Она не вспомнит

«Прости… Я больше не могу сопротивляться!..» Вилмар улыбается. Улыбается смиренной, отчаянной улыбкой. Улыбается потому, что хотя бы успел сказать ей «Прости». А в голове, в туманном, воспалённом сознании, его собственный голос, продираясь сквозь захватившие разум ядовитые силки, выкрикивает тысячи фраз, которым никогда уже не суждено быть услышанными. Это — конец, конец полный и неоспоримый, иного выхода больше нет, а времени — тем более. Но осознание безвозвратно упущенного шанса отдаёт лишь лёгкой горечью, ведь сожаление — это, пожалуй, последнее, что Вилмар сумел бы обнаружить в своём сердце. В конце-концов, он сделал всё, что смог. Держался, боролся до последнего, и, главное, таки успел передать самое важное. Возможно, эта тонкая ниточка всё же сумеет привести ко спасению хоть одну жизнь? Жизнь, которая попросту может оборваться от его же руки… Тогда Вилмар даже не почувствует этого, однако мысль, ярко сверкнувшая осколком в хаосе дней и воспоминаний, заставляет его похолодеть от ужаса. Совсем, чёрт возьми, неважно, что его сейчас выворачивает от адской боли: цепкий вирус, уже завладевший телом, не оставляет яростных попыток подчинить себе и последние капли воли, последние кусочки памяти, — это не важно! Картина того, как мерзкое создание, некогда бывшее талантливым программистом, одним ударом лишает Элеонору Лорейд пути к отступлению, заставляет Вилмара сжиматься от совсем иной боли, рождённой где-то внутри. Может, он сумеет выиграть себе ещё парочку минут?.. Ну же, надо вспомнить! Вспомнить, как он со своим товарищем, дрожа от ужаса, заперлись в комнате в надежде протянуть здесь хоть чуточку больше других? Вспомнить, как Вилмар, поняв всё, попросил друга приковать его цепями к стене, а самому попытаться спастись? Вспомнить, как друг, отказавшись выходить наружу, сошёл с ума и проглотил капсулу цианида? Нет, раньше. Вспомнить, как вспыхнула надежда, когда на маленьком экране Вилмар увидел ужасно напуганную, но живую женщину, именно ту женщину, что когда-то заставляла обычно невозмутимого компьютерщика стыдливо краснеть и проглатывать свои ироничные шуточки. Вспомнить, как он вообще впервые (как же давно!) увидел эту женщину — серьёзную, угрюмую, обделённую миловидной внешностью… Ведь в отличие от той же Амабель Свансон, Элеонора редко улыбалась и выделялась весьма узким кругом общения, однако её знания поражали необычайной глубиной, а суждения — осознанностью и пониманием дела. Вилмар даже когда-то смеялся над тем фактом, что такая женщина, наверное, и не вспомнит того расторопного специалиста, что написал для неё новую, но чрезвычайно удобную программку для обработки рентгеновских снимков, которой она продолжала пользоваться даже после начала эпидемии… Она и не вспомнит, никогда не узнает, как сильно Вилмар восхищался ею, Элеонорой Лорейд. Ведь тысячи невысказанных слов теперь бьются о глухую стену, а Вилмар больше не чувствует самого себя. Но Вилмар улыбается. Ведь, возможно, он сумел выбить для неё из лап жестокой Судьбы хоть маленькую песчинку надежды; возможно, она сможет простить его за то, что он не сделал большего… Возможно, она простит его и за то, кем он станет. В его ушах грохочет реквием, а губы всё тише и тише повторяют всего одно слово.