Неправильно

— В следующий раз, когда ты столкнёшься с ней, ты будешь не один. Кас опускает руку ему на плечо, и Дин ощущает смесь удивления и облегчения. Что-то с Касом как будто не так, но ведь и признание Дина о связи с Тьмой не из таких, какие каждый день услышишь. Дин рад, что Кас воспринял его слова так невозмутимо; он боялся отвращения, но во взгляде Каса лишь задумчивость. Поэтому Дин не сдерживается; он уже собрался уходить, но всё-таки оборачивается и мимолётно касается губ Каса своими. В этом поцелуе — вся его благодарность и тоска. Кас… отшатывается. Кас отшатывается, широко распахивая глаза, и сердце Дина проваливается куда-то в ад, потому что, конечно же, Кас всё-таки испытал к нему отвращение; просто он слишком великодушен, чтобы его проявить, но Дин перегнул палку. Он давно потерял право на поцелуи Каса. Дин поспешно пятится, но Кас хватает его за руки и не отпускает. — Прости! — восклицает он. — Прости! Я просто подумал… ты сказал, Тьма… я думал… — не договорив, он рывком подаётся вперёд и буквально впивается в губы Дина. Никогда ещё он не целовал Дина так жёстко и так властно, и сквозит в его движениях какая-то неумелость, которой не было давно, годы, но, наверное, так и должно быть; Кас подумал, что Дин чувствует к Амаре то же, что прежде к нему, но это не то, не то, никогда, ни к кому — то. Вдруг Кас толкает его к стене, и это последнее, чего ожидал Дин, но если Касу нужно побыть собственником… сколько угодно. Всё-таки немного странно то, как неуклюже ладони Каса шарят по его телу, словно не сразу решаясь забраться под футболку и на мгновение застывая над ремнём, но ведь в каком-то смысле Кас делает это впервые. Он ещё никогда не был ведущим, никогда не был сверху, никогда не был таким… несгибаемым. Дин как-то отстранённо понимает, что именно сейчас произойдёт. Сразу, как только они с Касом оказались в одной постели, Дин ясно дал понять, что снизу не окажется никогда. Касу вряд ли понадобилось бы много времени на то, чтобы его переубедить, но он никогда не пытался. А сейчас… Дин, кажется, уже староват для волнительного томления, отдающего страхом, но в любом случае это лучше почти не проходящей ненависти к себе. Он поводит бёдрами, помогая Касу стряхнуть с него брюки, вышагивает из них и собирается было развернуться к стене, но Кас ему не позволяет. Подхватив его под бёдра, он удерживает Дина на весу, легко, словно его силы далеки от истощения после недавнего столкновения с Тьмой; он ни на мгновение не прекращает поцелуй, и Дин тоже не пытается. Он не знает, насколько сильно Кас нуждается в том, чтобы побыть собственником, но, видит бог, Дину куда сильнее нужно почувствовать себя принадлежащим ему. Вспомнить, что у него есть связь куда более глубокая и прочная, чем та, которая пробуждает в нём тьму. Так что он не сопротивляется, напротив, пытается расслабиться, и лишь сдавленно шипит, ощутив неласковое проникновение первого пальца. — Смазка… в сумке… далеко… — хрипло выдыхает он, разрывая поцелуй. — Дай хоть оближу. Кас на мгновение прикрывает глаза, а в следующее его пальцы становятся влажными от смазки, и он снова настойчиво толкается внутрь. То ли он нашёл какой-то источник подзарядки, то ли это все ангелы обрели часть прежних сил, и надо бы расспросить Каса об этом, но потом, потом, а сейчас — закусывать губы от боли, потому что Кас, кажется, ничему не научился за все те разы, что Дин растягивал его, медленно и нежно, терпеливо и дразняще. Пара ругательств всё-таки слетает с губ Дина, но он пытается сдерживаться. Грубость — именно то, что нужно им обоим, и хотя его не отпускает ощущение какой-то неправильности, он не помнит, когда последний раз чувствовал себя правильно. Кас снова его целует, и боль почти полностью утихает; если честно, Дин скучал по всем этим ангельским штучкам. Он снова расслабляется, запоздало заметив, что начал зажиматься, и Кас тут же, едва почувствовав это, выдёргивает, по-другому не скажешь, пальцы и толкается в него членом. Дин, в котором никогда не бывало ничего толще тонких пальчиков Ронды Хёрли, вскрикивает в поцелуй, потому что, хотя боль снова быстро уходит, Кас мог бы быть и помягче. Да, он злится, но ведь есть и другие способы это показать. Дин всегда был с ним терпелив; никогда на нём не срывался. Если от злости его всего потряхивало и ярость требовала выхода, он мог мучить Каса, неприлично долго удерживая на краю, но никогда не швырял его вот так в пропасть, о дно которой можно и разбиться. И всё же ушедшая боль и мощные толчки Каса делают своё дело; Дин смещается, чуть меняя угол проникновения, и обхватывает свой полувозбуждённый член, потому что от Каса такой заботы ждать явно не приходится. Процесс отдаёт какой-то механистичностью. Они тяжело дышат, Кас толкается в него в быстром, но ровном темпе, Дин, пытаясь подстроиться под этот темп, двигает рукой, и вроде бы они делают всё как положено, но Дин почти удивляется, когда они всё-таки кончают. Это самый странный оргазм из всех им пережитых, какой-то пустой и бестолковый, но он нежно целует Каса, когда тот осторожно опускает его на пол. Вид у Каса такой, будто он понятия не имеет, что теперь делать и говорить, да Дин и сам не знает. — Подчистишь нас? — бормочет он, и Кас подчиняется в ту же секунду. Вздохнув, Дин одевается и трясёт головой. Всё странное, Кас странный, но Дин решает списать это на новизну произошедшего. В любом случае не он сейчас тот, кому можно предъявлять претензии. — Ты… будешь здесь, когда мы с Сэмом вернёмся? — спрашивает он, впервые за годы сам не зная, на какой ответ надеется. — Не знаю, — Кас рассеянно обводит библиотеку взглядом. — Возможно. — Ясно. Ну… я пойду. Собравшись с духом, Дин целует его снова, коротко и легко, и, пару раз оглянувшись, уходит. Прежде чем сесть в машину, он застывает на месте и снова трясёт головой. Всё-таки Кас какой-то странный. Если завтра он всё ещё будет в бункере, нужно будет с ним поговорить.