.rtf

Я помню, как мы встретились в первый раз. Открытие нового торгового центра - ничего особенного, по сути. Ты была рыжая, и все время смеялась, мы столкнулись у эскалатора. Было много народу, все спешили, кто за продуктами, кто на распродажу туфель, а я стоял посреди дороги, мешая людям идти, получал регулярные тычки локтями и ловил эндорфины от твоей улыбки. Ты могла рассказать о каждой царапинке на экране своего телефона: эта вот, маленькая вмятина в левом верхнем углу, случилась, когда ты снимала куртку на улице - было очень жарко - мобильник выпал из кармана на что-то вроде гравия под ногами. Мне почему-то кажется, это был не гравий, а может быть торф, но ты настояла на своем. А вот эта царапинка, тоненькая и длинная, как след от иголки, появилась во время вечеринки; ты была пьяная и снова уронила телефон. Я помню наш поцелуй под ливнем в Праге. Не первый, конечно, но и далеко не последний. Мы вышли из кинотеатра и увидели дождь, а у тебя как раз сломался зонт в то утро. Свой я благополучно забыл дома. Бежать с тобой до отеля, держась за руки и глупо улыбаясь, было весело. Потом ты стала заплетать мне косички. Косички длиной в тараканий рост на моей голове - тебе нравилось это делать. А мне нравилось, как ты это делаешь своими пальцами, похожими на что-то вроде саранчи, поэтому я терпел. Я помню, когда мы только познакомились, мои волосы были слишком уж короткими для такого. Песок в твоем купальнике на пляже Какого-то цвета моря. Ты пыталась вытряхнуть его из этой штуковины, что я, не заморачиваясь, называл лифчиком. Тебе не нравилось это слово, как и «бюстгальтер», или даже «верх купальника». Я пытался помочь тебе, а ты шипела, смеясь и говоря, что не сейчас, не на людях же. И я прикрывал тебя полотенцем, так, чтобы твое тело видели только густые кусты с одной стороны, махровая ткань с другой, песок с резными отпечатками твоих шлепок, и небо. Я помню наши разговоры, половину из которых можно описать просто как «а-ха-ха-ха». Наши бесконечные разговоры о книгах, о кино, об итальянской кухне, о твоих волосах, о будущем, о прошлом, о слонах, об огромной черепахе с Землей на спине и о Боге. Я говорил, что он точно есть, там, наверху, а ты говорила, что нет, ну как такое возможно? Я говорил, ну, вот так, не может же весь мир быть построен на одной только науке, есть что-то большее. Ты отвечала, что я все равно рано или поздно стану атеистом, я отвечал, что нет, глупая, такого никогда не будет, я верю и уважаю того парня наверху, а ты сказала, что я упрямый осел, и поцеловала в щеку. Мы поспорили на пятьдесят баксов. А еще я помню, как мне позвонил какой-то серьезный дяденька с таким же серьезным баритоном. Оказалось, какая-то огромная фура с молоком, рыбными консервами, или даже подгузниками для малышей протаранила твою машину. И вот, понимаешь ли, твое тело уже как два часа потеряло семь грамм веса и начало стремительно холодеть. По воскресеньям, каждое-каждое воскресенье, когда верующие ходят в церкви, когда верующие молятся перед обедом, и перед ужином, и перед завтраком, когда верующие из дальних стран приносят в жертву своим Богам маленьких диких собачек, я пишу письма. «Уважаемый Мистер Бог, Я знаю, что ты есть, я точно верю в тебя, и просто хочу сказать: Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя за то, что ты сделал с ней. Я ненавижу тебя за то, что ты сделал со мной. Я ненавижу тебя за то, что ты сделал с нами. Я ненавижу тебя, Боже, так сильно, как только это возможно. Я ненавижу тебя, Господь Бог. Аминь.» Видишь, дорогая? Я все еще верю. Ты должна мне пятьдесят долларов.