Be my Haku

      За окном шёл дождь. Это было до зубного скрежета банально, но ничего другого, кроме как идти, он придумать не мог. Крупные капли воды сплелись в диком танце с резкими порывами ветра, и в своей страсти они бились в оконные стекла, прибивали к земле широкие ветви деревьев. Казалось, что все вокруг поддалось безумному настроению природы, однако такое мнение было ошибочно. Оконные стекла дрожали от напряжения, но сдерживали натиск бури, попутно разгоняя непогоду светлыми лучами, исходившими из помещений. В непроглядной темноте свет представлялся чем-то немыслимым, но и он был и неустанно выполнял свою работу. Однако тем, кто находился по ту стороны этого противостояния, было все равно, что происходит вокруг.       — Твой чертов самолетик попал мне в лоб, Узумаки! — шипела розоволосая девушка, притягивая к себе за воротник белой рубашки высокого блондина. Его лицо, помимо гримасы ужаса и безысходности, было украшено длинными царапинами, по три на каждой щеке. При большом желании можно было бы нацепить на его слегка жёлтые волосы кошачьи ушки и заставить ползать на четвереньках, но только не в данный момент. — Сакура-чан, чтобы не попасть в твой лоб, нужно быть ну очень метким! — рассмеялась стоявшая рядом с местом происшествия девушка. Красивые голубые глаза, отличительной чертой которых было полное отсутствие зрачка, были слегка прищурены. Этот жест передавал весёлое настроение их обладательницы, но сжатые кулаки говорили об обратном. Девушка была очень зла, но всеми силами старалась не выдать этого. — Серьёзно, Сакура-чан, расстояние между твоим лбом и стенами не в силах будет преодолеть даже муха! — Что ты сказала, Ино? — прошипела Сакура, дёргая бедного блондина за воротник. Ткань затрещала, но героически выдержала натиск девушки. Зато шея Узумаки всячески воспротивилась такому давлению со стороны рубашки. Парень тихо ойкнул и попытался вывернуться, но железная хватка рыцаря Харуно не дала совершить ему этот маневр. — Ино, ты не могла бы разобраться без меня? — ухитрился прохрипеть Наруто, после чего упёрся носом в грудь Сакуры. Девушка с рыком переместила руку на непослушные вихры и потянула голову блондина назад. — Ой, да брось, Сакура-чан, он бы там не задохнулся, — усмехнулась Ино, перебрасывая тяжёлые пряди пепельных волос за спину. — Яманака, ты бы не могла убрать свои патлы от моих глаз? — возмутился сидящий позади Киба. — Ещё один такой прицельный бросок, и я ослепну. Вообще, зачем вы их с Сакурой отращиваете?       Сакура с Ино переглянулись. Обладательница розовых волос, цвет которых в искусственном освещении был особенно насыщенным, опустила руку, давая Наруто Узумаки полную свободу. Парень не стал терять свой шанс, так как настроение Сакуры было подобно ветру: менялось с ужасающей скоростью, и каждый в школе знал это.       Также общеизвестным фактом для всей второй ступени старшей школы являлась безответная влюбленность Ино и Сакуры в сына мафиози из клана Учиха. Бледное лицо с резко выделявшимися скулами, вечно скучающий взгляд угольно-черных глаз, губы, постоянно сжатые в тонкую полосу, и идеально уложенные колючки волос, которые на ощупь были невероятно мягкие. В такого Саске Учиху был влюблён весь Токио и даже его окрестности, и дело было не только во внешности: парень был идеален в всех отношениях. Саске был лучшим учеником класса „Б“. На спортивной площадке он тоже превосходил всех: в баскетболе ему мог противостоять только нынешний звёздный игрок Забуза Момочи, а в бейсболе - бывшая легенда по имени Шикамару Нара. Впрочем, Учиха всегда держался отстранено, не обращая внимания на огромное количество воздыхателей, в число которых и входили Ино и Сакура. Вокруг исключительных людей всегда много слухов и сплетен, одним из которых являлась любовь парня к длинным волосам у девушек. С той самой минуты Харуно и Яманака гордились каждым миллиметром выросших волос, а заветной мечтой каждой была отрезать локоны сопернице.       — Знаете такую поговорку? — задумчиво произнёс Киба, пальцем осторожно трогаю белую игрушечную собачку, стоящую рядом с учебником истории. — Вдвоём за Саске погонитесь, ни одна не поймает! — Врёшь ты все! — возмутилась Сакура, пытаясь скрыть пылающие щёки прядями волос такого же цвета. — Я не…       — Вы знаете?! Знаете?! — в кабинет влетел растрепанный и раскрасневшийся Наруто. Куда он успел убежать за такое короткое время, было вечной загадкой, которую, впрочем, никто не хотел решать. — Забуза бросил вызов Какаши-сенсею в сеги! — Иногда Забуза-кун слишком заносчивый и самоуверенный! — отозвалась Ино, прикрывая глаза. — Когда-нибудь это выйдет ему боком. — А по-моему это очень даже весело… — Наруто, если ты сейчас же не заткнешься, я помогу тебе это сделать! — крикнула Сакура, демонстративно сжимая кулак. Блондин мигом исчез из зоны видимости, оставляя класс в полной тишине.       Ино задумчиво смотрела в окно, накручивая на указательный палец длинную прядь ухоженных пепельных волос. Необычные, но вместе с тем невероятно притягательные глаза рассматривали многочисленные капли, которые дождь оставил на стекле в качестве подарка. "Все-таки Забуза-кун никогда не знал меры. Из-за этого у него так часто происходят проблемы," — подумала Яманака, осторожно потирая закрытые веки тонкими пальцами. — „Впрочем, не мне его судить, и никому другому. Сомневаюсь, что кто-то знает о нем больше, чем написано в его школьной анкете“.       Если спросить любого ученика второй ступени старшей школы Каджо, кто по их мнению является самым нелюдимым человеком в мире, то ответ будет одинаковым: Забуза Момочи. Никто не знал о его жизни за пределами школы, да и многие события в её стенах оставались для учеников загадкой. Забуза мастерски умел сводить разговор на нет своим молчанием, учителя же и другие ученики, замешанные в том или ином тёмном деле, предпочитали не распространяться. Начиная с первой минуты появления этого огромного, страшного и до ужаса молчаливого парня на пороге класса и заканчивая сегодняшним днём, Забуза произнёс от силы слов двадцать. Вопросы учителей он предпочитал игнорировать, о беседах с одноклассниками не могло быть и речи. Однажды, Момочи пропал на несколько недель. Вернулся в класс донельзя вымотанный, похудевший, а рот и шея его были завязаны бинтами. Разлетелся слух, что Забуза что-то не поделил с Учихой Саске, однако его быстро отмели в сторону, ведь все знали, что парни выясняют отношения во время баскетбольного матча, а за пределами спортивной площадки не пересекаются вовсе.       Никто не знал о его семье, никто не знал о том, где он живёт. Особо злые языки говорили, что в прошлой своей школе Момочи был главой преступной шайки, что пару раз он даже мелькал в криминальной сводке новостей и что он крайне опасный человек. Кто-то верил этому и обходил парня по кривой дуге, кто-то наоборот смеялся над этими глупыми домыслами и не боялся оставаться с ним в одном помещении. Но факт оставался фактом: у Забузы Момочи не было друзей, и потому он был самым нелюдимым человеком в школе.       — Если Забуза здесь, то вы, девоньки, можете прятать свои косоньки. Саске сюда сегодня носа не покажет! — расхохотался Киба, чем смутил Сакуру и Ино. Девушки непонимающе переглянулись между собой, затем посмотрели на Кибу, затем снова друг на друга. — Неужели непонятно, — раздался спокойный голос сбоку. Девушки синхронно повернулись и недоуменно посмотрели на парня, облокотившегося на стену. Смешной хвостик, торчавший как листья репы из земли, никак не вязался со сосредоточенным выражением лица. Меж бровей залегла глубока складка, губы немного шевелились, будто парень разговаривал с кем-то невидимым. Пальцы обеих рук то соединялись в хаотичном порядке, то, по велению своего хозяина, разлетались, как стая испуганных птиц. За этой причудливой игрой можно было наблюдать часами, однако Сакура никогда не отличалась терпением, поэтому грубо нарушила очарование наступившей тишины.       — О чем ты говоришь, Шикамару? — спросила обладательница розовой копны волос, скрещивая руки на груди. — Я не вижу между ними какой-то особой связи. Шикамару глубоко вздохнул и открыл глаза. До Сакуры донесся тонкий, едва уловимый запах табака. Не было ничего удивительного в том, что парень курил, это делала почти половина школы. Странность заключалась в том, что Нара предпочитал очень тяжёлые сигареты, которые обычно курил его отец. Это было губительно для его здоровья, однако, казалось, что на Шикамару лошадиная доза никотина никак не действует.       В свои семнадцать лет парень был невероятно умным, чего он достиг за счёт своего лучшего качества: логики. Любая задача была для Шикамару простой, он никогда не проигрывал в сеги, никогда не получал отметки ниже А и всегда знал, куда нужно бить, чтобы точно попасть. Физическая подготовка Нары тоже была на высоте, ведь в бейсболе он мог соперничать с Учихой Саске, и тот не раз признавал парня со смешным хвостиком достойным противником. — Если ты не видишь этой связи, Харуно, это не значит, что её нет вовсе. — В голосе Шикамару промелькнуло раздражение, которое он тут же скрыл за своим привычным лениво-развязным тоном. — Это лишь указывает на то, что ты в какой-то мере глупа. — Нара, давай не будем переходить на личности! — за краснеющую с каждым произнесенным словом Сакуру вступилась Ино. — Если человек не видит чего-то, значит, это нужно объяснить, а не оскорблять.       Несмотря на свою общую и, к сожалению, не взаимную любовь к Сакске, девушки оставались подругами. Они часто ссорились по пустякам, почти каждый день их соседи по парте находили длинные розовые или белые волосы у себя на учебниках или в сумках. Но ничто не мешало Ино приходить на помощь Сакуре, а Сакуре - Ино. Девушки знали друг друга с детства, оттуда, вероятно, и взялась эта невероятно сильная привязанность. Так что Шикамару даже не удивился такому заступничеству, лишь ещё тяжелее вздохнул и вновь прикрыл глаза. — Если понаблюдать за поведением Забузы и Саске, — нехотя начал объяснять парень, — то можно сразу заметить, что в мирной жизни он друг друга буквально не переносят. Если на баскетбольной площадке они — соперники или союзники, то за её пределами - только соперники. Возможно, это как-то связано с прошлой жизнью Момочи, но рассуждать об этом смысла нет, так как информации крайне мало. Но тот факт, что в последние несколько месяцев они не пересекались в школе вовсе — правдив. Если в школе Забуза, то Саске не придёт. Если за партой сегодня сидит Учиха, значит, Момочи помахал всем ручкой и в школу сегодня не покажется. Уж не знаю, как они договорились, и договаривались ли вообще, но на сегодняшний день ситуация такова. — Да, а мы как-то и не заметили, — ответила уже успокоившаяся Сакура, растерянно смотря на Шикамару и на его руки, вновь начавшие создавать красивые пасы. — Если честно, то на Забузу-куна как-то наплевать, пока он не лезет в драку, — вторила ей Ино, наморщив лоб. Девушке не понравился шум, который приближался к двери класса. Им было слишком спокойно сидеть в относительной тишине и обсуждать незначительные проблемы, чем находиться в жутком гвалте. К сожалению, класс выбирать не приходится.       Первым в открытую дверь вломился, как ни странно, не Наруто, а Рок Ли. Об этом смешном и немного простоватом пареньке ходили легенды. В его маленькой голове, которую делала в разы больше чудовищная стрижка „под горшок“, роились самые странные и коварные планы. Повсюду он видел скрытую угрозу и все время пытался вытащить её наружу. Однако потом оказывалось, что никакой опасности никогда и не существовало, что приводило паренька с огромными бровями в ярость. — Я чувствую здесь запах глупости и самоуверенности! — воскликнул Ли, выставляя свои ладони вперёд, будто хотел побить невидимого противника. — Здесь что-то произошло, и я не остановлюсь, пока не выясню, что именно! — парень уже оторвал ногу от земли, чтобы принять позу журавля, но неугомонный Наруто, наконец, ворвался в класс. Не заметив Ли сразу, он попытался затормозить, но физика работала беспощадно. — Прости, Ли, дружище, я не хотел! — смущённо пробормотал Узумаки, подавая руку толстобровику. — Чего ты так замер посреди дороги? — Да ничего страшного! — голос Ли был полон энтузиазма, казалось, он даже не заметил своего падения, мигом оказываясь на ногах. — Я выведу всех врагов на чистую воду, будь уверен! — Не перестарайся! — усмехнулся Наруто, направляясь в сторону Сакуры и Ино. Узумаки не боялся подходить к Харуно, он, как лучший друг, знал, что девушка вспыльчивая, но быстро отходила и прощала своего непутевого лиса. Вот только пробиться к ее сердцу парень так и не смог, несмотря на все своё обаяние. Правда, давно влюбленная в Наруто Хината Хьюга, ловила каждый восхищённый взгляд, посвящённый, увы, не ей, и оттого восхищалась парнем ещё больше. Ввиду своей стеснительности, которая проявлялась исключительно рядом с Наруто, девушка так не разу и не смогла перебороть себя и встретиться с ним, пусть даже взглядом. Доброе сердце Сакуры понимало всю отчаянную любовь Хинаты, и поэтому так отчаянно отвергало все внимание со сторону Наруто, буквально наталкивая его на наследницу рода Хьюга. Но то ли Узумаки был твердолобым, то ли Хината так отчаянно стеснительна, но дело не продвинулось ни на сантиметр за предыдущие два года. — Забуза проиграл! — известил Наруто, усаживаясь на своё место. На это заявление Ино лишь пожала плечами, Сакура раздраженно поморщилась из-за слишком громкого звука, Шикамару даже не изменился в лице, продолжая наигрывать в воздухе ему одну известную мелодию. Зато Киба вскинул голову и заинтересованно посмотрел на чересчур весёлого Узумаки. — Ты так и будешь тянуть кота за хвост или расскажешь подробнее? — возмутился он после непродолжительного молчания. Наруто улыбнулся ещё шире, обнажая небольшие белые клыки, которыми очень гордился. — Да там, понимаешь, в чём дело-то было… — Эй, белобрысый, заткнись. — Словно по мановению волшебной палочки все голоса смолкли, оставляя после себя лишь дрожащую тишину. Казалось, сам воздух завибрировал от возникшего в помещении напряжения, потому что этот грубый бас, пусть звучащий так редко, был знаком каждому. Улыбка сползла с лица Узумаки, теперь его лицо сморщилось от неприязни и раздражения, которые он испытывал к человеку у двери.       В установившейся тишине гулкие шаги звучали чересчур громко, многие испытывали практически болезненные ощущения от ударов подошв ботинок о гладкий деревянный пол. Хината невольно зажмурилась, вцепившись в руку своего сводного брата Неджи. Даже взгляд на этого высокого молодого человека с пустыми, безжизненными глазами и бинтами, закрывающими практически половину угрюмого лица, давался Хьюге с трудом. Сумка с учебниками ударилась о полированную поверхность парты, тихонько звякнув металлическими застёжками, и под потоком хмурых и напуганных взглядов Забуза Момочи опустился на стул, закинув ногу на ногу. — Ну, по крайней мере, сегодня коллекция словаря Забузы-сана пополнилась ещё несколькими словами, — прошептала Ино Сакуре. Харуно тихо рассмеялась, пытаясь своей маленькой изящной ладошкой остановить смех, распирающий её изнутри. Атмосфера быстро разрядилась, и бедной Хинате показалось, что даже дышать стало намного легче. Класс снова наполнился голосами, что-то обсуждающими и смеющимися, и постепенно про неподвижно сидящего у окна Забузу все забыли. Так что, когда Какаши-сенсей, преподаватель литературы, зашёл в помещение, настроение учеников стремительно приближалось к отметке „превосходное“. — Доброе утро, класс! — поздоровался Какаши, закрывая за собой дверь. Пепельные колючки волос, приветливо торчащие в разные стороны, покачнулись вместе с головой их обладателя. Тканевая маска, которую учитель носил не снимая, будь он на улице или в помещении, не могла скрыть чётко выступающий острый подбородок и силуэт тонких длинных губ. Подмышкой Хатаке нёс папку с материалами урока, однако все знали, что внутри также есть любимая их учителем эротическая книжка „Ича-Ича“. Всякий раз, когда на уроке случилась контрольная или проверочная работа, потрепанная книга появлялась на свет, и уже никто не мог нормально смотреть на краснеющее лицо Какаши-сана. — Доброе утро, сенсей! — ученики дружно поклонились, однако же Забуза даже не встал со своего места, лишь приоткрыл глаза, приветствуя своего недавнего соперника. На эту вопиющую наглость Какаши как всегда промолчал, не имея желания портить со своим трудным учеником нейтральные отношения. — Забуза, это была хорошая партия. — Хатаке быстро дошёл до своего места, отработанными движениями перевернул стул, проверяя сидение на наличие кнопок, заглянул под стол, выискивая лужу из клея, и лишь потом сел, отодвигая в сторону папку. — Однако твоя несдержанность и раздражительность мешает увидеть более выгодные ходы. Поработай над этим, и тогда у тебя будут все шансы выиграть у меня. — На эти слова Забуза едва слышно хмыкнул, его глаза недобро сверкнули. Какаши решил сделать вид, что не заметил этого, и продолжил объявление. — Как вы все, наверное, помните, наступает время отчётных работ. В этом году я никому не дам спуску, не сделаю ни одной поблажки, так что вам всем придётся сильно постараться, чтобы сдать мне проект. — Тишину в классе прорезали несколько вздохов, полных отчаяния и сожаления о будущем пропущенном свободном времени. Больше всех мысль о предстоящих мучениях не радовала вечного весельчака Наруто. Парень совсем поник, ковыряя ручкой краешек парты. — Могу обрадовать лишь тем, что в этом году было решено разбить вас на пары, чтобы хоть как-то снизить нагрузку. Но не думайте, что сможете свалить всё на напарника, в устной части это вам аукнется. — Воспрянувший духом Наруто снова расстроился и, подперев широкой ладонью полосатую щеку, начал смотреть в окно. — Даю вам три минуты на выбор партнёра, после чего запишу пары. Советую выбирать тщательнее, чтобы потом не мучаться от желания перегрызть друг другу глотки! — оптимистично завершил Какаши-сенсей, улыбнувшись.       Через мгновение после слов преподавателя класс взорвался от громких криков и гомона. Ветер в обнимку с дождём прильнул к окнам, рассматривая каждого человека в этой тесной и абсолютно неуютной коробке. Девушка с белыми волосами и глазами, похожими на сонный утренний туман, незаметно взяла за руку юную особу с неестественно розовыми волосами, как у той сакуры, чьи нежные цветы они щедро поливали уже несколько часов. Девушка с волосами цвета вороного крыла, длине которых могла бы позавидовать самая прекрасная принцесса, робко подошла к молодому человеку, глаза которого, как и её, отражали всю картину происходящего. Однако парень широкой ладонью подтолкнул её в спину по направлению к хмурому блондину с разлинованными щеками и бездонными голубыми глазами, похожими на цветочки льна. К этому невероятному букету отправились красные маки, сошедшие со щёк смущенной девушки. Ветер и дождь были уверены в её чистой влюбленности в этого немного простодушного, но чрезвычайно доброго парня. — Извините за опоздание Какаши-сенсей. Я могу войти? — как бы ни был силён шум в помещении, но звонкий голос, похожий на нежный стук последних капель дождя о водосточные трубы, сумел подобраться к каждому, заставляя отложить свои дела и обратить внимание на его обладателя. Ветер за окном залюбовался своей работой, гордясь растрепанными волосами и слегка сбитым дыханием. Дождь же начал поливать с удвоенной силой, захлебываясь слезами от красоты скатывающихся по острым скулам капель и немного мокрой одежды, которая так соблазнительно прилипала к худощавому телу. — Да, Хаку, проходи, садись. — Какаши Хатаке уже привык к вечным опозданиям своего лучшего ученика, поэтому всегда прощал его. Зная трудное положение Хаку Юки, это было даже верным решением. — Итак, все выбрали себе партнёра? Я ведь очень пунктуален, как вы знаете. — Какаши-сенсей, уже десять минут прошло! — выкрикнула с последней парты Тен-Тен — бойкая девушка с огромными глазами и волосами, вечно заплетенными в две большие гульки. — Хм, я почти всегда пунктуален, — беззаботно исправился Хатаке, готовясь взять своих учеников на карандаш. — Давайте уже.       Почти все имена из списка класса были вычеркнуты и переписаны аккуратным почерком на отдельный листок. Почти все ученики уже знали тему, над которой им придётся трудиться всю нынешнюю неделю. Все, кроме… — Забуза! — все тем же оптимистичным голосом выкрикнул Какаши. — Ты у нас последний остался, а в пару тебе будет, получается… — Сенсей провёл кончиком карандаша вниз по списку, выискивая не зачеркнутое имя. - А, точно, Хаку Юки. Эй, с тобой все в порядке?       Парень был очень напряжен. Казалось, что он проглотил метровую линейку, стоящую около доски, настолько неестественно прямой была его поза. Руки лежали на столе и были сцеплены в замок с такой силой, что костяшки побелели и начали мелко дрожать. Лицо Хаку, как обычно, не выражало ничего, кроме скуки, но учащенное дыхание сбивало эту маску, на скудные мгновения открывая миру его настоящие чувства. — Мне больше не с кем встать в пару, Какаши-сан? — тихо поинтересовался он, не размыкая рук. С задних парт послышалось хмыканье, и Юки затравленно оглянулся. — Прости, Хаку. — Развёл руками преподаватель. — Можно было бы уповать на Саске, но кто знает, когда он вернётся в школу. Цунаде-сама сказала, что он вновь заболел, так что придётся тебе побыть с Забузой. Вашей темой будет „Жанры японской поэзии“. Это, на самом деле, не такая обширная тема, много времени она не займёт. — Так нечестно, Какаши-сенсей! — весело закричал Наруто. — Вы им подыгрываете! — Молчал бы, Узумаки, или будешь делать все сам. Имей в виду, узнаю, что за тебя все Хината сделала — шкуру спущу! — пригрозил Хатаке нерадивому ученику. Тот широко улыбнулся и подмигнул стремительно краснеющей Хьюге. — Так, все, наконец, начнем урок! — Какаши шумно перелистнул страницы учебника и остановился на биографии Утимуры Кандзо, которую его ученикам только предстояло изучить. Урок пролетел довольно быстро, в особенности благодаря тонкому чувству юмора Хатаке и его способности преподнести даже самую скучную информацию как нечто забавное. Со звонком сенсей пожелал всем удачи в написании проекта и велел немедленно убираться из кабинета. Ученики быстро вышли в коридор и отправились к следующему пункту назначения — кабинету истории. Хаку покидал помещение одним из последних, отчего-то слишком долго копаясь с молнией на сумке. Парень не успел сделать ни шагу по направлению к общему коридору, как сильные руки подхватили его подмышки и резко увели в одно из боковых ответвлений. Юки хотел открыть рот, чтобы позвать на помощь Какаши-сана, но мышцы будто парализовало. Хаку прекрасно представлял, кто тащит его в узкий проход, чувствовал тяжёлое, прерывистое дыхание рядом со своим ухом, и от этого страх лишь усиливался, не давая свободно вздохнуть.       Внезапно, парень почувствовал под ногами твёрдую поверхность, а давление под руками исчезло, но вот глаза почему-то открывать не хотелось. „Три, четыре, пять“, — отсчитывал он про себя глухие шаги мучителя. Звон застёжек, хлопок рук о дерево. „О, Кама, когда же ему надоест?!“ — Прошлые разы ничему не научили тебя, малыш? — последнее слово буквально сочится издевкой, Хаку чувствует, как она пропитывает его насквозь, раз за разом отравляя существование. — Может, мне нужно повторить урок?       Юки вспыхивает, до боли в тонких пальцах вцепляясь в ремень сумки. Да, Забуза просто обожал свои уроки, во время них он становился немного счастливее, а лицо приобретало новую маску наслаждения. Момочи умел быть оригинальным в своих наказаниях, но только для него, для Хаку. Другим он ломал кости, поджигал волоски на конечностях или даже на голове, с диким хохотом щипал плоскогубцами нос или губы, что они в конце концов становились похожими на сливы. Для Забузы это было скучно, он расцветал лишь когда устраивал пытки для Хаку. Если бы Юки мог выбирать между ними и смертью, он выбрал бы вторую как меньшее из зол. К сожалению, такого шанса ему никто предоставить не мог.       Раз. Первый моральный шрам — гаражи. Несколько месяцев назад Хаку защитил от нападок Забузы своего соседа, тихого паренька в огромных очках. Тогда он умолял Момочи сделать с ним, все что угодно, лишь бы он оставил в покое ни в чем неповинного ребёнка. Тогда Забуза поймал его по пути домой и привёз на окраину города, где жили, в основном, бедные люди. Два громилы явно бандитской наружности привязали его к старому пластиковому столику, который готов был развалиться от малейшего прикосновения. В тот момент Хаку меньше всего интересовало, что с ним могли сделать. Он чувствовал свою правоту и не собирался отступать. Забузе нравилось наблюдать, как губы плененного юноши сжимаются в тонкую нить, как на глаза набегают слёзы, которые он со злостью пытается вытереть о плечо. Как быстро учащается дыхание, а стук маленького, но сильного сердечка становится слышен в нависающей тишине слишком отчетливо. Но глаза, полные решимости и воли глаза, выдавали в Хаку Юки сильного человека. Тогда Момочи и почувствовал в себе смутные нотки интереса, смешанные со злостью на этого упрямца. Верёвки были перерезаны, слова „Убирайся отсюда, живо!“ - повторять не было нужды. Но с того самого дня Забуза пристально наблюдал за Хаку, не давая никому из своих „дружков“ и близко к нему подойти.       Два. Второй моральной пощечиной оказалось подчинение. В тот дождливый вечер, когда Хаку допоздна задержался в спортивной секции, тренируясь в метании кинжалов, Забуза ясно дал понять, кто здесь хозяин, а кто - раб. Когда Момочи толкнул его по направлению к мишени, Юки даже не понял, что от него требуется. Лишь дьявольская издевательская улыбка маньяка помогла осознать, что нужно сделать. С такой гордостью, как эта жертва, не ходил, наверное, ни один король. Затылок Хаку покоился точно на десятке, а мысль о том, что Забуза-сан наверняка прекрасно обращается с холодным оружием, никак не давала покоя. Каждый бросок был на несколько сантиметров ближе к телу раба, каждый кинжал сопровождался поучением.       „Ты только мой“ — нож врезается в доску рядом с правой рукой Юки.       „Если ты будешь говорить против меня — расплата будет велика“ — бросок точно над головой парня.       „Ты никогда не сможешь спрятаться от меня. Я найду тебя и накажу по всей строгости“ — Хаку скашивает глаза и смотрит на дрожащую рукоятку ножа. Это было чересчур близко.       „Ты моя игрушка. Ты мой раб. Ты никогда от меня не уйдёшь! Ты мой!“ — хриплый вскрик вырывается из приоткрытого рта, Хаку чувствует омерзительный запах крови рядом с собой, прикасается к уху и чувствует вязкую жидкость на дрожащих пальцах. Лезвие ножа тускло блестит совсем рядом, повернешь голову и коснешься его носом. На грани забытья Юки чувствует рядом с повреждённым ухом дыхание, которое опаляет нежную кожу. Рука Момочи обхватывает его за горло, не давай воздуху спокойно проходить. Холод обжигает рану, Хаку ощущает язык Забузы, который старательно слизывает капельки крови. Кончик языка аккуратно проходит по ушной раковине, обводя все её затейливые контуры, играет с мочкой, резко прикусывает её. Хаку дергается, бьёт своего насильника в грудь кулаками, на что тот лишь крепче сжимает его горло, чувствуя, как ходит под ладонью кадык. Малыш до сих пор не понял, что он — лишь игра для него. Но игра интересная, гордая, упрямая, но вместе с тем лишённая чувства самосохранения. Через три секунды Хаку почувствовал свободу, через десять понял, что остался один. Вот только парень знал, что это далеко не конец.       Три. Третий моральный пинок — давление. Хаку немногое знал про Забузу, только что он был крупной шишкой в океане бизнеса. Его отец вращался высоких кругах и имел огромное влияние, так что его сынок не намного от него отстал. В те дни Юки действительно пытался бороться в открытую. Возможно, Момочи просто надоело это показушное непослушание, и он решил надавить на парня, причём самым жестоким способом. Сначала была угроза. Забуза за локоток выволок Хаку в коридор и вполне будничным тоном сказал: „Если не перестанешь вести себя так, будто тебе все можно, то пострадает твой друг“. Тогда Юки не поверил его словам, все ещё цепляясь за фразу „Все будет хорошо“. На объявленную Забузой встречу после уроков он не пришёл, сбежав из школы через заднюю дверь. Тем же вечером Акайо-кун, весь в слезах, с запотевшими стёклами огромных очков предстал на пороге дома Хаку. Напоив мальчика чаем, чтобы остановить истерическую икоту, Юки постепенно узнавал, что отца Акайо уволили с работы, мать не могла трудиться по инвалидности, а одного её пособия не хватило бы для жизни. Хаку понял, чьих это рук дело, но удостоверился окончательно на следующий день, когда обнаружил в учебнике по истории записку: "Можно ещё поговорить с хозяином дома, подтолкнуть его в нужном направлении“. В тот же день парень сдался. Бесполезно играть в кошки-мышки, когда знаешь, что выиграет тот, кто сильнее. Оставалось только подчиниться, и бесшумно сносить все предложенные пытки.       Ударов становилось все больше, терпеть их становилось все тяжелее. Психическое здоровье Хаку давало сбой каждый раз, когда он видел Забузу или же что-то слышал о нём. Иногда, приходя в свой маленький уютный дом, с огромным усилием улыбаясь маме и целуя её в щеку, он ничком падал на кровать, заглушая громкие стоны в бесчисленном множестве подушек. Ныли раны и синяки, которые Момочи мастерски ставил на тех местах, где никто не мог увидеть, засосы расползались фиолетовыми пятнами по ключицам, словно уродливые приплюснутые цветы. Хаку не понимал, почему именно он. Только из-за того, что он заступился за Акайо? Так почему бы сразу не убить его, почему не перестать мучать день ото дня. Хаку раненой птицей бился об эти вопросы, каждый раз грудью насаживаясь на их острые края. И ответы с каждым разом находились чуть глубже, чем его истерзанное тело. — Ха-а-а-аку! — тихий шёпот вывел юношу из задумчивости, в которую он с таким наслаждением сбежал от настоящих проблем. Однако ненавистное лицо, жутко улыбающееся и прикусившее краешек размотанного бинта, было не лучшим пробуждением. Хаку вскрикнул и вскинул руки, упершись в широкую грудь своего мучителя. Такая поза стала привычной для них двоих, и Юки, к своему стыду, начал испытывать мазохистское наслаждение, чувствуя биение сильного сердца под своими ладонями. В этом сопротивлении не было никакого смысла, все барьеры всегда стирались, но отчего-то парень чувствовал себя в разы спокойнее, выставляя этот бастион неприступности. — Где ты витаешь, малыш? Ты же знаешь, что бывает, когда ты не слушаешь меня.       Хаку вздрогнул и попытался отодвинуться от Забузы на максимально возможное расстояние, однако длинные пальцы, резко впившиеся в поясницу, не дали ему сделать этого. Через плотную ткань школьной рубашки Хаку чувствовал острые ногти, оставляющие отметины на его бледной коже. Сердце стучало где-то в горле, закладывая уши и терзая виски ноющей болью. Юки облизнул пересохшие губы, но, взглянув в заискрившиеся от смеха глаза Момочи, понял, что пригласил своего мучителя чуть ли не к себе в постель. Пальцы парня мёртвой хваткой вцепились в грубую ткань пиджака, царапаясь о металлические пуговицы, а рот превратился в тонкую полоску, кожа вокруг него побелела, ясно давая понять, как сильно Хаку не хотел того, что должно произойти. И ни за что на свете он не открыл бы рта, ни одна сила не заставила бы его совершить такую ошибку. Однако у Забузы было другое мнение на этот счёт.       Широкой ладонью Момочи погладил Юки по голове, нащупал ленту, перетягивавшую мягкие шелковистые волосы, и дёрнул за её конец. Чёрный водопад заструился по дрожащим плечам своего обладателя, закрывая бледное лицо от посторонних глаз. Вот только Забуза явно не считал себя чужим в этом деле. Он пропустил пряди волос сквозь пальцы, краешком сознания отмечая, какие они мягкие, забрался ближе к корням и немного помассировал кожу на голове, не отрывая при этом взгляда от Хаку. На лице Юки разливалась нежная полуулыбка, которую он даже не хотел прятать. Такой Забуза был ему по душе, с таким Забузой он бы мог поладить, пусть даже пересилив себя.       Однако все нежные намерения Хаку растаяли как дым, когда Момочи резко потянул волосы назад. Парню показалось, что у него из глаз полетели яркие искры, способные подпалить парты и, по возможности, самого мучителя. От падения на пол Юки спасала огромная ладонь Забузы, поддерживающая его за поясницу, однако выгнутое дугой тело явного комфорта не испытывало, громко протестуя неприятным хрустом. — Я думал, что сначала идёт кнут, а потом уже пряник! — прохрипел Хаку куда-то в стену, пока ещё мог говорить. К сожалению, слова опережали мысли на многие километры, и Юки прикусил свой острый язычок слишком поздно. Момочи ухмыльнулся, причём Хаку успел отметить, что без бинтов его лицо выглядит в разы лучше, и наклонился к шее бунтовщика. — Так ты признаешь, что это был пряник? — промурлыкал Момочи, немного ослабляя хватку на волосах. Хаку услышал, как за дверью прошли люди, в какой-то момент он захотел закричать, привлечь внимание ко всему, что происходило за тонкой стеной и деревянной дверью, но возможные последствия, ярким калейдоскопом пролетевшие перед глазами, заставили во второй раз прикусить язык. — А разве я разрешал тебе открывать твой прелестный маленький ротик? — все таким же завораживающим шёпотом прошелестел Забуза, оставляя на дергающейся шее мокрую дорожку. Юки зажал зубами внутреннюю сторону щеки, чувствуя растекающийся металлический привкус крови. Тёплая ладонь Момочи скользнула ниже по спине, подхватывая парня под упругие ягодицы, вторая рука, немного дрогнув, чуть приблизила к себе голову, затем пальцами надавила на сжатые плечи и рывком притянула к огромному телу. Губы Забузы бездумно блуждали по нежной шее, раз за разом оставляя чувственные поцелуи, обводя кончиком языка кадык, прикусывая кожу ближе к ключицам, скрытыми за тканью рубашки. Руки Хаку ослабли, почему-то эти прикосновения были такими… Желанными, такими нужными сейчас. Юки понимал, что все это неправильно, что на самом деле он не хочет этого, однако тело реагировало по-другому от слова совсем. — А потом будешь меня спрашивать, зачем я делаю это, — усмехнулся в черноту волос Момочи, крепко обнимая Хаку и прижимая того к себе. — Какой же ты глупый, маленький мальчик. Мой мальчик, — тёплая ладонь провела по макушке Юки с особой нежностью и трепетом, однако это наоборот вывело Хаку из себя. — Прекрати, — на выдохе сказал он, вновь упираясь трясущимися руками в широкую грудь Момочи. Умиротворенное выражение на лице тотчас исчезло, уступив место озлобленности и, возможно, ярости. — Это было твоё наказание за сегодняшнее на уроке, — процедил Забуза, запуская пальцы в карман своего пиджака. — Послезавтра, в шесть часов вечера. Опоздаешь — пеняй на себя. А теперь — открой рот. — Хаку непонимающе посмотрел на парня, по-прежнему чувствуя горячие объятья, которые с каждой секундой становились нестерпимо огненными. Между пальцами Забуза держал прямоугольный листочек и теперь выжидал, когда его жертва выполнит приказание. — Я не буду! — вспыхнул Юки, краснея огромными пунцовыми пятнами. Белая кожа была им огромным контрастом, и Момочи безмолвно смеялся над этим смятением, с тщательно скрытой любовью наблюдал за дерзкими огоньками в чёрных глазах, которые и привлекли его внимание. — Неужели ты хочешь повторения нашего урока? Поверь, я могу ещё сильнее заставить тебя смущаться и хотеть большего. О, можешь не пререкаться со мной, я говорю то, что вижу! — раздраженно заткнул он Хаку. Видимо, Юки представил, что может сделать с ним этот ненормальный и принял решение, что первый вариант будет хоть и унизительным, но безопасным. Осторожно Хаку приоткрыл рот, обнажая два ряда маленьких зубов. Момочи вложил карточку и пальцами приподнял подбородок, закрывая этим жестом все пути отступления. Когда Юки открыл глаза, господин исчез из поля зрения, оставляя после себя горящую от прикосновений кожу и тяжёлый воздух. Хаку выплюнул карточку на пол и съехал по стене, тихонько всхлипывая. Кто, чёрт возьми, следит за этой Землёй, и почему он допускает такой вопиющий беспорядок? Почему он, Хаку, должен страдать и испытывать все виды боли, терпеть унижение? Почему, почему, почему? Маленькие кулачки парня молотили по бетонному полу, задавая ритм для биения сердца. Плывущие перед глазами буквы на картонке, наконец, сложились в полноценные слова. „Особняк Момочи“ и строчка с адресом, по которому Хаку вызвали, как обычную проститутку, обозначив время и место „свидания“. Хриплый смешок, сдавивший горло в спазме, вырвался наружу, за ним пришёл ещё один, и вот Хаку Юки сидит на полу в пустом кабинете и всеми силами пытается сдержать набирающую обороты истерику. Не самое приятное начало дня, особенно если учесть количество предстоящих уроков и общество, в котором придётся их провести. Урок истории Хаку благополучно пропустил, зажимая рот тонкими пальцами и пытаясь думать о чем-то приятном. Получалось из рук вон плохо, но час в тишине помогли немного укрепить ослабленные нервы, и на сдвоенный урок физической подготовки Юки пришёл с привычной маской спокойствия и пренебрежения. На удивление день пролетел очень быстро, все лица, словно отпечатанные на киноленте, приносились мимо, да и сам Хаку ни на ком не хотел задерживать внимания, чтобы, не дай Кама-сама, не увидеть то самое, дерзкое и угрюмое. Следующие два дня Хаку не ходил в школу, чем изрядно удивил свою мать. Однако ему удалось оправдаться своим измученным и бледным лицом, и поэтому вопросов больше не возникало. В это время Юки пытался морально подготовить себя к походу в дом самого опасного зверя на планете. Кто знает, что может взбрести ему в голову, и какую цену придётся заплатить за то неповиновение в классе. При одной только мысли об этом колени парня начинали подкашиваться, а разум заволакивал туман. "Я могу заставить тебя хотеть большего"