***
Гонки были в самом разгаре. На этот раз гвоздем программы были рапторы, привезенные специально для такого случая с одной из диких планет, находящихся в поясе Присгирды. Твари были огромными и быстрыми, а, что самое главное, умели мимикрировать под окружающую среду мгновенно, затаиваясь в укрытиях и жадно выслеживая любую добычу. Они были вечно голодны, безумно хитры и обладали достаточно развитым и остро отточенным разумом хищников, что позволяло назвать этих самых рапторов достойными и опасными противниками даже для столь сильно технологически развитых существ, что и проводили гонки. Трасса пролегала через весь огромный материк планеты-хозяйки гонок. И без того сложный гористый ландшафт, изобилующий скалами, которые ржавыми зубьями появлялись то тут, то там совершенно неожиданно, пресловутые рапторы, которыми трасса просто кишела, запрятанные кое-где мины, реагирующие на технику, турели, излучатели, создающие помехи в датчиках и приборах каров… Кто остановился из-за поломки — сожран этими ужасающими созданиями. Кто не смог остановиться — разбился. Кто был хитрее всех — забаррикадировался в бронированном каре, не справившись с управлением, и сидел смирно, ожидая конца гонок. А кто смелее всех — вел свою машину вперед, не обращая внимания на то, что капот горел, а колес осталось всего четыре из девяти, не работали приборы, а полагаться приходилось только на свою интуицию и на редкие обозначения трассы. От скорости, напряжения и жажды победы у Айки шла кровь из носа и ушей не смотря на специальный шлем с респиратором. Сердце терранина заходилось бешеным боем от притока адреналина, рапторы висели на хвосте изрядно потрепанного и от того не могущего двигаться на пределе своих технических возможностей кара. Но впереди была лишь финишная прямая. И разве что чудом нельзя было объяснить то, что ни одного соперника не нагоняло смелого гонщика. Все пройденное до этого казалось тому уже таким далеким, выходящим за пределы его разума и от того невероятным. Айк и мысли не мог позволить себе о победе до самого этого мига. Пошло-красная широкая лента зацепилась за обтекаемую каплевидную машину лишь на секунду, успев, тем не менее, слегка опалиться раздутым ветром скорости пламенем, что бушевало под капотом. Прозвучали не менее пошлые, чем красная лента, фанфары, сразу после того как он финишировал, за ним заработали силовые дуги, отрезая озверевших от жажды добычи рапторов от желанной добычи и не позволяя вырваться. А Айк с трудом, негнущимися пальцами, пытался остановить кар, щелкая переключателями скорости, даром, что после финиша предусмотрительные проектировщики задали еще длинную и ровную полосу торможения. Он едва не врезался в трибуну, на которой восседал Правитель с приближенными и целым штатом охраны. Умудренный сединами маалканин поднялся со своего трона и несколько раз хлопнул в ладоши. Его длинные и широкие рукава ритуальной мантии расшитой каменьями и аргентумной нитью сползли, обнажая крепкие руки до локтей. И ведь правда, тот был еще на зависть всей этой дворцовой шушере крепок здоровьем, телом и разумом, не обращая внимания на то, что волосы его посыпала пеплом седина, а вокруг глаз и резко очерченных губ залегли морщины. Он не был терранином, но был гуманоидом, отличаясь от тех же терран лишь гораздо более высоким ростом, желтым цветом глаз и тремя парами клыков, что делали его улыбку устрашающей. Правитель подождал, когда из кара вывалится победитель, внимательно следя за тем, кому в этом году удалось преодолеть все препятствия и обогнать соперников. Айк еле смог открыть едва не заклинившую после удара об одну из скал дверцу машины и потому, не рассчитав усилий, едва не пропахал мордой рыжий песок, но очередным чудом смог устоять на ногах. Затем, как мог быстро отошел от коптящей черным дымом светло-голубое небо машины, доковыляв почти до трибуны, на ходу отстегивая респиратор, бросая его на песок, а после и шлем. Растрепанные, выгоревшие уже давно в свете двух солнц его родной планеты, волосы были мокрыми от пота, струящегося по вискам и шее за шиворот армированного гонщицкого комбинезона. — Твое имя, победитель? — Властно спросил Правитель, смотря на терранина и про себя скучающе гадая, что тот решит попросить в награду. — Айк Флоон, мой Правитель, — с трудом поклонившись, сгибая адски ноющую спину, представился гонщик и, распрямившись, посмел посмотреть в желтые, чуть щурящиеся от лучей закатного солнца, глаза. Посмел посмотреть и понял, что все. Он пропал. — Что ж, Айк Флоон, как было положено традицией множество циклов тому назад, ты вправе требовать исполнения любого одного своего желания. Я внемлю тебе, — давя неуместную ухмылку, произнес ритуальную фразу маалканин и прикрыл на краткий миг глаза, не реагируя на дерзость гонщика. — Я… — тот вдруг понял, что и желания-то у него нет. Он в гонках участие принимал не ради награды. Он желал испытать себя и кар собственной сборки, где-то на подкорке понимая, что кроме этой машины ему и терять-то, собственно, нечего. Хотя… Желание появилось. Вот совсем недавно, но зато какое! Ха! — Я… боюсь, оно не исполнимо, мой Правитель. — Вот как? От чего же? — Тот все так же спокойно смотрел на Айка, сам с собой споря, что тот пожелает. Может, его грызет алчность, и он потребует в дар целую галактику? Ха! И не такие были! — Я осознаю дерзость свою и понимаю, что вы скорее самолично распылите меня на атомы, нежели согласитесь на такое, — без обиняков и, хоть и стараясь выдержать высокий слог, как-то все равно по-простецски выдал гонщик, все же отведя взгляд и теперь рассматривая песок под ногами. — Не тебе, терранин, об этом судить. Назови же свое желание во всеуслышание и будет оно исполнено! Таков закон нерушимой и чтимой традиции! — Ну что ж он мямлит? Это стало уже даже интересным Правителю, самую малость. Кто знает, сколько храбрости надо, чтобы отважиться участвовать в гонках. Кто знает, какой отвагой надо обладать, чтобы победить в них. Но уж точно вся эта храбрость и отвага понадобилась Айку, чтобы озвучить самое глупое и бредово желание, пришедшее ему на ум, едва он взглянул в глаза Правителя. — Прежде чем вы услышите это, скажу, что я не употребляю наркотики и другие туманящие рассудок вещества, не признаю допингов и прочих легких путей для достижения победы. Мой разум предельно ясен и я не ради корысти прошу то, что прошу! — Гонщик сглотнул на сухую и выдохнул: — Поцелуй, — Айк вновь поднял глаза на мужчину, — я хочу поцеловать вас. В губы, — зачем-то уточнил он, чувствуя, как холод сковывает низ живота, отчего все внутренности его словно покрываются ледяной коркой. Правитель молчал, все же потеряв свою привычную маску невозмутимости и подняв в изумлении брови. Зато трибуны не молчали — волна шепотков подобно шелесту лесной листвы в ветреный день волной прокатилась по ним. Подданные таращились на этого перепачканного в пыли, крови, саже и соленом поту наглеца и гадали, как поступит их мудрый Правитель и что же будет потом с этим терранином. Пауза не затянулась надолго: — Что ж… Пусть будет так, Айк Флоон, — кивнул ему Правитель и, к изумлению собравшейся на трибунах толпы, стал медленно спускаться по ступеням, устланным, в дань древней традиции, синим бархатом, который напрочь глушил звуки его шагов. У Айка затряслись колени, когда Правитель, сойдя с бархатной дорожки и сделав добрых десять шагов по сыпучему рыжему песку, подошел к нему вплотную. Еще один вдох и тот уже нагибается, касаясь пыльной щеки кончиками пальцев. И испытующе смотрит на гонщика, что так развлек его своим желанием. Айк, потеряв весь свой страх в один момент, от этого прикосновения резко привстает на цыпочки и касается своими губами, покрытыми кровавой коркой, губ Правителя, жестких и почему-то горячих. Таких же горячих, как, наверное, раскаленный мотор его кара на одном из самых крутых виражей сегодняшней гонки. Несколько ударов сердца и гонщик отстраняется, отчаянно краснея, что не слишком заметно под слоем грязи на его лице. А Правитель усмехается по-доброму и смотрит на него совсем не грозно и не зло, даже без ожидаемого отвращения. — И все? — Все же изумился маалканин и его усмешка превратилась в мягкую улыбку. — Ну кто же так целуется? — Притворно возмущается перед тем, как ухватить охнувшего от неожиданности Айка за волосы на затылке, чуть резко притянуть к себе и поцеловать того уже всерьез, лаская жарким языком его губы, слизывая с них запекшуюся кровь, чуть прикусывая нижнюю, а затем, деля этот кровяно-сладкий вкус на них двоих, почти насильно раздвигая губы гонщика, целуя того все жарче и жарче, словно он, Правитель, оголодал именно по таким вот поцелуям, распаляющим, безрассудным и забирающим дыхание. Гонщика начала бить мелкая дрожь, он сам не понял, как посмел ухватиться за Правителя, крепко сжимая того за предплечье одной рукой, а второй обнимая за шею. Поцелуй все длился, становясь приторно-нежным, придворные начали роптать, вытягивая шеи с трибуны, пытаясь разглядеть диковинное зрелище получше, понять, как такое вообще смогло свершиться… А двоим вообще не было дела до происходящего вокруг. Даже до того, что неподалеку прогремел взрыв — кар Айка так и не был потушен и топливный бак не выдержал столь высокой температуры. Охрана Правителя всполошилась, тогда как он сам даже не вздрогнул, все же разорвав поцелуй и смотря в глаза терранина, все еще касаясь рукой его щеки и чувствуя ответные объятья. И, видно, отыскав во взгляде гонщика то, что искал, вздохнул, кажется, обреченно, а после совершил поступок, который окончательно добил ошеломленных наблюдателей происходящего. Правитель отпустил Айка, но только затем, чтобы еще чуть нагнуться, обвивая того руками за талию, а после рывком вскидывая того себе на плечо, словно и не замечая тяжести опешившего от происходящего коренастого парня в армированном комбезе. А после чинным шагом направился к своему личному флаеру, лишь на пару секунд, уже стоя на трапе, обернувшись к злосчастным трибунам и бросив: — Властью, данной мне, объявляю гонки восьми тысяч триста двенадцатого цикла завершенными! Празднуйте и веселитесь! — И скрылся из виду за медленно задвигающейся дверью вместе со своей ношей, которую ему уж очень хотелось научить нормально целоваться, но уже в более приватной обстановке.Часть 1
26 марта 2016 г. в 10:31
Гонки были тяжелыми. Выматывающими. И, конечно же, смертельно опасными. Иначе бы они не собирали столько зрителей по всему Мирозданию и не имели в пуле такой баснословный приз: победитель имеет право на одно абсолютно любое желание, которое тут же исполнят. Сам Правитель учредил его и гарантировал абсолютное исполнение воли того, кто сумеет не просто выжить, а прийти к финишу первым, минуя все ловушки и обойдя конкурентов.
Надо сказать, что желающих попасть на эти гонки было не мало. Все они должны были пройти строжайший отбор — допускали на подобное мероприятие тоже не абы кого, а лучших из лучших, тех, кто до этого смог войти в десятку победителей на восьми кругах предварительных испытаний.
Ну, и, конечно же, у гонщика должна была быть своя машина, на которой он и должен был выступать. Приветствовался любой тюн, любые видоизменения начальной конструкции. Оружие, гиперзвуковые приводы, поднимающие кар на некоторое время в воздух турбины, броня, даже порталы среднего действия. Что угодно. Абсолютно.
Пилоты каров могли принимать любые наркотики и допинги, это никто не контролировал хотя бы потому, что надо быть тем еще обдолбышем и психом, чтобы решиться на участие в этой авантюре, зная, что примерно семьдесят пять процентов гонщиков погибают, а еще двадцать два оставшихся процента — становятся калеками.
Итак. Гонки. Это грандиознейшее событие года. Каждый раз новая планета удостаивается чести проводить их. Траса строится в строжайшей секретности и, как правило, чтобы не нарушить эту тайну, на строителей надевали специальные ошейники, читающие их мозговую активность. Замысли кто из них разболтать хоть что-то, связанное с испытаниями, предназначенными гонщикам или даже с расположением самой трасы — ошейник попросту взрывался, отрывая разумному голову.
Правда, строителям платили тоже прилично, что покрывало все риски и, конечно же, привлекало желающих подзаработать индивидов, умеющих держать язык за зубами.