Между луной и Шеффилдом

Недавно прошёл дождь. Кажется. Или большая поливальная машина прокатилась по улицам Шеффилда, оставляя за собой до блеска вымытые тротуары и крохотные лужицы на мостовых. И ещё чуть заметный запах озона, свежести и влажных листьев. Струи фонтанов монотонно плещутся в гранитных чашах, витрины сверкают неоном, а сверху на вечернее буйство красок снисходительно поглядывает луна в окружении блестящих как бриллианты звёзд. Одинокие прохожие редко попадаются навстречу в этот час - конечно редко, ведь такие вечера все нормальные люди проводят в пабе или с семьёй... Ну или не с семьёй, а... Впрочем, неважно. Те, кому пришла охота сейчас пройтись по Шеффилду, кутаются в плащи - что-то ветер разбушевался... Яркими огнями сверкает «Крусибл» - всё ещё, несмотря на дату постройки, успешно притворяющееся современным театральное здание, а стоящий рядом «Лицеум», чинный, каким и полагается быть уважающему себя памятнику архитектуры (позапрошлый век - это вам не просто так!), выглядит по сравнению с ним по-английски чопорным и высокомерным. А ещё воздух пахнет осенью, которая только-только собралась наступить, но приближение которой уже чувствуется во всём. И в необыкновенной прозрачности воздуха, и в вечерней прохладе, и в этом удивительном, совершенно особенном аромате ранней осени - сухом аромате увядающих листьев. В круге оранжево-жёлтого света, который отбрасывает на мостовую большой шарообразный фонарь, остановились двое. Остановились они вынужденно - один из них, тот, который пониже, почти согнулся пополам от смеха и вряд ли смог бы сделать ещё шаг. Или, если уж на то пошло, едва ли сумел бы даже вернуться в вертикальное положение, если бы не ухватился рукой за так вовремя подвернувшийся фонарный столб. - Ты пьян, Джон, - констатирует его спутник, тоже смеясь. Смех у этого второго удивительный. Негромкий, глубокий, приятный для слуха - и заразительный. Такой, услышав который вы сначала весело рассмеётесь, и только потом начнёте выяснять причину веселья. И голос у него тоже приятный, несмотря на ирландский акцент - а может и благодаря ему. - Я пьян? - Джон поднимает голову. Нет, похоже, не совсем - просто нетрезв, и к тому же в очень хорошем настроении. - Ну да, пьян, и что с того? - Ничего, если только ты не собираешься лезть в самолёт в таком виде, - смеётся ирландец. Мимо, радостно шелестя и поблёскивая, проносится влекомая ветром упаковка из-под чипсов. Дворникам придётся потрудиться, чтобы убрать весь накопившийся за день мусор с площади. - Кен, ну долго ты ещё будешь меня этим подкалывать? И вообще, сколько мне, по-твоему, лет? - Тридцать два, а скоро будет восемь, - парирует Кен, не моргнув глазом. Джон, кажется, собрался рассердиться. Сердитый Джон Хиггинс - это уморительнейшее зрелище. В такие моменты он становится похож на обиженного плюшевого медведя, со сведёнными к переносице бровями и поджатыми губами, что смотрится до смешного неуместно на круглом улыбчивом лице. Наверное, поэтому никто и не верит, что он умеет по-настоящему сердиться. Вы когда-нибудь видели сердящегося плюшевого медведя? - Я на тебя обиделся, - решает наконец Джон. Кен улыбается, ласково-изумлённо глядя на друга. И конечно же Джон не может не улыбнуться в ответ, и вот они уже снова смеются. Кто там на кого обиделся? - Нам пора домой, - Кен засовывает замёрзшие руки поглубже в карманы лёгкой ветровки. Носком лаковой туфли поддев смятую жестянку от газировки и метким движением профессионального футболиста забросив её в ближайшую урну, Джон осматривается, и на лице его появляется выражение комического ужаса. - Отсюда? Это сколько же нам придётся... - Значит, нужно вызвать такси, - логично заключает Кен. И такси останавливается, сверкая фарами, аккуратное английское такси, вполне привычное, если не обращать внимания на огромные эмблемы "Манчестер Юнайтед", которыми разрисована вся машина. - Это за тобой, - смеётся Джон, указывая на красно-белые гербы клуба. Кен смотрит на замерший в ожидании автомобиль чуть растерянно. - А ты? - Выдавливает он из себя наконец. - А я... - Джон едва не спотыкается и вынужден ухватиться за его плечо, чтобы не упасть. - Я подожду следующего. Следующий тут же выныривает из темноты. Даже странно, как на пустой и почти безлюдной площади внезапно оказались две свободные машины. Наверное, у таксистов какое-то своё чутьё на клиентов. Джон без особого изящества плюхается на сиденье. Всё-таки, пожалуй, он многовато выпил сегодня. Кен захлопывает за ним дверь и называет адрес шофёру. Мягко урчит мотор, и машина плавно трогается с места. Джон машет рукой на прощание, он повторяет жест и улыбается снова. Буйно раскрашенный автомобиль всё так же стоит у тротуара, ожидая его. В салоне тепло и уютно, кресла обтянуты чём-то тёмно-красным и приятным на ощупь. Тихонько бормочет радио - бодрый диджей с шутками и прибаутками озвучивает прогноз погоды на завтра. - Куда? - Голос водителя выводит его из минутной задумчивости. Он чуть было не называет ещё раз адрес Джона - спохватывается в последний момент и говорит название своего отеля. На противоположном конце города, между прочим. Хорошо, что успел сообразить. Шофёр, молодой человек в забавной форменной кепке, понимающе ухмыляется. Машина делает широкий разворот, огибая по дуге площадь, и исчезает в темноте. Мягкое покачивание навевает сон, и мысли в голове тоже как будто укачало, они так забавно разбегаются в разные стороны, словно и в самом деле обрывки сна. Пустые улицы и безлюдные тротуары, город спит, хотя ещё так рано - и полуночи нет. Мимо проносятся ряды домов, и только изредка где-нибудь в вышине, на последнем этаже, светится окно - будто маяк, а чуть поодаль ещё одно, и ещё... Лицо обдувает ветер, можно попросить водителя закрыть окно, а ещё проще протянуть руку и повернуть рычаг, но ведь не хочется! Хочется слушать звуки ночного города, шелест шин по влажному асфальту, гудки клаксонов откуда-то с соседней улицы, и сминать в руке непонятно как залетевший в тонкую щель окна маленький жёлто-зелёный листок. Ну и сквозняк, ну и в одной рубашке, ну и простуда - а всё равно ведь хочется. Тридцать два, а скоро восемь? Ну в общем да. Он и сам так иногда думает. А в глазах у Кена сверкают золотистые крапинки - как будто танцующие смешинки. Такой тёплый взгляд. Серо-золотой. Такого цвета не бывает? Но и таких, как Кен, тоже не бывает на свете. Таких, как он, просто не может быть. А Кен есть. Фонтаны брызг вырываются из-под колёс автомобиля и сверкают в свете фар, окрашиваясь в сотни оттенков - от розового до жёлтого. Как дождь из драгоценных камней, опадающий на лобовое стекло. Свет фонарей и огни витрин сливаются в светящиеся полосы. Нарисованным - таким выглядит ночной город, бледно-серые силуэты на бархатисто-чёрном фоне, расцвеченные быстрыми широкими мазками жёлтых, красных и оранжевых тонов. А потом по пустой встречной полосе проносится полицейская машина, и в пейзаж врывается новый цвет - мерцающий ярко-синий, отражающийся в зеркалах заднего вида в обрамлении рубиново-красных огней. Тепло и хорошо - на мягком сиденьи, в слишком большой и всё равно удивительно уютной куртке ("где ты в своём Дублине видел ветер, а нам, шотландцам, всё равно"), и вроде и не пил почти, а голова слегка кружится, как будто пузырьки шампанского всё ещё играют в крови. А в ответ - ласковый взгляд голубых глаз, и улыбка Джона, которая конечно же снится. Ведь не бывает такого, чтобы человек, находящийся сейчас на другом конце города, улыбался тебе... И даже во сне от этой улыбки становится тепло.