Колокольчики

— Принцесса Этери! — громко возвестил герольд. Подобрав полы длинного синего платья, Этери вошла в зал, попутно поймав ободряющий и одновременно одобряющий взгляд брата. Отец, кажется, нашел ей жениха, и она, чего греха таить, немного волновалась. Совсем немного — женихи-кагеты являлись ко двору достаточно часто. Но одно дело — люди, чьи черты лица уже были привычны взгляду, а другое — человек, прибывший из другого края. Не то из Олларии, не то из Агариса — Леворукий его знает... В зале внезапно оказалось очень светло, и Этери зажмурилась. А открыв глаза, увидела стоящего посередине зала отца, а рядом — какого-то человека. Он не был красивым, но сердце отчего-то сжалось. — Мой друг, позвольте представить вам мою дочь, принцессу Этери, — отец взял ее руку в свою. Этери церемонно улыбнулась незнакомцу, с которым ей, скорее всего, предстояло связать свою жизнь. Впрочем, «скорее всего» происходило с завидной регулярностью... Незнакомец низко поклонился ей. — Дочь моя, позвольте представить вам герцога Робера Эпинэ — нашего друга из Олларии. — Из Агариса, — поправил Робер, а Этери про себя отметила, что это имя ему очень подходит. Но почему у него такие грустные глаза? — К сожалению, так уж сложилось, что я уже очень давно не был в Олларии. — Отчего же так? — осведомилась Этери. — Так уж сложилось, — повторил Робер. По всему было видно, что рассказывать историю своей жизни он не хотел. Этери знала много таких людей. Впрочем, при какой-нибудь из ряда вон выходящей ситуации они могли вдруг начать рассказывать всю историю жизни от рождения до сегодняшнего дня. Это всего лишь вопрос времени: нужно было только уметь ждать, уж это она умела делать. — Многое складывается не по нашей воле, — негромко, спокойно и чуть торжественно заметил отец. — Но в наших силах подчинить себе происходящие вокруг события. Что вы об этом думаете, мой друг? Робер слегка пожал плечами. Было видно, что он и рад бы подчинить себе происходящие вокруг события, да не получалось. Был бы правителем, про себя посочувствовала ему Этери, не пришлось бы долго ждать, пока мир изменится. Впрочем, отец, задавая подобные вопросы, чаще всего не рассчитывал на ответ, а потому едва наклонил голову и обратился с каким-то вопросом к стоявшему рядом Баате. Бросив краткий взгляд на обоих, Этери вновь повернулась к Роберу. — Как вам Кагета? — дружелюбно осведомилась она, слегка наклоняя голову и повторяя тем самым движение отца. Всегда интересно слушать мнения других людей о своей родине. А Этери была урожденной кагеткой. — Она... — ее собеседник несколько замялся, а потом, видимо, все же нашел нужные слова. — Она замечательна, принцесса. — Помимо того, что замечательна, она в какой-то мере достаточно странна, если не сказать, безумна, — улыбнулась Этери. — Но в ее безумии — ее величие. — Ваш отец считает точно так же, — заметил Робер. — Мы все-таки не чужие люди, а, как говорят простолюдины, родная кровь не вода. И в этом я с ними вполне согласна, — она вновь улыбнулась, а затем взглянула в глаза того, кого ее отец уже называл своим другом. — У ваших соотечественников такое же мнение по поводу Кагеты, как у вас, или же оно иное? Робер задумался. Его лицо слегка напряглось, словно он пытался что-то вспомнить. — Не знаю, Ваше Высочество, — честно признался он. — Я, к сожалению, никогда их не спрашивал об этом. Этери кивнула, вполне удовлетворенная таким ответом, и повернула голову к окну, за которым виднелись фиолетовые цветки лаванды и синие — колокольчиков. Собеседник проследил за ее взглядом. — Любите цветы? — осведомился он каким-то отстраненным голосом. — Очень, — она оторвалась от созерцания сине-фиолетового цветочного великолепия за окном и повернулась к Роберу. — Живя в горах, приучаешься любить цветы, которые растут тут, ведь их не так много. В Агарисе их, наверное, больше? Я слышала, там растут какие-то замечательные розы? Лицо Робера слегка исказилось, хотя, возможно, Этери это просто показалось в игре теней. — Да, — коротко и немного сдавленно бросил он и замолчал. — Быть может, мы пройдем в сад? — предложила Этери. — Официальная часть приема все равно уже закончилась, а там сейчас очень уютно. А вы расскажете мне, какие цветы растут в вашем городе. — Позвольте, Ваше Высочество, не говорить с вами о цветах Агариса, — кажется, Роберу абсолютно не нравилась эта тема. — Расскажите мне лучше о цветах, которые растут в Кагете. — Конечно, — кивнула Этери, не вполне понимая, что может быть такого неприятного в разговоре о цветах. Разве что с ними связана какая-нибудь история... Этери читала одну такую — про обман с помощью цветов. История была сугубо выдуманная и никак не могла произойти в реальности. — В Кагете не так много цветов, но те, что есть, потрясают своей красотой. Вот, например, сольданелла… — Они подошли к выходу, и Робер распахнул перед ней дверь. Этери кивнула в знак благодарности и показала рукой на фиолетовые цветы, которые могли бы стать ее любимыми, если бы не лаванда с колокольчиками. — Они распускаются, даже не дожидаясь того момента, пока снег хоть чуть-чуть не растает. Или, скажем, эдельвейсы. Вы знаете, как их еще называют? Робер покачал головой. — Я вообще не очень хорошо разбираюсь в цветах, — заметил он. — Их называют «серебряными цветами скал», — Этери улыбнулась. — Я не слишком люблю эдельвейсы, но не могу не сказать, что они по-своему прекрасны! Однако мне больше всего нравятся колокольчики. И лаванда. — Они подходят к вашим глазам, — в голосе Робера звучала какая-то ужасная усталость, и Этери подняла на него взгляд. Его лицо омрачала непонятная грусть, и Этери подумала, что, возможно, эта грусть как-то связана с агарийскими розами... Сердце сжалось от догадки. Возможно, эти розы были подарком кому-то, кого он любил. Она не помнила, что означали розы, она вообще плохо разбиралась в языке цветов, предпочитая просто любоваться ими, но готова была поклясться, что розы — символ любви. — Спасибо, — вслух произнесла она. — Мне все так говорят. Что ж, пожалуй, я даже рада этому, потому что, не стану скрывать, когда к твоим глазам подходят любимые цветы — это очень удобно, — фразу было тяжело произнести на одном дыхании, но она справилась с этим. — Хотите, я покажу вам, как рисовала их? — Вы еще и рисуете? — И очень люблю это делать, — Этери улыбнулась, чувствуя, как глаза застилает пелена непрошеных слез. Да что же это с ней такое сегодня? — Хотите, я покажу вам? — Буду рад увидеть ваши работы. — Робер слегка поклонился и протянул руку — очевидно, чтобы Этери оперлась на нее. — Пожалуй, воспользуемся тайным входом, чтобы не проходить через зал, — сказала она, поправляя левой рукой сложную прическу, над которой Тахира, ее служанка, корпела часа два. — Как вам угодно, принцесса, — вновь поклонился ей Робер, но его слова казались какими-то вымученными. Этери, не став заострять на этом внимание, слегка пожала плечами и провела его в сторону двери, скрывавшейся за виноградной лозой. *** — Ну и как вам? — со скрытой гордостью в голосе осведомилась Этери, указав на последний этюд, висевший на мольберте. — Ваши рисунки прекрасны, принцесса, — голос Робера звучал очень искренне, и, пожалуй, это были первые его слова за все время их общения, которые казались настоящими. — Благодарю вас, — она присела в книксене. — На самом деле я порой сама удивляюсь, как мне это удается. Вероятно, многое зависит от цветов: когда я их вижу, меня посещает ужасное желание творить. Не знаю, почему так получается. — Портреты у вас тоже просто замечательны, — отметил Робер. — Особенно — портрет вашего отца. Этери польщенно улыбнулась. — Портреты я рисую намного реже, — пояснила она. — Пейзажи мне нравятся больше. Однако я премного благодарна: мне очень приятно, что вам нравятся мои работы. Хотите, я и вас нарисую? — Спасибо, но не нужно, — покачал головой Робер. — Я не хочу отнимать у вас время. Да и вообще... — он запнулся и взглянул на нарисованный букет колокольчиков, а затем перевел взгляд на стоящие в вазе цветы. — Не нужно, — повторил он. — Думаю, мне уже пора. — До свидания, — отчего-то в душе стало жутко больно. Отчего? Однако согласно правилам этикета нельзя было это показывать, нужно было ответить вежливой улыбкой, что Этери и сделала. — Была рада знакомству с вами. Надеюсь, что судьба еще сведет нас. — Я тоже на это надеюсь, принцесса, — Робер низко поклонился, а затем поцеловал ее руку. — До свидания, Ваше Высочество! Когда он вышел из комнаты, Этери присела на кровать и почувствовала, что плачет. *** — Дочь моя, вы чем-то расстроены? — осведомился отец за обедом. — Что-то случилось? — Отец мой, все в порядке, — вымученно улыбнулась Этери. — Я просто немного устала. Отец усмехнулся. — Как тебе наш новый друг? — осведомился он, рассматривая лежащий на тарелке кусок мяса. — Ты знаешь, нам скоро предстоит война. Он будет сражаться на стороне Кагеты. Кто бы мог подумать. — Вероятно, он будет помогать нам, — предположила Этери, абсолютно не понимая сути происходящего. А потом кое-что вспомнила: — И мы будем помогать ему? Например, если он попадет в безвыходную ситуацию? — Приблизительно так, — отец вновь улыбнулся. — Мы станем ему помогать, только когда это будет выгодно Кагете. Потому что от таких, как он, следует ждать беды. — А если не выгодно — значит, пускай погибает? — Этери чувствовала, что ее голос дрожал от возмущения, но сейчас это было неважно. — Так получается? — Дочь моя, вы еще слишком юны, чтобы понять это, — отец говорил вроде бы и мягко, но в его голосе звенела сталь. — По сути он ничем не отличается от тех, с кем мы воюем, а они, как ты, возможно, помнишь, могут приносить нам и вред, и пользу, сами того не зная. И почему-то ты не возмущаешься, когда они погибают. Мы с тобой — не армия Кагеты, которая наполовину состоит из юнцов, искренне верящих в фантом справедливости. Они будут винить себя, если из-за них погиб товарищ. А правителям об этом думать не пристало, не так ли, Этери? Она промолчала. Впрочем, отец вряд ли ожидал ответа на этот вопрос. — И, естественно, — продолжил он, — уезжая сегодня, я прекрасно знаю, что вернусь обратно. Потому что в армии всегда найдутся люди, готовые умереть за своего предводителя. Так было, так есть, и так будет всегда. А вот с этим Этери не могла не согласиться. *** Дни летели серой пеленой, и Этери уже практически перестала различать их. Яркими проблесками были только цветущие колокольчики за окном и в вазе и портрет, за которым она сидела несколько часов каждый день. Рисовать людей на самом деле было тяжело. А особенно — когда из внешности запомнилось не так много. Впрочем, это уже было неважно. Этери давно не ощущала такого прилива вдохновения при рисовании. Но все равно, несмотря на то, что все ее мысли занимал портрет Робера — и сам Робер, чего уж тут скрывать, — она не переставала беспокоиться. За отца, за жениха, за всю кагетскую армию — за всех! Война — такое место, где погибнуть может даже тот, кто неуязвим. Этери это прекрасно знала и потому молила Создателя о том, чтобы они все выжили. Только бы выжили, только бы выжили — эта мысль билась в ее голове постоянно, не позволяя думать о чем-то другом, не давая спокойно жить, ибо ее постоянно посещали ужасные мысли и сны о том, что умер отец, что умерли все... Это было очень страшно, и, чтобы отвлечься, Этери садилась за мольберт. А за мольбертом опять вспоминала, как громко каркали вороны, когда отец уезжал. Очень, очень дурная примета. И она снова начинала дрожать от страха. И все же Этери продолжала надеяться, что примета не сбудется. Только бы не сбылась, только бы не сбылась... *** Портрет был уже практически дорисован — оставались только некоторые мелкие детали. Этери с гордостью посмотрела на прикрепленный к подрамнику холст. Пожалуй, за исключением изображения отца, это будет лучшей ее работой. Вот только не стоит ее кому-либо показывать, зато сама Этери может любоваться своим творением, сколько ей того захочется, и к кошкам всех остальных! Внезапно дверь распахнулась, и в спальню влетела Тахира. Ее волосы растрепались, что было большой редкостью, а смуглое лицо блестело от слез. Этери в испуге привстала с табурета. — Что случилось? — встревоженно спросила она, сжимая плечо служанки. Вместо ответа Тахира махнула рукой. — К вам... к вам пришли, — выдавила она, утирая слезы. — Пойдемте, принцесса. Толком еще не понимая, в чем дело, Этери вышла в коридор и начала спускаться по лестнице. Тахира шла следом и поминутно всхлипывала. Что же там случилось? Неужели ее страхи оправдались? Нет, такого не могло произойти! Внизу лестницы Этери ждал какой-то юноша. Увидев ее, он низко поклонился, и Этери вспомнила, что он состоял при отце. Подозрение, что произошло что-то страшное, только укрепилось. — Что случилось? — спросила она. Сейчас было не до церемоний. — Ваше Высочество, — гонец еще раз низко поклонился. — С прискорбием должен сообщить, что ваш отец скончался. Этери замерла на месте, как вкопанная. То, чего она так боялась, сбылось. Примета оказалась правдива. — Как это произошло? — тихо спросила она, сжав пальцы до боли. Принцесса не должна показывать свои чувства — но как же плохо ей сейчас было. Она бы упала в обморок, но сначала нужно узнать, как погиб ее отец. — Это... это произошло во время суда Бакры. — Суда Бакры? — Да. Боги должны были оправдать одного человека, либо убить его. Человек был оправдан, но пуля попала в вашего отца. Значит, случайность. — Кого же оправдали боги? — голос, кажется, звучал практически спокойно. — Кого же миновала судьба? — Я точно не помню его имени, — гонец замялся, и Этери поняла, что сейчас он лжет. Что ж, посмотрим, как он будет изворачиваться дальше. Посмотрим... Куда смотреть, если она только что узнала о смерти отца? — Это человек не из Кагеты. Кажется, он прибыл из Агариса. Ваше Высочество, что с вами? Вам плохо? Этери ухватилась рукой за перила. Создатель, за что ей все это? Почему в смерти ее отца должен быть виновен тот человек, которого или, вернее сказать, чей образ она успела полюбить? А Робер виновен. Пуля миновала его по случайности! Она не могла обвинять человека, который стрелял, — он вершил судьбу, и это считалось его оправданием, но то, что выжил тот, кто должен был умереть... — Со мной все в порядке, — отчеканила она, чувствуя, как по щекам текут слезы. Леворукий, как же не вовремя! — Спасибо, что сообщили мне эту весть, пусть она и дурная. Сказав это, она отвернулась и, стараясь не смотреть на гонца, начала медленно подниматься по лестнице. В конце концов, вестник — всего лишь вестник, и нет поводов его винить за то, что он исполнил свое дело. Но отец, отец!.. Войдя в свою комнату и опустившись на кровать, Этери наконец-то разрыдалась — пожалуй, впервые за многие годы. Почему все произошло именно так? Прав был отец, говоря, что от таких, как Робер, следует ждать беды! И как же он ошибся, считая, что точно вернется с войны живым! И что за шутка судьбы — не умереть во время битвы, а встретиться со смертью на суде Бакры, когда даже не его судили! — Принцесса, — осторожно произнесла Тахира, о присутствии которой Этери уже забыла. — Не плачьте. Все будет хорошо. Обязательно. — Не будет, — прорыдала Этери. А потом подумала, что слезы — последнее, что ей могло помочь в этой ситуации. Сейчас нужно было собраться и решить, что делать дальше. С гибелью отца Кагета не умерла, хотя и получила серьезный ущерб. — Тахира, — сказала она, вытерев слезы. — Ты права. Все будет хорошо. Мы пока еще живы, и мы будем жить, пока жива Кагета! А Кагета — пока живы мы! Мы справимся, я верю в это! Тахира удивленно взглянула на нее. — И, — продолжила Этери, понимая, что если она этого не скажет, то снова разрыдается, — я отомщу за своего отца. Обязательно! Она — принцесса, и она справится. Нужно было только выстоять, и она это сделает. За окном темнело, и ей показалось, что тихо прозвенели колокольчики. Они тоже помогут ей выстоять.