Часть 1
26 марта 2016 г. в 20:19
Ей не раз рассказывали о том, что её мама была красивой. В спальне отца, в доме бабушки, в кошельке дяди Чарли, Мона видела её фотографии. На одной фотографии была запечатлена женщина в длинном, сказочном белом свадебном платье. Диадема красиво смотрелась на её длинных чёрных кудрях. На другой фотографии была запечатлена женщина в купальнике. На её голове была соломенная шляпа, солнцезащитные очки скрывают её глаза. На третьем же снимке изображена женщина в изящном чёрном платье. Её губы накрашены пламенно-алой помадой, а голову украшает элегантная прическа.
Ей не раз рассказывали о том, что её мама уехала после того, как родилась Мона. Она не была готова стать матерью, да и тетя Лидия говорила, что она ещё слишком молода. Моне рассказывали истории о том, как её мама собрала вещи, уехала в Нью-Йорк, а затем её сбило пассажирское такси. Водитель уехал с места преступления. Её мать умерла в больнице совсем одна, будучи облечённой во всё белое.
Ей не раз рассказывали о том, что похороны её матери пришлись на дождливый день. Как ей рассказывала бабушка, облака плакали над её кончиной. Маленькая Мона в чёрном платьице была на руках отца. Сестра мамы стояла посреди комнаты и пела песню о любви, которую сразу же все подхватили. Брат мамы проронил слезу во время своей речи. Мама Моны лежала в гробу, будучи облечённой в чёрное кружевное платье. Голова её покоилась на пурпурной бархатной подушке.
Возможно, Мона наконец-то стала счастливой. Прошли дни Элисон и её постоянных издёвок. Прошли дни косичек и очков. На смену им пришли её лучшая подруга, Ханна Марин, платья от кутюр и туфли на очень высоких каблуках. После того, как Эли исчезла, Мона воспользовалась данной возможностью. Она слышала все те ужасные слова, которые говорила Элисон Ханне насчёт её веса. Четверка оставшихся девушек, состоящих из Спенсер, Эмили, Ханны и Арии попытались оставаться вместе, но не тут-то было. Дружба рухнула, и Мона решила поговорить с Ханной. Девушка оказалась милой и дружелюбной, да, немного легкомысленной, но, тем не менее, хорошим человеком. Когда Ария, Эмили и Спенсер вновь сдружились и начали проявлять дружелюбие к Ханне, Мона поняла, что должна предпринять что-то, чтобы остановить их.
Поэтому ей пришлось сочетать чёрную толстовку и кожаные перчатки с парфюмом от Шанель и сумкой от Прада. Она подумала, что из-за "Э" Ханна бросит тех девушек и побежит к ней за утешением, но всё оказалось иначе. Её издевательства только сблизили четверых девушек. Теперь её выходные проходили в одиночном блуждании по магазинам и просиживании на диване за просмотром комедийных шоу.
Если Мона хоть о чём-то и жалела, так это о том, что причинила боль своей единственной подруге. Ханна не заслуживала всего этого. Она не заслуживала рецидива пищевого расстройства и сбитие машиной. Она не заслуживала постоянно жить в страхе из-за «Э». Мона не заслуживала Ханны.
Всё о чём думала Мона в Рэдли – то, как она будет сама с собой уживаться. Она видела отвращение в лице Ханны. Этот взгляд причинил боль больше, чем что-либо ещё. Психологи наведывались в её палату, умоляли заговорить с ними, но она молчала. Её переполняло чувство вины и боли. Ханна навещала её. Много раз. Но Мона не проронила ни слова. Ей было плохо от того, что она молчала, но она не могла заговорить, поскольку боялась, что если заговорит – заплачет. Она не хотела, чтобы Ханна видела, как она плачет.
Когда её выпустили из психлечебницы, с ней обращались так же как и тогда, когда она была «неудачницей Моной». Кто-то подложил в её шкафчик коровий мозг, а когда она проходила по коридорам, ей ставили подножки. Ханна даже не пыталась заступиться за неё. Мона понимала. Ханну уже достала социопатка, имя которой Мона Вандервол.
Ей не раз рассказывали о том, что она была красивой. Даже, когда она лежала на полу спальни с вонзённым в грудь кухонным ножом, она выглядела элегантно. Её темные кудри роскошно рассыпались по полу, а платье окрасилось кровью. Её губы были накрашены розовой помадой и были расположены так, словно она пыталась сказать что-то. Её загорелая кожа побледнела. Её руки были сложены на животе, яркие вены и ногти, накрашенным чёрным лаком, драматично противопоставлялись её светлому цвету кожи. С беспорядочно разбросанными кудрями и серым платьем, она была похожа на падшего ангела.
Ей не раз рассказывали о том, что её похороны пришлись на дождливый день. Большая толпа людей, облечённая во всё чёрное, зашла в церковь. Во время того, как говорил отец Моны, в зале было тихо. Кроме одного человека в зале больше никто не плакал. Никто не любил эту чудачку. Ханна сидела на передней скамье, будучи облечённой в чёрное консервативное платье. Из её кристально-голубых глаз шли слёзы. Ханна плакала по умершей подруге. Её мать крепко сжимала её ладонь. Она плакала от того, что в последний раз видит Мону: она была облечена в чёрное элегантное шёлковое платье, губы её были накрашены пламенно-алой помадой, а голова покоилась на красной бархатной подушке.
Ей не раз рассказывали о том, что каждый год на её могилу кто-то кладет жёлтую розу. Несколько людей видели блондинку, облечённую в чёрное консервативное платье. На каждую годовщину самоубийства Моны, Ханна Марин приходит на могилу подруги, держа в ладонях жёлтую розу. Она становится на колени перед надгробием и принимается рассказывать о различных вещах, которые обсуждают девушки на вечеринках: парнях, косметике, одежде. Каждый год облака собираются и льют дождь на блондинку. Но ей всё равно, она не уходит.
Ей не раз рассказывали о том, что Моне повезло. Даже после всего, что она сделала с собой и другими, у неё по-прежнему осталась подруга, которая на годовщину её смерти с приходом солнца садится у её надгробия и уходит, когда солнце закатывается за горизонт. Может быть, Мона и была сумасшедшей, зато теперь она никогда не будет одинока.