Ледяные псы севера

В полутемном зале всегда рассвет. На длинном узком подоконнике выстроились низкие свечи, оплывшие оледенелым воском. На бледно-сером тонком пергаменте экрана во всю стену застыло и не меняется изображение голого дерева. Листья с него давно облетели. Тонкие черные веточки беззащитны на морозном фоне. Оплывшие свечи на холодном подоконнике не дарят тепла… Всю ночь ломятся в башню ледяные псы севера. Они царапают стёкла когтями, скрежещут зубами, схаркивают кровью незадачливых путников, тех, кому не посчастливилось попасть в их зубы этой ненастной ночью. Если не обращать на них внимания, то они затихают. Если же встать и подбросить дровишек в остывающий камин в спальне, что рядом с кинозалом, и огонь начнёт весело трещать и с хрустом поедать сухое дерево, то ледяные псы севера станут сверипеть. Они будут рычать и метаться во внутреннем дворе, раскачивать фонари и люстры на цепях, рычать и метать снежной крупой в открытые окна. Ледяные псы севера будут дробить до косточек тела и срывать кожу с тех, кто осмелился выйти в это предрассветное время на улицу. Я слишком остро чувствую их присутствие. Не могу спать, встаю, подбрасываю поленьев в тлеющий камин, смотрю на пламя, зарождающееся из угольков, протягиваю руки к огню. В соседней комнате, за стеной и закрытой дверью свирепеют ледяные псы севера. Я зачерпываю горсть пламени и зажигаю высокие свечи в тяжелых канделябрах. Комната вмиг озаряется танцующими сполохами и теперь можно хорошо рассмотреть огромную кровать с высокой спинкой, подушки из красного бархата и спящего на них мужчину. На бледном лице умиротворенное выражение, чёрные волосы тяжёлым шёлком разметались по подушке. Он спит, но от него не укрыться свету. Я чувствую его состояние, близкое к пробуждению, сажусь рядом с его выпростанной поверх одеял рукой. -Ещё очень рано, прелесть моя, — говорит он, внимательно смотрит на меня, гладит по спине, увлекает под одеяло. Склонив голову набок всматриваюсь в его лицо. В нём всё совершенно: высокий лоб, скулы, красиво очерченные брови, тонкая линия губ, идеальный нос, мужественный подбородок, бледная шелковистая кожа и тёмные тяжелые волосы. Глаза сейчас серые, в обрамлении густых ресниц. Мой Вала, мой Учитель, мой Мастер, мой Повелитель, мой Властелин… Где бы и с кем бы он ни был, всё равно возвращается ко мне… Сколько я ждал его возвращения, уже и не надеялся, хотел от отчаяния вознестись в бездну. Сколько раз не верил уже, что снова будем вместе. Снова и снова рисовал пентаграмму на дощатом полу углем и в каждый угол ставил низкую серую свечу, оплывающую горячим воском прямо на чувствительную кожу рук. Мне было плевать на боль, я привык. Я слегка коснулся губами его скулы, лёг рядом и обнял, крутанувшись в одеяле. Он опять открыл глаза, на этот раз на меня из них лилась такая вселенская тьма, что затопила собой белки его глаз. Эта чертова тьма поднимала бурю чувств во мне. -Детка, ну что ты творишь? — спросил он приторно- ласковым тоном.– Ещё так рано, а ты уже заводишь? Спи давай. — Он наугад скользнул лицом в мои волосы. Ему нравится вдыхать их запах, — аромат тонких вишневых веточек, — и яблочный аромат, исходящий от моей бледной кожи, чуть светящейся в бликах огня. Во дворе скрипят цепи, что-то хлопает, завывают и рычат псы, ярятся, чуя тепло. Я прижался к Мелькору, он оказался горячий, словно раскаленный камень. От него пахнет корицей, мускатом, и ещё чем-то восточным, то ли сандалом, то ли ладаном. -Мель, — позвал я тихонько. -Я сказал, спи, — он крепче притянул меня к себе, привычно читая мои мысли, как открытую книгу. — И не крутись, и так всё одеяло стащил, — усмехнулся он. –Вот неугомонная прелесть… Внезапный порыв ветра открыл дверь, хлопнул ею о стену, ледяные псы севера накинулись на камин, затушили пламя. Я вздрогнул, и ужас отразился в моих зрачках, и он поймал этот импульс мысленно. -Они тебя не тронут, я разорву в клочья любого, кто посмеет зло взглянуть на тебя, душа моя. — Тихо сказал он. Мелькор не любит красивых слов, и их зачастую из него клещами не вынуть, но он знает, что я — дитя мира, и мне необходимы слова и прикосновения. Не зря же я смотрю всё время в зеркальную стену напротив, где мы так красиво отражаемся. Свечи погасли, отражения размылись. Обычный ангбадский то ли рассвет, то ли вечер. -Ты хоть развернись ко мне, прелесть моя крученая, — он сграбастал меня в охапку и накрыл одеялом.- Мы ещё спим. А там пусть хоть потоп валинорский… Я прикрыл глаза, вслушиваясь в его дыхание, и внезапно почувствовал, что тоже устал отчего-то. И заснул, удобно устроившись в сильных руках. За окном, во внутреннем дворе, свирепеют ледяные псы севера, раскачиваясь на фонарных цепях и блестя остистыми шкурами в нервных багровых сполохах ока…