***
Джексону не нравилось общество Югёма. Сначала – по одной причине. Потом – по другой. Когда-то он думал, что Югём – хороший кандидат в лучшие друзья, или, по крайней мере, в одногруппники-с-которыми-ты-безусловно-ладишь-лучше-всех. Однако этот сценарий так и не воплотился в жизнь. Сначала для таких целей Югём казался слишком мелким. Но потом он вдруг стал слишком взрослым. Джексон помнил его чересчур стеснительным макнэ, который чуть ли не боялся камеры. Робость не давала парню сказать лишнего слова, и любые его порывы выглядели нелепо. В то время, стоило начаться записи, Югём становился восторженным тонсеном, который всюду таскался за Джексоном, громче всех смеялся над его шутками и лез обниматься. Но постепенно восторженность и наивность начали уходить в тень, и стали показываться всё новые и новые стороны личности Югёма. Теперь он чаще всего пребывал в задумчивом молчании, а в следующий момент мог начать дурачиться и пытаться развеселить уставших хёнов. Ещё секунда – и он превращался в мастера сарказма, подкалывал то того, то другого и открыто выражал своё мнение. Перепады в его настроении были стремительными и практически беспрерывными. Существовала ещё одна его сторона – сам кайнд оф дива. Редко появляющаяся и весьма странная. Югём вдруг остро осознавал свою привлекательность. В такие дни он выглядел как-то по-другому, даже немного женственно. Его волосы завораживающе рассыпались, после того, как он проводил по ним рукой, самонарисованные стрелки выходили особенно удачно, а инстаграм пополнялся очередной селфи. Даже свет падал на него по-особенному. Странность заключалась в том, что это каким-то образом будоражило Джексона. Но, несмотря на некоторую манерность и хрупкость Югёма, которая поражала при его телосложении и росте, в нём ощущалась сильная мужественность, и со временем она только усиливалась. И превращалась в сокрушительную сексуальность, когда он начинал танцевать. Эффект был особенно сильным, если во время танца Югём забывался. Забывал, что он – макнэ, что он – вроде как стеснительный парень, и начинал наслаждаться моментом. Тогда его взгляд вдруг менялся, становился тяжелым, невыносимым. Для фанаток – в хорошем смысле, для Джексона – нот соу мач. Он начал бояться Югёма. Да. Джексон видел в нём что-то. «Тёмная сторона» – думал он и смеялся сам над собой, стараясь не замечать нахлынувших мурашек. Всё это хрень – с недостатком уверенности в себе, размышлял Джексон. Он замечал это изменение в глазах Югёма и тогда, когда выключались камеры, и когда тот думал, что на него никто не смотрит. Югём просто принял свою роль в группе, в мировоззрении фанатов и решил не рыпаться. Что-то вроде «не кусай руку с едой». Расчётливый малый. Может быть, таким он сразу и не был, но что-то случилось, его будто в момент всё достало: буквально за год он вырос, и появилась эта тяжесть во взгляде. Стеснительность и робость теперь стали наигранными, и были ли они когда-нибудь настоящими не смог бы сказать, наверное, даже сам макнэ. А тем временем Джексону совсем перестало нравиться его общество. Потому что начал нравиться сам Югём. Впервые по-настоящему, как личность. И именно поэтому он его боялся. Потому что макнэ такими не бывают. Потому что он буквально подавлял Джексона: своим ростом, своей внешностью, своей пластикой, своим умом, своим чёртовым секси-взглядом, который всё чаще выходил из-под контроля. Просто взгляд его, например, в середине разговора, вдруг становился каким-то томным, словно Югём уносился мыслями куда-то далеко. Иногда, когда при этом он продолжал улыбаться, это смотрелось жутковато. Казалось, Югём за собой ничего такого не замечал, но замечал Джексон. А ещё изменилось отношение самого Югёма к Джексону. Он, во всех смыслах, перестал к нему тянуться. Хоть Джексон и был уверен, что многое из того броманса, что Югём поначалу показывал на камеру, было напускное, он всё же видел искренность во всём этом. Он чувствовал, что нравится пацану, что тот его любит, хочет его расположения. Ему это льстило. И люди так устроены – в ответ он отталкивал Югёма, пусть он и был ему симпатичен. Просто такое неприкрытое обожание вызывало дискомфорт. Естественной реакцией было защищаться – отвергать. Он его не избегал – просто не отвечал взаимностью. Но при этом нередко сам начинал разговор, обнимашки и бохегознаетчтоеще... А потом зачастую сливался, резко лишая внимания раззадоренного тонсена. И вот всё изменилось. Джексон начал чувствовать неловкость в обществе Кима, потому что сам стал тянуться к нему. Ему было нужно, чтобы Югём как раньше искренне смеялся над его шутками, а не выдавливал искусственную улыбку. Чтобы как раньше трепетал от восторга, когда хён пожимал ему руку или отвечал на объятия или хай-файв. Теперь же Югём подходил так уверенно, что Джексон сам тянул к нему руки, и его охватывало странное волнение, потому что хватка парня стала крепкой, краткой... и какой-то спокойной. Никакого восторга от того, что хён рядом. Это Джексона подавляло сильнее всего. «Наверное, реверсивная психология, или как там это называется,» – пришло ему однажды в голову, когда он наблюдал за Югёмом, разговаривающим по телефону. До этого Джексон рассказывал ему одну из своих бесконечных историй, и Югёму вдруг кто-то позвонил. Югём сделал жест рукой, мол, в другой раз, ответил на звонок и ушёл в противоположный конец гримёрки. Раньше такого точно не случилось бы. Раньше он бы тысячу раз извинился, прежде чем отойти, а если бы звонок не был слишком важным, он бы отключил звук и продолжил слушать Джексона – настолько он некогда дорожил его вниманием. А сегодня в глазах Югёма была только скука. И Джексону это каким-то извращенным образом нравилось. Полный реверс. ____________________________________________________________________________THE END