Любящая дочь

— Он мне не нравится, — Баин сам не замечает, как сильно копирует отца. Даже его манеру говорить — резкую, отрывистую. Сигрид только устало вздыхает. Этот разговор идет по кругу уже неизвестно какой раз, и оба они знают, что будет сказано дальше и чем это закончится. Но все равно говорят. Будто бы от этого легче. — Он и не должен тебе нравиться. Ты не прекрасная дева, чтобы падать в обморок от восхищения при виде эльфа. — Отца это не останавливает. — Баин, да сколько можно! Твои подозрения — это уже не подозрения, а оскорбления. Мало папе приходится выслушивать от всех подряд, теперь и ты тоже? Баин упрямо вздергивает подбородок, но молчит. И Сигрид хотела бы верить, что в этот раз все будет по-другому — только за окном уже совсем темно, а отца нет. И сейчас прибежит, хныкая, малышка Тильда — потому что поздно ведь, а уложить ее некому. И Сигрид обнимет ее, крепко-крепко, отнесет в комнату, укутает одеялом и скажет, что все хорошо, просто у папы много работы. Сегодня прибыл Владыка Трандуил, и им надо обсудить целую кучу важных вопросов. Она будет гладить сестру по голове, пока та не уснет, а потом вернется в гостиную. Камин уже почти прогорит, Баин уйдет в свою комнату, и можно будет, наконец, расслабиться. Не успокаивать, не уговаривать, не разубеждать. Не врать в лицо. Много работы, как же... *** Когда люди в городе начали шептаться, что не просто так эльфийский король-чародей зачастил в Дейл, Сигрид не знала, плакать ей или смеяться. Представить, что отец — её спокойный, скупой на ласку, часто резкий отец испытывает романтические чувства к Владыке, было... трудно. Представить, что высокомерный и будто замороженный эльф испытывает что-то к ее отцу, было не трудно, нет. Просто невозможно. Но эти сплетни жалили, и больно. Неужели действительно его же подданные считали, что отец может упасть так низко, чтобы расплачиваться своим телом за помощь в трудное время? Сигрид не понимала, ну как этим людям не стыдно, отец ради них выворачивался наизнанку, работал на пределе сил и возможностей, пытался за несколько месяцев стать тем, кем другие не смогли и за многие годы. А они ему вот что в благодарность! Отца хотелось защитить, оградить, оправдать, только... Каждый рот не заткнешь, а слухи — они как плесень. Расползаются, дурно пахнут и отравляют жизнь. Со сплетнями можно бороться только одним способом: игнорировать их. И Сигрид пыталась. Честно пыталась. Ровно до того момента, пока в очередной приезд эльфа Баин не скривился, отвернувшись: — Ну что, сегодня папочку можно не ждать. К нему невеста пожаловала. Сигрид вспылила, отчитала брата, как мальчишку, разве что по щекам не отхлестала, но на душе стало неспокойно. Если даже Баин, что любил отца безмерно и беззаветно, поверил в эти слухи... Может, это она слепая? Может, та честь, которую она так рьяно защищает, уже давно попрана? И Сигрид решила — она должна знать. Что бы там ни было, она обязана выяснить правду. И вечером, уложив Тильду в постель и оставив надувшегося Баина за старшего, пошла «к Марте на посиделки». По чистой случайности, Марта жила недалеко от Дома Советников, где коротали ночь над бумагами отец и эльф. Сигрид кралась по темным улицам и убеждала себя, что делает это ради отца, ради брата с сестрой, ради того, чтобы доказать всем, как они ошибались. Дом Советников вырос впереди темной громадой, двери были крепко заперты, а в окнах не мелькало ни огонька. Но Сигрид знала, что за четвертой колонной слева — неприметная дверь, ведущая в архивную комнату. Архивов там еще не было и в помине, зато хранились счетные книги, свитки с переписью населения и картами и много прочих ужасно скучных вещей. Если отец терялся, его всегда можно было найти именно там. Сигрид на цыпочках подкралась к двери, осторожно приоткрыла ее, молясь, чтобы та не скрипнула. Сердце колотилось где-то в горле, а дыхание было, наверное, громче, чем свист кузнечных мехов. Ей повезло — петли недавно смазывали, и дверь отворилась совершенно бесшумно. Сигрид сделала шаг в темноту маленького коридорчика и остановилась, подождала, пока глаза привыкнут. Руки противно дрожали. Да что же это такое, можно подумать, она здесь что-то красть собирается! Тихонько посмотрит — и уйдет, они даже не заметят. А даже если и заметят — скажет, что Тильда совсем раскапризничалась, не хочет засыпать без папы. — Не забирай, так хорошо... Это совершенно точно был голос отца, доносился он из-за неплотно прикрытой двери архивной комнаты. Сигрид так обрадовалась удаче, что даже не вдумалась особо в то, что именно он сказал. Шмыгнула к двери и осторожно заглянула в комнату. Нет, они не сплелись в страстном порыве прямо на столе со свитками. И даже не целовались с таким мерзкими чавкающими звуками, как Марта со своим женихом. Трандуил сидел в кресле, без этой ужасной короны и длиннющей мантии, в тонкой расхристанной рубашке. А отец, и вовсе в одних только штанах, сидел у его ног, доверчиво положив голову эльфу на колени. Его глаза были закрыты, а на губах играла слабая, нежная улыбка. Пальцы эльфа, очень изящные и какие-то беззащитные — точно, он же поснимал все свои кольца! — мягко скользили по волосам отца, перебирая седые прядки, пробегали по морщинкам у глаз и осторожно касались щеки. Он не смотрел на отца, но лицо его было такое... совершенно другое, чем обычно. Юное и прекрасное создание, само воплощение светлой печали и чего-то однозначно иного, чем даже самая близкая дружба. Время для них будто замерло, остановилось. Существовала только эта полутемная комната и разделенные на двоих грусть, усталость и одиночество. Сигрид так и застыла, не дыша даже, но тут отец поднял руку, осторожно коснулся пальцев эльфа и прижался к ним губами. Бережно. Как к чему-то священному. И мгновение разбилось, брызнуло осколками, заставив Сигрид попятиться, уйти, бежать отсюда прочь. Она шла обратно, почти не скрываясь, сама не своя от стыда и злости. Что же выходит? Все были правы, отец действительно... Великий Эру, да об этом даже думать противно! Сигрид вошла в дом, аккуратно закрыла дверь и растерянно села прямо на пол у камина. Отец, такой непривычно мягкий, покорный... Она давно не помнила, чтобы он выглядел так... уязвимо. Чтобы исчезли и жесткий правитель, и сильный, строгий отец. А остался просто человек: немного растерянный, немного неловкий и очень-очень усталый человек. Он был таким разве что... разве что с той, уже почти забытой женщиной. С их мамой. Сигрид смотрела на тлеющие угли, но видела другое: старый, перекошенный дом. Красивую, пахнущую свежим хлебом маму. И отца, который точно так же сидел у ее ног, положив голову ей на колени. Женщине, которую любил больше, чем себя. Верность памяти которой он носил в сердце почти десять лет. Но ведь у папы большое сердце. Там хватает места и маме, и дочерям, и сыну. И теперь вот еще и ему. Эльфу. И кто она такая, чтобы осуждать? Если он нашел в объятиях Трандуила то, чего ему так не хватало все эти годы — что же, она должна оберегать эту странную, но, видимо, необходимую ему связь столько, сколько может. Сигрид тихонько хмыкнула. Да, меньшего ее отец точно не заслуживает. Только короля. Или эльфа. Или эльфийского короля — идеальный вариант, если подумать. *** Утро застает ее в кресле у камина. Ноги затекли, спина ноет, а напротив сидит все еще обиженный Баин. — Он так и не пришел, правда ведь? И Сигрид ничего не остается, кроме как пожать плечами, и сказать: — Ты же знаешь, какие эти эльфы дотошные. Наверное, опять всю ночь сидели со своими бумагами. И еще раз услышу от тебя эти сплетни — заставлю вымыть рот с мылом. Потому что ее отец, как никто другой, достоин быть счастливым. И Сигрид, как любящая дочь, сделает все, чтобы он это счастье не потерял.