с каких пор ты так близко общаешься с этим заносчивым ублюдком?

      Было трудно понять: почему, открывая глаза, всё равно ничего не видно, всё та же темнота, глубокая и беспристрастная. Создавалось впечатление, что на глаза надета тряпка, платок, что-то перекрывающее доступ света, но по ощущениям ничего не было и, наверное, не должно было быть. Ощущалась довольно сильная боль в руках, да-да, действительно, руки были перевязаны чем-то, тут-то уж и сомнений не оставалось.       Поразительно, насколько можно реще ощущать что-либо другое, когда глаза не видят, сразу же слух становится более резким, соприкосновения с чем-либо становятся чувствительнее, боль становится сильнее.       Через некоторое время (определить было очень трудно, быть может, через час, а может и на следующие сутки) заискрился свет, послышались голоса. Утонченный слух поймал обрывки фраз, разговаривали двое мужчин, но никак было не понятно, в чём смысл их разговора.       После хлопка зажегся свет, глаза стали невероятно сильно болеть, даже зажмуриваясь, свет предательски колол глаза. Спустя пару минут, глаза привыкли к обстановке, наконец-то можно было осмотреть обстановку, чем с явным интересом занялся молодой человек. Как оказалось, он сидел своей пятой точкой на сене (так вот, что так сильно кололось), находился в заброшенном сарае, где так сильно воняло навозом. – Ну, здравствуй-здравствуй, мой милый друг! – раздался откуда-то со стороны звук. – Я очень соскучился по тебе, Джеффри. Рад тебя видеть. – Кто здесь? – с явной озлобленностью спросил молодой человек. Сразу было видно, что он очень нервничал, произнося «Кто», его голос дернулся, и получилась вполне забавная фраза, как будто это был не вопрос ребром, а скорее, какой-то шутливый вопрос, ответ на который был вовсе и не обязателен. – А я смотрю, ты не рад нашей встрече... Какая жалость! Ну да ладно, это можно исправить. Скажи мне, Джеффри, как давно ты с Бондом так хорошо общаешься? – Назови своё имя. Выйди из тьмы, тогда поговорим! – Ишь как возгордился! Посмотрим, как ты сейчас заговоришь.       В спину ударили иголки. Куча иголок прорвали рубашку агента Кью. Тонкий писк вырвался изнутри, но парень тут же осознал это и не позволил себе очередную слабость. Непонятно откуда взявшиеся иголки в обычном-то сарае терзали кожу молодого человека. Привыкший к однообразной, тихой, спокойной работе в офисе, Джеффри не понимал, что происходит, для чего он здесь, зачем. – Ну что, мой сладкий мальчик, – голос засмеялся, – А что теперь скажешь? С каких ты всё-таки пор общаешься так близко и чувственно с этим заносчивым ублюдком? Он тебе дорог, смотрю?       На щеке блеснула слеза. – Ну что же ты, сопляк, так переживаешь? Начитался своих сопливых романов про любовь, напредставлял себе, как Джеймс придет на помощь, когда злой маньяк-недосуицидник запрет тебя в подвале. Тешил свои фантазии, а что по факту? Вот ты в сарае, с тобой говорю я, а где твой спаситель? Где его носит?