Жизнь в мертвом сердце

Этот дом… Он пропах мерзостью. От него за километр разит Адом. Никто в нем не был никогда по настоящему счастлив. И мы не исключение. Почему? За что? Наша пара была очень счастлива до того, как переехала в этот дом! Хотя… кого я обманываю? Патрик уже давно меня не любил, вряд ли он вообще был способен на это чувство. Я старался не замечать приходов за полночь, пятен спермы на его одежде, слишком растянутого ануса. - Как можно на такое не обращать внимания? - спросите вы. - Сам от себя в шоке, - отвечу я и ухмыльнусь вам в лицо. Нет, я не бесчувственная скотина. Просто любовь слепа. О, да, я любил Патрика. До сих пор люблю. Ненавижу тоже. Он лгал мне в лицо и даже находил силы меня трахать. Хотя, мне иногда кажется, что в его член вставлена батарейка, и он никогда не устанет. - Я хотел уйти от него! Я любил другого парня! – эта фраза поставила все на свои места. Размазала жирную чернильную кляксу на нашем браке. Мы могли бы быть счастливы вместе! Или нет. Даже если нет, ничего уже не будет как прежде. Я заперт в этом проклятом доме с подонком, которого люблю и ненавижу. И, кажется, наша ненависть взаимна. Тогда, после того случая, Патрик приполз ко мне на коленях. Его пустые обещания ни на миг не были искренними, как и слова любви, что он говорил своими лживыми погаными губами. Его обручальное кольцо сгорело в топке. А мое… моему уже все равно. Свои чувства я засунул туда же. Но кольцо до сих пор находится у меня на пальце, нет сил снять его. Пуля в висок решила бы все. Как же жаль, что призраку нельзя умереть! Открыть свою душу такому козлу и бабнику было так опрометчиво… Любовь… Что она значит в этом чертовом мире, состоящем лишь из одного роскошного, но холодного и неуютного, особняка? Я не показываюсь никому уже больше года, даже не знаю толком сколько именно. Ну, почти никому. В дом въехала новая семья. У них замечательный пятилетний сынок. Иногда я играю с ним, а он никому не рассказывает обо мне. Это наша маленькая тайна. Когда-то мы с Патриком хотели такого же карапуза. Или его хотел только я, сейчас уже не важно. Патрик искал меня. Но если призрак не хочет быть найденным, то никто его не найдет. В этот раз что-то пошло не так. Какая-то неведомая сила потянула меня, и я вышагнул из тени, коря себя за это. Не знаю, что на меня нашло. Видимо, я уже очень сильно устал, мне надоело мучиться. - Чед… о, Дьявол! Ты… Неверящая улыбка расцветает на губах парня. Он падает на колени и прижимается своим лбом к моим бедрам, загнанно дышит, я даже различаю всхлипы в его дыхании. Растерянность – вот что испытывает моя душа сейчас. А еще невообразимую нежность, поднявшуюся откуда-то из глубин моего мертвого разорванного сердца. Рука сама тянется к мягким светлым волосам. С трудом отдираю его пальцы от моих ног и опускаюсь рядом с ним в такой же коленопреклонной позе. Чувствую на его пальце кольцо. Неужели… Но как? Хотя, глупо было надеяться, что оно может сгореть. Но зачем он вытащил его из камина, если не любил меня? Боль, страдание, облегчение и… любовь? Неужели я вижу ее в этих лживых глазах? Его слезы уже, кажется, насквозь промочили под нами ковер. Это была одна из гостевых спален. С трепетом стираю слезу с его щеки и прикладываю соленые мокрые пальцы к своим губам. Прикрываю глаза и с шумом выдыхаю воздух из легких. Только бы самому не расплакаться… - Чед, милый, это ты? Не галлюцинация моего больного сознания? Я… Скажи же что-нибудь, пожалуйста! - Это… мираж. Тебе показалось. Забудь! Я пугаюсь своих глупых наивных действий и даже срываюсь на крик. Пытаюсь исчезнуть, но руки Патрика сдавливают меня в медвежьих объятиях, не зря он при жизни ходил в спортзал. Легкие, но жадные поцелуи начинают осыпать лаской мое, с легкой небритостью, почему-то мокрое лицо. Кажется, я все-таки расплакался. Придурок! Нельзя показывать ему свою слабость! Но мне так хорошо… Не хочу, чтобы это заканчивалось. Непонятно каким образом, но мы оказываемся на кровати и начинаем дико, с жадностью нашедшего воду странника в пустыне, целоваться, как никогда не целовались. До крови на губах, до стука сердца в груди, которое давно уже не бьется, но как-то может любить. - Чед… любимый… Любимый? А как же тот, другой, к которому он хотел уйти? - Прости меня, Чед! О, Дьявол! Я так скучал! Некстати я чувствую его стояк на внутренней стороне бедра, и мне просто сносит крышу, ведь в моих штанах такой же. Чуть подвигаюсь вниз, и наши члены соприкасаются через грубую невероятно толстую сейчас ткань. Я больше не могу! Патрик вздрагивает как от удара током, и его глаза заволакивает дымкой желания. Он с мучительным стоном начинает тереться о меня и расстегивает ремень на моих узких джинсах. Я зеркально повторяю его действия. Когда на пути удовольствия мною убрана последняя преграда (мы даже не сняли одежду, просто спустили штаны вместе с бельем наши члены соприкасаются и начинают тереться друг о друга. Между нашими телами нет даже миллиметра пространства, так что я могу почувствовать его твердые соски, стальные мускулы, вес тела. Руки переплетены немыслимыми узлами, а губы не размыкаются даже тогда, когда мы кончаем. Такого у нас еще никогда не было, чтобы мы кончили от обыкновенного фроттажа, да еще и одновременно. Патрик падает рядом и прижимает меня к себе, зарывается лицом в волосы на моей макушке и счастливо вздыхает, накрывая нас одеялом. - Знаешь, а ведь я даже не дрочил все это время. И на Хэллоуин ни с кем не трахался. Я… люблю только тебя, Чед. Давай попробуем начать все сначала. Хочешь, я буду твоей комнатной собачкой? Спать рядом с кроватью на коврике, приносить тапочки и газету в зубах, ходить за тобой на поводке? Сонно улыбаюсь и утыкаюсь носом куда-то ему в плечо. - Я люблю тебя. Вот так просто, без какой-либо подоплеки говорю ему это и оставляю влажный поцелуй на его коже. Придурок, какой же я придурок…. Влюбленный идиот. Да, ему бы пошел поводок. Черный, с шипованным металлическим ошейником. А еще красные следы от плети на ягодицах и спине, наручники на руках и растянутый вибратором анус. Патрик начинает дрожать, и я испуганно открываю глаза, с беспокойством всматриваюсь в его лицо. Но он всего лишь плачет, снова, и я накрываю его губы успокаивающим поцелуем, глажу невесомо щеку. Теперь, кажется, я верю, что мы будем счастливы. Вечно.