Во имя мира, во имя войны...

Лорд сошел с ума. Определенно сошел с ума, и так думала вся честная компания четвертой спальни, собравшаяся в круг у окна общего гнезда группы обсудить то чрезвычайное происшествие, что произошло рано утром того же дня. А произошло следующее. Во время завтрака в столовой, где за столом собрались и Фазаны, и Крысы, и Птицы, и Псы, и вся группа Слепого, Лорд, вдруг заистерив по неизвестной причине, взорвался воплем, заявив, что ему все надоело, и что он готов сдохнуть. Заявление золотоволосого короля эльфов вызвало дружное молчание, после чего Слепой в полной тишине спокойно поинтересовался, какого зелья наклевался из окольцованных рук Стервятника Лорд с утра пораньше и чем за это расплатился. Присовокупив «уж не натурой ли?». И получил в ответ по морде. Удар кулака Лорда пропахал нос Слепого, не ожидавшего такого подвоха от состайника. Вслед за кулаком, в него влетел сам не удержавшийся в коляске Лорд. Ударил пушечным ядром в грудь и съехал по коленкам Бледного на пол. Слепой, медленно потянувшись к носу, ощупал опухшую переносицу. На поджатые губы тут же потекло нечто горячее. Как правильно определил Слепой — его собственная жидкостная субстанция, именуемая кровью. Сфинкс, подскочив к другу, тут же послал Македонского за льдом, а Шакала за полотенцем. Хотел послать и заржавшего Черного куда подальше, но передумал, решив, что связываться с ним не станет. Табаки смотался на кухню, где раздобыл полотенце. Македонский льда не нашел, но наскреб изморозь в морозилке старого, как мир холодильника и заботливо водрузил самодельный компрес на нос Слепого. Лорд втянул себя на коляску сам, отказавшись от помощи растерянного Курильщика, и, отмахнувшись от его робких просьб остаться и во всем разобраться, укатил из столовой с гордо поднятой головой. Сфинкс беспомощно смотрел на то, как Македонский вытирает вафельным полотенцем подбородок и грудь Слепого, оставляя темные кровавые разводы. Свои грабли Сфинкс оставил в спальне, да и с ними мало бы чем помог. Когда кровотечение было остановлено, а Великий-и-Ужасный основательно измаран кровью и противно пахнущей водой, что натекла из-под платка, брюнет поднялся со стула, завесившись волосами. Заставив Македонского отступить в сторону, он вышел из столовой, неся на зеленой выцветшей футболке багровые следы своего поражения. Остальные группы, разом оттаяв, принялись обсуждать великое событие понедельника — Бледный отгреб от Злого Эльфа и не смог достойно за себя постоять. К концу дня, похоже, эта новость должна была дойти даже до Наружности. До самого ужина ни Лорд, ни Слепой в спальне так и не появились, что вызвало крайнее волнение в группе, и без того находившейся в состоянии «большой вздрючки», ибо в воздухе пахло приближавшейся войной кланов. Устав разглядывать унылые лица членов стаи, неутомимый живчик Табаки решил созвать сбор. Стянулись все, соизволил явиться даже Черный, пропахший сигаретным дымом, с подозрительно блестевшими глазами, в свитере с дырками на локтях. Восседавший у окна в коляске Табаки, в своей лучшей из безрукавок, цвета «вырви глаз», густо увешанной значками и пуговицами, открыл собрание словами о том, что вражда между Лордом и Слепым, когда в воздухе витают флюиды грядущей войны, последнее дело, что нужно их стае. Все важно закивали, согласные с весомым заявлением Табаки. Македонский китайским болванчиком «расскивался» так, что едва не сбросил себя с подоконника, куда забрался с ногами, и был поспешно подперт боком Сфинкса. Последний выразил свою озабоченность по поводу того, что между Лордом и Слепым давно творятся «непонятки», которые следует разрубить, как гордиев узел, после чего важно пояснил, с чем этот самый пресловутый узел едят и как перед этим нарезают для сервировки. Черный также расщедрился на пару слов, сказав, что примирить их сможет только могила. На него зашикали, замахав руками. Заявив, что он свои пять копеек вставил, Черный отошел от окна и залег неподалеку на кровати, вытянув уши, чтобы слышать, как Табаки излагает вызревший у него план. План был хорош, однако группа загудела сомнениями, прикидывая, во что выльется задуманное Табаки для всей стаи, если их затея закончится неудачей. Но других предложений не поступило, и народ, дружно помолившись богам Изнанки, если таковые имелись, приступил к выполнению согласованого плана. Место предстоящего действия было выбрано быстро, благо дубликаты ключей от подвала в распоряжении группы имелись давно. Оставалось доставить туда Слепого с Лордом, чем и занялись, как только ночь опустила на Дом свое чернильное покрывало. Курильщику с Табаки досталась весьма неблагодарная роль - отобрать у Лорда «вторые ноги», то есть колеса, что и было проделано с большим мастерством. Лорда отловили в пустом коридоре и пока Курильщик, заикаясь, отвлекал угрюмого Золотоголового на себя душещипательными беседами о вреде ссор, Табаки подкатил сзади и припечатал к носу жертвы тряпку с эфиром, раздобытым у Стервятника. Лорд, трепыхнувшись, обмяк быстро. В дело тут же вступил Черный, который вытянул худое тело из коляски и дал укатить ее в сторону спальни, притопавшему за ним Горбачу. Затащив Лорда в подвал, стая вышла на охоту за Великим-и-Ужасным, однако ломать голову над тем, как затащить его в подвал не пришлось. С этой задачей справился Сфинкс и безотказный Македонский. Воспользовавшись безграничным доверием Слепого к Сфинксу, Македонский во время разговора двух друзей подсунул вожаку чай с «умопомрачительным эффектом» и едва успел подхватить завалившегося вожака, не дав тому позорно брякнуться об пол. Погрузив Слепого на коляску Лорда, стая, дружно оттранспортировала свою добычу в подвал, где присоединила к лежавшему на матрасе Лорду. После чего, Табаки самолично запер металлическую дверь подвала на ключ, оставив их разрешать свои проблемы один на один. *** Первым очнулся Лорд и некоторое время лежал, не двигаясь, осознавая, где находится и почему не чувствует под собой привычной жесткости сидения коляски. Поняв, что лежит на матрасе в помещении подвала, медовоголовый приподнялся на локтях и узрел рядом со своей персоной сладко посапывавшего Слепого. Тот лежал, прижавшись к его боку, закинув ногу с проглядывавшей в прорехе джинсов острой коленкой на бедро Лорда, по-хозяйски облапав его поперек талии, скользнув рукой под старый растянутый свитер блондина. Прикосновение теплой ладони вожака Лорда почему-то взбесило, и он, сбросив его руку, оттолкнул Бледного в бок, свалив с матраца. Перекатившись на живот, Великий-и-Ужасный звучно впечатался лбом в грязный цементный пол, очнулся и, сев, заполошенно выставил перед собой руки. Не нашарив в пространстве ничего, что давало бы ему информацию о том, где он находится и что происходит, Слепой севшим голосом позвал Сфинкса. Лорду на мгновенье стало стыдно, но всплывшее на поверхность памяти оскорбление, брошенное Слепым ему в лицо в столовой, вновь обозлило, и желание помочь растворилось в обиде. Злость вырвалась в вызывающем фырканье. Узнав его по мельчайшим, не замечаемым зрячими, нюансам звучания, Слепой напрягся, развернув лицо в его сторону. — Лорд? — Нет, Господь бог, — огрызнулся тот, подтягивая себя к стене, чтобы опереться на нее спиной. — И все двенадцать апостолов. — Ври да не завирайся, святостью не потянешь, — в тон ответил Слепой. — Ну да, святой у нас только ты, — взорвался, срываясь на крик, Лорд, — а остальные шлюхи конченые, собой торгуют, чтобы получить то, что им позарез надо! — Похоже, подружку тебе позарез надо, — выцедил Бледный, сам не понимая, отчего так хочется ужалить Лорда побольнее, — или порножурнальчик в туалете полистать в одиночестве. Беда твоя, Лорд, в недотрахе, поскольку ты у нас, как благородный принц среди нищих, от всех нос воротишь! Никто тебя недостоин, вот и едет твоя крыша от спермотоксикоза… — Ах ты, гад! Лорд метнулся к нему, вытянув руку со скрюченными пальцами, однако вцепиться в себя Слепой не дал. Научен был таким количеством драк, что Лорду и не снились: перехватил за руку и, повалив противника на матрац, накрыл собой, припечатав руки над головой за запястья. Золотоголовый, выплескивая из себя проклятья вперемешку с грязной руганью, закрутился под ним, но вожак был тяжелее и мускулы на кажущемся призрачным в своей белизне теле имел стальные. — Ну, что? — Слепой, дождавшись, когда рычание и конвульсии под ним утихнут, поерзал, устраиваясь поудобнее на ребристой тушке Лорда. — Успокоился? Взьерошенный Эльф отвернул лицо. Под острым подбородком дерганно ходил кадык. Слепой этого не видел, но чувствовал толчки нервных глотков и, потянув руку с длинными, словно паучьи ножки, пальцами провел по его щеке. Ощутив на подушечках пальцев влагу, он поднес их к губам. Влага была соленой. Лорд плакал? Открытие удивило, толкнув уложить руку на длинную тонкую шею. Под ладонью чувствовались мышцы, гортань, хрупкие кости ключиц. Слепого всегда интересовало, как выглядят люди, когда говорят, смеются, просто дышат. Он часто сидел в темноте спящей спальни, пыхтя сигареткой, укутавшись в невидимый ему сизый дым, как в одеяло, слушая ночную жизнь стаи: спокойное размеренное дыханье неподвижного Сфинкса, шумные вдохи-выдохи Толстого, перебиравшего губами, словно и во сне продолжавшего есть, нервное бормотание Черного, часто скрипевшего зубами, слабое поскуливание Табаки, который дрыгал руками, словно порывался бежать куда-то мертвыми ногами, мелодичные рулады часто говорившего, что-то на непонятном никому, кроме него, ангельском языке Македонского. Как дышал во сне Лорд он знал тоже, как и то, что тот иногда всхлипывал сквозь сон, не в силах удержать мучительную боль под контролем воли и эти звуки вязали нутро Слепого в узел бесполезной жалости. Что видел в своих снах король эльфов? Волшебные леса с единорогами, русалками и лесными духами? Прекрасных дев с остроконечными ушами и удивительными глазами? Фей, порхающих над лугами, усеянными дивно пахнущими цветами? Или замшелые стены погруженных в запустение замков с острыми шпилями крыш, где Лорд бродил в одиночестве, последний из своего рода, обломок мира, что безвозвратно канул в бездну. Македонский иногда читал всей спальне истории про эльфов. Представить картины утерянного Злым Эльфом мира Слепой не мог, пока в их жизни не появилась Изнанка. Лес прыгунов наградил его острой болью понимания того, что было утрачено медовоголовым. — Пусти, — Лорд шевельнулся под ним, вырывая Слепого из глубоких размышлений. Слепой думать любил. Лорд смотрел на нависавшего над ним брюнета, на узкое бледное лицо со впалыми щеками и полускрытые длинной неопрятной черной челкой серебряные слепые глаза. — Тяжело, — пояснил он, словно извиняясь, и шевельнулся, пытаясь приподнять его ладонями, упертыми в грудь. Под движением изогнувшегося позвоночника золотоволосого в бедра Слепого уперся и бугорок плоти. Горячий и твердый. Твердый? Тонкие брови Слепого полезли на лоб. Он был готов прозакладывать все свои зубы папаше Стервятнику, что Лорд был возбужден. И поскольку в подвале, а где они находились, ему уже подсказал его нос, они были одни, причиной его возбуждения мог быть только он, Слепой. Жар окатил волной, вызвав оживление в собственном члене. Лорд вдруг всхлипнул, совсем так, как делал это в своих беспокойных снах, и потянулся вверх, вцепившись в матрац, пытаясь освободиться. — Пусти же, говорю, — голос блондина заколотило паникой, — сейчас же! Слепой не послушался, сосредоточено сморщился, словно ведя разговор с самим собой, и, придя к окончательному решению, кивнул сам себе, после чего склонился к губам последнего на Земле эльфа. Лорд, испуганно выдохнув в лицо Слепого теплой волной, отвернул голову, но цепкие пальцы брюнета вернули его голову в прежнее положение. На удивление мягкие и чуть влажные губы Великого-и-Ужасного безошибочно отыскали его рот. Поцелуй был коротким, пробным, но заставил Лорда застыть в полном ошеломлении чувств с изумленно распахнутыми глазами. — Ты… зачем это сделал? — так тихо, что с трудом разобрало даже чуткое ухо Слепого, прошептал Лорд. — Захотелось. — А меня спросить не надо было? — А зачем спрашивать? — Слепой умудрился, лежа на нем, небрежно пожать плечами. — И так понятно было, что это надо было сделать… Давно надо было сделать, — подумав, уточнил он. — И не раз. Лорд покраснел так сильно, что пошел пятнами даже по шее, и благословил небеса за то, что Слепой не мог этого увидеть. С чего вдруг Слепой так с ним разговорился? Ведь по большей части вожак их стаи выразительно молчал, предлагая собеседнику разобрать в его молчании предложение прийти к собственным выводам без ощутимого толчка извне. Лорд добросовестно задумался и едва не сломал мозг, не понимая, в какие игры играет с его измученным сердцем Слепой. — Ты рехнулся? — спросил он с надеждой оборвавшимся голосом. — Было дело, — согласился Слепой, — но не теперь. Сейчас мозги встали на место. — С чего вдруг? — Лорд в попытке защититься от странного, не похожего на себя Слепого, попытался насмешничать. Вышло плохо, голос сорвался в фальцет. — Зельем для ума разжился? — Вроде того, — Слепой не мог видеть его лица. Однако голос, голос давал ему то, чего не могли дать глаза зрячим, понимание того, что невозможно было скрыть за словами. Как ни ухищряйся, а особые интонации, идущие из самого нутра, не сможет исказить никакая словесная форма. Слепой слышал музыку души, не различаемую больше никем. И сейчас он знал, что Лорд испытывает такой же душевный разлад, как и он сам. — Почему ты хотел умереть? — спросил он, чувствуя, как неуловимо уходит время, боясь, что Лорд снова ускользнет из рук, надев свою привычную безразличную ко всему земному маску. — А тебе какое дело? — Лорд защищался, прячась за грубостью слов. — Если бы дела не было, не спрашивал, — Слепой придал голосу мягкость, так он разговаривал лишь со Сфинксом, и Лорд смешался, отводя взгляд. Как было объяснить тому, кто никогда не был одинок, каково быть со всеми и не чувствовать того, что нужен кому-то одному? И как солгать Слепому, кто и был тем, для кого он хотел быть единственно важным? Но рядом со Слепым всегда был Сфинкс, маячил безрукой тенью, не допуская к вожаку Четвертой никого слишком близко. Слепой принадлежал Сфинксу, а остальные были только оформлением для этого великого союза двоих. — Забудь, — губы Лорда скривило мучительной гримасой, благо Слепой ее не видел. — Проехали. Будем считать, что я поехал крышей. В Могильнике давно так думают. Хочешь, чтобы попросил прощения? — Он с вызовом выпер подбородок. — Не стану, что сказал — не ворочу, что сделал — тоже. — Тогда я попрошу, — его речь Слепой прослушал, склонив голову к плечу. — Что попросишь? — Прощение. Моя шутка не была удачной. По морде получил за дело. Лицо Лорда вытянулось. На его памяти прощение Слепой просил впервые. Не просил даже у Сфинкса, но и оскорблять того никогда не брался. А вот других бывало, иногда не произнося ни слова, он заставлял других чувствовать себя последними идиотами. — Не надо, — нервно попросил он. — И без этого обойдусь как-нибудь. — Ты, может, и да, а вот я — нет… Любимых ведь обижать — последнее дело. Лорд онемел. В сознании мелькнула мысль, что он стал слышать то, чего на самом деле нет, однако настолько хочется услышать, что мозг обманывает себя вслед за слухом. А Слепой ждал его слов, по привычке склонив голову к плечу, занавесившись длиной челкой, сквозь которую тускло мерцали луны неподвижных глаз. Ответа не дождался и потянулся коснуться лица, уложил пальцы на плотно сомкнутые губы. — Чего молчишь? Своих слов не заберу… Лорд извернулся, уходя от его руки, хотя уж как хотелось, чтобы пальцы поползли на щеку, зарылись в волос. — Каких именно? — его тон отдавал льдом. — Наговорил ты мне их сегодня достаточно. — Ну, ты тоже не молчал. Да только молол не то, что требовалось. — А что требовалось? — На свидание меня позвать, — Слепой себя в руки взял быстро. И чего вдруг разволновался? — Да хоть бы на «Изнанку». С другими ведь ходил. С Табаки с тем же. Меня не звал ни разу. — Ты со Сфинксом. Ах, вот оно что. Брови Слепого надломились. Поволоку глаз прикрыли веки. Со Сфинксом он был долго, так долго, что уже почти не помнил жизни без него. Сфинкс был его первым. Первым поцелуем и первой близостью, возможно и влюбленностью, которая никогда не пройдет до конца. Но оба были свободны в своих чувствах, по крайней мере, себя таковым считал Слепой, и Лорд сидел в его голове и сердце болезненной занозой уже давно, требуя от него или открыться и завоевать его, или переболеть медововолосым, как болячкой, и забыть. Вот только забывать не хотелось. Хотелось зацеловать до засосов и наставить их по всему хрупкому телу, чтобы каждый знал, что Лорд занят, застолблен навеки вечные им, Слепым. И каждого, кто покусится на его эльфика, он порвет собственными зубами. А зубы у Слепого были отменными. — Вот что, — выронили его губы, решив за него все метания, — сейчас я поцелую тебя еще раз и, если ты меня оттолкнешь, буду знать, что дал ты мне от ворот поворот, но если нет… не остановлюсь, пока не станешь моим окончательно и бесповоротно. Слепой придвинулся ближе, потянулся к лицу Лорда, тот испуганно откинул голову назад. — Совсем охри… — договорить блондин так и не сумел. Слепой обхватил его лицо в ладони и прижался к губам. На сей раз целовал по-иному, по-взрослому, глубоко и долго, лаская, поглаживая инертный язык обмякшего Лорда. Тот, словно выдохнувшись, не сопротивлялся, но и не отвечал, пока пальцы Слепого не пробрались под свитер, поглаживая бока и спину. Нехитрая ласка взломала сопротивление, заставила ответить, и Слепой возликовал, услышав слабый стон Лорда. Оторвавшись от губ медововолосого, Слепой осторожно столкнул их лбами, нос к носу. Видел лишь темноту, но слышал его отрывистое дыханье и прошептал заветный вопрос: — Любишь? — Люблю, — слабый шелест губ сероглазого эльфа, заставив сердце забиться в сумасшедшем ритме. — Только мой, — с угрозой, которой от него Лорд никогда не слышал, предупредил Слепой и добавил увесистое, — потому что люблю. Никому не отдам. Лорд в ответ неразборчиво забормотал, подставляясь рукам Слепого. Подцепив свитер Лорда, он поднял его вверх, обнажая бледный живот с аккуратной ямкой пупка. Прохлада подвала тут же покрыла кожу пупырышками, подтянула ореолы розовых сосков, собрав их в твердые горошинки. Чуткие руки Слепого, исследуя его на ощупь, прошлись по чуть выступающим ребрам, пощекотали впадинку живота, взобрались на грудь и накрыли подушечками пальцев соски, заставив Лорда облизать вмиг пересохшие губы. Оперевшись на локти, Лорд завороженно смотрел как Слепой с не меньшей грациозностью, чем умел он сам, снимает с себя поношенную футболку со следами крови, обнажая крепкое, в меру мускулистое тело с такой же бледной кожей, коричневыми кружками сосков и несколькими старыми шрамами на боках, оставленными пережитыми в Доме драками. Останавливаться на футболке Слепой не стал, расстегнул ремень стареньких джинсов и потянул белье вниз, бесстыдно обнажая жаждущий свободы стояк. Член качнулся, сверкнув в свете луны, падавшем из зарешётчатого окна влажным побагровевшим «желудем», и Лорда затопило желанием настолько сильным, что удержать его не нашлось сил, потому он потянул кулак к губам и закусил костяшки в зубах, только бы не застонать постыдно, изнемогая от накатившего возбуждения. Слепой прильнул к нему, укладывая обратно на матрац. Оставив зазор между их телами, расстегнул невыносимо давившую на головку члена пуговицу джинс Лорда, спустил молнию и сунул руку к нывшей плоти. Стон все-таки сорвался с губ Лорда, Слепой заглушил его, целуя жадно, вламываясь языком внутрь, больше не пробуя, а утверждая свое право хозяйничать во рту блондина, вылизывая изнутри щеки, сплетаясь языком и прохаживаясь по гладким зубам. Обхватив его поперек живота, Слепой скользнул с ним на бок, поворачивая к себе спиной, приподнял на колено, спуская его джинсы вместе с бельем вниз. Погладив блондина по бедру, успокаивая, обещая, что отныне все будет у них замечательно, Слепой поцеловал его в шею, и Лорд, размякнув, позволил пройтись стояком между полупопий, сжать в ладонях ягодицы. Снять свои джинсы до конца у Слепого не вышло, да и не понадобилось. Он потянул из заветного кармашка давно хранимый без дела презерватив в фольге и пакетик с гелем. Готов был всегда, на всякий случай. Перевернув тихо стонавшего Лорда на спину, Слепой спустился губами по гладкой коже блондина к паху, не забывая нежить пальцами проступавшие под кожей ребра, и добрался губами до грозди. Лорд, помогая ему, взял член в ладонь, Слепой отвел его руку, перенимая инициативу на себя и умело обхватил его гордость губами. Вобрать его в себя поглубже хотелось до спазма в животе, но памятуя, что скорее всего для Лорда это был первый оральный опыт, начал с плавных движений вверх вниз, перекатывая в пальцах поджавшиеся яички, прохаживаясь ногтями между бедер. Лорд издавал сводящие с ума звуки, выстанывая его имя в потолок подвала, зарывал пальцы в темные волосы, кусая губы и жалобно часто вздыхал, словно не мог больше терпеть муку, но и отказаться от нее был не в силах. Слепой отдавался процессу целиком и полностью. Догадавшись приподнять Лорда на кулаки, уложив на руки неподвижные бедра колясочника, он стал принимать его в себя так глубоко, как позволяла глотка, нежа языком выступавшие на члене вены, вминаясь лицом в плоский живот блондина. Лорд, задышав чаще, запрокинул голову назад, и Слепой почувствовав, пронзившую его конвульсию, не стал выпускать его из горла. Блондин попытался выбраться наружу сам, но Слепой держал крепко, и Лорд со стоном излился, не выходя из жаркой глубины чужого рта. В изнеможении опав на матрац, сотрясаясь в коротких приступах посторгазменной дрожи, он обвил шею Слепого руками, бесстыже целуя хранивший вкус его семени рот. Перевести Слепому дух не позволял собственный член, что ныл в болезненном напряжении, требуя позаботиться об его нуждах. Но он в нерешительности застыл, задумавшись о том, что его желания могут не совпадать с желаниями Лорда. Медовоголовый, сам избавляя его от сомнений, перевалил себя на бок и, просунув руку за спину, подтолкнул его «стебелек» в нужном направлении. Просияв улыбкой, что вышла совершенно «нормальной» едва ли не впервые в жизни, Слепой нащупал брошенный на матрац пакетик с гелем, нетерпеливо разорвал фольгу зубами и сдуру щедро выдавил все его содержимое на ягодицы медовоголового. Разморенный пережитым оргазмом Лорд зашипел кошкой. Гель холодил кожу, но Слепой успокоил норовливого эльфа ласковым посасыванием кромки уха. Свою ошибку учел и, увлажнив гелем подушечки пальцев, вытерев его излишек, принялся аккуратно массировать плотное колечко, постепенно приближаясь к центру, мягко надавливая и тут же отступая. Поначалу сжимавшийся Лорд постепенно втянулся в ласку, прижимаясь к его бедрам, и первый палец Слепого без затруднений проник вовнутрь. Легкая дрожь была единственным проявлением неприятных ощущений, испытываемых Лордом. Приноровившись к занимаемой ими позиции «ложка в ложке» Слепой вскоре присоединил к первому пальцу второй, и рука Лорда, отыскав его запястье, уложенное под голову блондина, скользнула по раскрытой ладони, переплетая с ним пальцы. Слепой, приподнявшись, нашел губы вывернувшего к нему голову Лорда и, отвлекая от дискомфорта, приносимого подготовкой к проникновению, принялся вылизывать губы, покусывая и целуя. И, очевидно, делал все правильно и хорошо, так как почувствовал, как постепенно расслаблялось колечко мышц, как стала податливее преграда и как прогнулся в спине, выставив ягодицы, Лорд, шепча в его губы просьбу, сделать уже, наконец, то, что собирался, «без телячьих нежностей». Отказывать в такой просьбе медововолосому Слепой не стал, сам сходя с ума от затопившего желания поскорее оказаться внутри и, быстро разорвав упаковку презерватива, в рекордный срок раскатав по члену «резинку», пристроился к растянутому колечку мышц. Головка с некоторым усилием вошла вовнутрь, Лорд, ахнув, сжался, инстинктивно поддавшись вверх, но Слепой вернул его обратно, удерживая за талию и под стоны и вздохи Лорда, принялся осторожно вталкивать себя вовнутрь невообразимо узкого и жаркого входа. Лорд, вцепившись в руки, державшие его поперек живота, сжал зубы, но терпел, и Слепой, зная, каким мучительным было первое проникновение, целовал его плечи, благодаря за отданный ему дар. Бесконечно медленно он продвигался вперед мелкими толчками, пока, наконец, не дошел до конца, и оба замерли, тяжело и надсадно дыша. Слепой не двигался, давая привыкнуть Лорду к своему вторжению, и когда тот сам толкнулся назад в его пах, принялся медленно и размеренно двигаться в нем взад-вперед, стараясь отыскать угол, при котором надавит на простату, показав, что такая близость может приносить не только боль, но и удовольствие. Впрочем, выдержать такой темп удалось недолго, природа требовала своего, и вскоре Слепой, крепко сжав бедро Лорда, осмелев, ускорил темп, не теряя голову окончательно, контролируя себя на краешке сознания, и таки умудрился скользнуть головкой по нужному месту, вызвав потрясенное оханье у блондина. Остановившись на мгновенье, чтобы восстановить в голове весь ход движения, Слепой вновь осторожно повторил заход с точностью, на которую были способны лишь слепые, и, ощутив новый приступ его дрожи, сплетенной с протяжным стоном, обрадованно вздернул брови. Вот оно, самое то, что надо. И, уловив нужный «маршрут», задвигался, прощупывая чувствительное местечко головкой, скользя по тугому входу, надавливая на простату под нужным углом. Опустив руку, ухватился за вставший торчком член Лорда, скользя кулаком по нежной кожице и текущей головке. Он еще только подходил к оргазму, когда Лорд принялся сам нанизываться на член, торопя его руку, разрывая ритм в клочья и вдруг, закинув руку назад, ухватил его за шею и вытянувшись в струну, гортанно вскрикнул, сажая голос. Живот Лорда и кулак Слепого украсили теплые капли спермы. Слепого заштормило, бросив в оргазм вслед за ним, но сил выйти из Лорда не нашлось, потому, содрогаясь, излился в презерватив внутри него. Отойти от слишком сильной разрядки им удалось не скоро. Оба, тесно прижавшись друг к другу, лежали, обнимаясь и лениво целуясь еще с десяток минут, прежде чем Слепой выскользнул обмякшим членом из Лорда. К медововолосому тут же вернулась стыдливость, и Слепой помог ему одеться, бережно поддерживая под спину. Поцеловав зардевшегося Лорда в шею, он долго баюкал его в руках прежде, чем тот уснул. Пока Лорд спал, вожак Четвертой строил планы мести своей зарвавшейся стае. В том, кто вероломно запер их в подвале, он не сомневался. План наверняка принадлежал мелкому паршивцу Табаки, но поразмыслив, Слепой, решил, что оставит заговорщиков без наказания. Возможно, даже подарит Шакалу с десяток новых и блестящих пуговиц, не наговорит упреков Сфинксу, погладит по голове наверняка переживавшего Македонского и даже и не набьет Черному морду. В конце концов, не случись этой ночи в подвале, он никогда бы не узнал настоящего Лорда, который отныне стал его Миром во вселенной Войны.