, явно собирающуюся снова его пнуть. Шого всегда подозревал, что Ниджимура очень коварная женщина. Мало того, что в реальности не дается, разобидевшись на то, что он слегка перепил несколько дней назад, доводя его до того, что ему уже сны эротические в её исполнении постоянно снятся, так она еще и этими самыми снами насладиться не дает. Нет, правда, она была слишком жестока. – Почему ты не на тренировке? – рыкнула девушка, от всей души в очередной раз пиная Шого. – И какого черта я, вместо того, чтобы тренироваться, должна носиться по всей школе и искать тебя? Ниджимура вообще-то иногда умела титаническим усилием сдерживать себя, мысленно представляя то спокойную гладь моря, то процесс удушения Хайзаки, причем второй вариант помогал лучше. Но сейчас ей ужасно хотелось придушить его в реальности, навсегда лишив возможности трепать нервы капитану смешанной сборной Тейко. – Не злись так, Шлюхомурочка моя, – почти ласково произнес Хайзаки, еще не слишком отошедший от сна. – Не смей меня так называть! Договорились же – зашипела девушка, слегка покраснев. Может быть, не стоило позволять Хайзаки называть её так в постели? Он, в конце концов, увлекающаяся натура, и уже пару сотен раз нарушил уговор о том, что называть её так вне пределов спальни строжайше запрещено. Шузо размахнулась, чтобы в очередной раз пнуть Хайзаки, на этот раз с намерением попасть по наглой самодовольной роже, но Шого, проявив не слишком свойственные ему в таких ситуациях чудеса ловкости и грации, увернулся. Поймав девушку за руку, он дернул её вниз, так что Шузо потеряв равновесие, плюхнулась на попу, тихо зашипев от не слишком удачного приземления. – А я и не нарушаю уговор, моя Шлюхомурочка, – мурлыкнул Хайзаки, наваливаясь сверху. – Не на крыше же! – глаза Ниджимуры расширились от мысли о такой непристойности, как секс на крыше школы. В сознании приличной японской девочки нечто подобное стояло где-то между побегом из дома и интимным пирсингом, но Шого, видимо, мало интересовали такие ньюансы. – И ты еще не прощен, – Шузо взбрыкнула, ударяя Хайзаки локтем в бок. – Отпусти, иначе, клянусь, я найду самый большой страпон во всей Японии, и поимею тебя им на глазах у всех команды. – Пожалей их хрупкие детские нервишки. Ты же не хочешь превратить своего милого маленького вице-капитана в гея? – Хайзаки хохотнул. – Будь уверена, один раз посмотрев на мою задницу, Акаши больше ни о чем думать не сможет. Одной рукой перехватив запястья своего капитана, Шого прижал девушку плечом к холодной поверхности крыши. Вторая рука скользнула под резинку баскетбольных шорт, оттянула трусики, забираясь под них и пальцы Хайзаки начали свой танец призыва Шлюхомуры. Шузо шипела, сыпала проклятиями, совсем уж недостойными приличной японки, пыталась то взбрыкнуть, то укусить Шого, но он, по правде говоря, был к таким выкрутасам привычный. Стоило ему захотеть попробовать чего-то новенького, Ниджимура тут же покрывалась пунцовыми пятнами то ли от стыда, то ли от возмущения, что ей такое предложили, и пыталась свинтить. Хорошо, что та, которая пряталась где-то в глубине этой приличной девочки, была совсем не такой. Первым сигналом к её пробуждению стал тихий стон, пришедшийся как раз на середине тирады о том, что Ниджимура ему отрежет и куда вставит. Под подушечками пальцев Шого стало чуть влажно, и он чуть приспустил шорты и трусики девушки до колена, чтобы было удобнее. Второй стон примешался к первому, и стал сигналом для Хайзаки о том, что нужно срочно снимать с нее одежду иначе в попытке раздвинуть ноги пошире Шлюхомура рискует порвать и баскетбольные шорты, и шелковые трусики, уж силы в ногах капитану было не занимать. А ему потом влетит и за то, и за другое уже от Ниджимуры. Чуть подогнув колени девушки, Хайзаки стянул с неё шорты и белье, и подсунул их ей под задницу. Пальцы снова легли на нижние губы девушки, теребя и оглаживая в попытке вызвать еще, и еще больше стонов, громче, развратнее, тех стонов, от которых его пробивал жар, а в штанах становилось тесно. – У…ах…бью…те…бя…. – простонала Ниджимура, и спустя мгновение в её глазах воцарилось то знакомое выражение, которое Шого так любил. Она начала извиваться, уже без стеснения постанывая, пробуя насадиться на его пальцы, и держать её теперь имело смысл разве что для того, чтобы она не упала с крыши. Поэтому Хайзаки рискнул отпустить запястья девушки, и не пожалел об этом – спустя мгновение пальцы Шлюхомуры уже расстегивали пряжку его ремня. Он потянулся к ней, жадно целуя, соскучившийся по этим губам, которые последние дни исторгали только ругательства в его сторону. Девушка тихо застонала в поцелуй, когда её пальцы коснулись твердого члена Хайзаки, словно это прикосновение возбуждало её куда больше, чем его пальцы, ласкающие её между ног. И в этом была вся она. Всегда отдававшаяся так самозабвенно, что в мозгу Хайзаки даже в пьяном бреду не было ни одной мысли о том, чтобы переспать с кем-то другим. Чуть приспустив его брюки, Шлюхомура с упоением оглаживала его член, любовно обводя пальцами набухшие на стволе вены и головку. Шого оторвался от её губ, чуть хрипло застонав, почувствовав, как его самоцелью стало поиметь эту ненасытную девчонку. Его пальцы были все в её смазке, проведя ладонью по внутренней стороне её бедра, Хайзаки убедился, что Шлюхомура течет вовсю, и хочет отдаться ему, возможно, даже сильнее, чем он – взять её. – Поимей меня, как последнюю шлюху, Шого, – простонала девушка, изгибаясь всем телом. – Вытрахай из меня всю дурь, выеби так, чтобы из меня еще два дня текла твоя сперма. Голова Хайзаки перестала выполнять какую-то еще цель, кроме разговорной и поцелуйной, все его существо ухнуло вниз, сосредоточившись на члене, одним толчком вдабливающемся в податливое тело до предела. Шлюхомура громко застонала, обвив талию парня ногами и блаженно закатила глаза. – Как я люблю твой член… – прошептала она самой пошлой из всех своих интонаций. Хайзаки сорвался на бешеный темп, вбиваясь в Шлюхомуру резкими, быстрыми грубоватыми толчками, набрасываясь на девушку как дикий зверь. Он не видел, не слышал, не чувствовал ничего, кроме горячей плоти, сладких слов, и стонов. Его губы хрипло шептали о том, что она его маленькая сучка, конченная потаскушка, а девушка отвечала на каждый эпитет горячими стонами, рождающими еще полсотни сравнений в его гудящей от похоти голове. Перед его глазами померкло – он кончил первым, резким толчком входя до упора, замерев на мгновение, чтобы хоть как-то осознать себя в пространстве. Яркая и быстрая как вспышка волна удовольствия прокатилась по его члену и затихла, а Шлюхомура пошленько застонала, вновь приводя Хайзаки в боевую готовность. Когда они были вдвоем, Шого приходилось брать на себя всю ответственность по остановке процесса, потому что Шлюхомура, по его предположениям, могла трахаться неделю не переставая. Её инстинкт самосохранения уходил в ноль, именно поэтому, когда она, кончая, несдержанно застонала-закричала в голос, в голове Шого зародилась мысль, о том, что на крыше имеет дело быть только быстрый перепихон, иначе, учитывая таланты и звонкий голос Шлюхомуры, закончат они на ковре у директора. Дождавшись, пока девушка отобьется в оргазме, он подался бедрами назад, выходя из неё, и с силой прижал к крыше, не давая двигаться, и стараясь не слушать того, что Шлюхомура ему шепчет, а шептала она такие вещи, что можно было кончить просто под её голос. – Шузо, угомонись, блять, – рявкнул он, чуть сильнее придавливая девушку к поверхности крыши. – Не буду я тебя больше ебать. Ты свои таблетки от детей выпила? Девушка под ним задышала ровнее, и её бедра прекратили свои движения в попытке снова насадиться на его член. Шого осторожно чуть приподнялся, заглядывая ей в глаза, и, узрев в них тяжелые отголоски гнева, выдохнул. Сейчас его будут бить. – Я их постоянно пью, для кожи полезно. Слезь, козлина, – железно отчеканила Ниджимура. Хайзаки нервно сглотнул, исполняя приказ своего капитана, натянул штаны и, как бы невзначай, поплелся к выходу с крыши, в надежде сдрапать, пока Ниджимура одевается. – СТОЯТЬ. – в любой другой момент после такого тона Шого припустил бы бегом, но сейчас, еще не отошедший от головокружительного секса со Шлюхомурой, он был не особо способен на такой подвиг. – Я еще не придумала тебе тебе наказание за то, что я прогуляла тренировку из-за тебя, – зашипела Шузо, ловя парня за воротник форменного пиджака, и рывком дернула его назад. Прежде чем она определится как именно наказать своего не в меру похотливого парня, она вполне заслужила немного отвести душу, хорошенько избив Хайзаки. Иногда Ниджимура думала, что стоит затрахать его до смерти… чтоб неповадно было.