Колючие розы внутри

Коннор не любит оттенки фиолетового на покрывале едва появившегося солнца — приторно сладкие и притворно нежные; не любит чай с привкусом малины, аромат которого каждое утро — незаконно — пробивается в личное пространство из-за того, что соседка, как назло, не зная, предпочитает именно этот напиток; не любит раскиданные по комнате и забытые из-за спешки джемперы: всегда дорогие и всегда брендовые, но всегда небрежно мятые, как будто к ним более месяца никто не прикасался, однако так и есть. Он не любит всё, что связано с ним, боясь признаться, что — да, он бесповоротно влюбился, каждодневно наблюдая за тем, как лепестки Троя безвременно распускаются, и он становится все светлее и светлее, так наивно отдавшись мечте. И лишь 'я все равно принадлежу тебе, даже если ты не способен прикоснуться ко мне из-за километров' становится некой болючей отдачей для обоих — и было бы прекрасно, если б они никогда не познакомились, обойдя 'youtube' стороной и найдя новые цели. Но это случилось, и Коннор так сильно не любит все, что связано с Троем, что способен попросту молчать и смотреть в экран монитора, искать в неживых фото что-то живое, что-то, что без остатка принадлежит ему, что-то, что он отпустил — временно, нужно напомнить — ради стремления к звёздам — хоть с болью в груди и уверенным 'все получится' на устах, хоть до первого же перерыва в туре или даже до незапланированного концерта в Нью-Йорке, где Коннору приходится все так же снимать видео и отдавать себя проектам. Однако это мало помогает пустоте заполниться.

Минуты, секунды, часы — все застывает, не разрешая вдохнуть полной грудью.

Коннор не любит все, что связано с Троем — вопросы фанатов; кепки, одну из которых, стоит признать, он носит, боясь снять и потерять частичку себя; блоги на тамблере, что рядом с 'connor franta' смело добавляют 'troye sivan'(на самом деле, будь воля Франты, он делал бы тоже самое, сочетая своё имя с чужим, но это было бы слишком с м е л о и г р о м к о, по крайней мере, сейчас, когда окружающие ещё не особо реалистично готовы к правде, предпочитая стереотипы о правильности). Он не любит даже незначительный, как казалось раньше, радиоприёмник на кухне, который превратился в тяжёлый свинец, больно укладывающийся на грудь при знакомом голосе и знакомых мелодиям. И не стоит говорить о музыкальных каналах: парень попросту боится их включить и увидеть там знакомые растрёпанные кудри, потому что нехватка моментов, когда он запускал в них свои пальцы, даёт о себе знать. И даже, когда небо ярко-голубое, Коннор не любит это: среди небосвода он видит предательски голубые глаза — такие же чистые, как удары холодных капель о кафель душа по утрам, когда Франта.. Впрочем, неважно, он просто скучает по его поцелуям и детскому смеху, такому невинному, что трудно поверить, что совсем скоро и ему исполнится двадцать один. Двадцать один. Слишком много для мальчика с подростковыми чертами лица. И что ж, Коннор не любит его голос, чертов хриплый голос, но это не мешает ему каждое утро звонить и спрашивать: 'все в порядке?', а потом улыбаться — больше отчаянно, чем истинно, потому что ожидания как-то быстроходно убивает.

Коннор не любит все, что связано с ним, окончательно связав себя с его привычками и.. С самим ним. Просто иногда становится больно. Вот и все.