Моя личная галлюцинация

Тульпа, как многим известно, это самовнушённая галлюцинация, воспринимаемая всеми или только некоторыми из чувств. Для того, что бы ее создать достаточно терпения, фантазии и, конечно же, времени. Не смотря на долгие и нудные описания по созданию, в которых указано, что это может занять не один месяц, у меня ушло всего несколько дней. Может, это было из-за моей бурной фантазии, а может и по какой-либо другой причине. И вот, я уже могла представлять его, «видеть» его реакцию, развивать его. Как спросила моя хорошая знакомая: «Почему это кто-то, а не что-то?». Для меня это очевидно. Тульпа стала мне именно кем-то. Кем-то родным и нужным. Всегда готовым прийти на помощь и сделать все, без какой-либо выгоды. Мою тульпу, пожалуй, можно было называть лучшим другом. Его звали Ной. И он вовсе не связан с каким-то Ноевым Ковчегом. Я даже не знаю, почему назвала его именно так. Память подводить уже начала. Хотя почему «уже»? Давно, вроде бы, давно… Был Ной не в пример высок. Около двух метров, если быть точной. Худощав, с непропорционально длинными ногами, бледной кожей и овальным лицом. Тонкие выразительные губы, темные мешки под серо-зелеными узковатыми глазами, прямой нос, хорошо очерченные скулы. Пожалуй, будь он осязаемым, стал бы мечтой многих девиц. У Ноя были растрепанные смоляные волосы, в последнее время, стянуты в небрежный куцый хвостик. Но сколько я не билась, голос ему «приделать» не удалось. Поэтому говорил он редко, и то, скорее это было похоже на тихий разборчивый шелест деревьев. А еще он часто улыбался. Его усталое лицо всегда оставалось прежним, но улыбка…целый калейдоскоп эмоций, который до неузнаваемости изменял его. И ответом для меня почти всегда тоже была улыбка. Грустная, веселая, подбадривающая, насмешливая… Прости, Читатель, что так долго задержалась на его описании, мне было необходимо снова вспомнить каждую черточку его лица. Он бы сейчас тоже улыбнулся. И мне, и Вам, и всему миру. Как я ранее сказала, Ной был мне важен. Он был со мной всегда, когда мне нужна была поддержка. Он был со мной всегда, когда мне даже попросту было скучно. Он был со мной всегда. На самом деле, я редко именно рассказывала, что чувствовала. Да и зачем, если по моему лицу или моим скользким эмоциям, который он, несомненно, мог улавливать, все было итак ясно? Все это было до одной ночи. Тогда произошла очередная серьезная ссора с семьей. Я не хочу углубляться в эту тему, ведь проблемы в ней есть мейнстрим, а значит, легко поддаются воображению. Я лежала на кровати и рыдала. И рассказывала, рассказывала, рассказывала о том, что накопилось Ною. Он единственный, кто знал обо мне если не все, то почти. И он был единственным, кто действительно понимал меня. Наверное, если бы не Ной, я бы пошла по улицам искать маньяков или просто спрыгнула с крыши. Что бы было как меньше шансов выжить. У меня было несколько попыток суицида до этого. Но никогда у меня не было такого дикого желания покончить с собой. Благо, ничего такого не случилось. Он мастерски поддержал меня. Успокоил. Помог отвлечься. Вот тогда мы проболтали с ним много. Скорее, рассказывала я, а он внимательно слушал и иногда что-то вставлял. И улыбался. Понимающе. Грустно. Породному. Через два дня его не стало. Он не ушел. Не умер. Ничего такого. Просто раз — и его не стало. Я не знаю, что с ним случилось. Но после этого у меня была затяжная депрессия. Все катилось к черту. Настроение, дела, друзья, школа. Я сама катилась к черту. Когда он еще был, мы часто ходили на набережную. Сидели, смотрела на волны и думали. Или не думали, просто наслаждаясь окружающим и спокойными эмоциями, что нас переполняли. Да, в моем городе есть маленький пляж. Редко кто на нем появляется зимой. Кажется, это было начало зимы. Или все же конец осени?.. После того, как Ноя не стало, я часто посещала Днепр вечерами. На закате. А потом просто лежала в снегу и смотрела на звезды. Мое настроение из отвратительно паршивого, после этого лечения для души, становилось меланхолически-обреченным. Как-то раз был очень сильный снегопад и меня замело. Почти полностью снег покрыл мое развалившееся на песке тело. Мне хотелось, что бы этот холод убил меня, похоронил под собой и меня нашли только осенью, когда все бы растаяло. Когда бы шансов не осталось. Но я не смогла. Поднялась и пошла домой. Едва дошла. Я двигалась, как калека. Все мое тело сотрясала дрожь. Одежда была мокрой насквозь. Я едва двигалась вообще. В ту ночь, поднявшись на лестничный пролет чуть выше девятого этажа, я выкурила пол пачки сигарет. На пляже я даже познакомилась как-то с двумя людьми. Не смотря на мой подростковый возраст, люди эти были меня во много раз старше, но куда более приятны в общение, чем мои одногодки. Первый раз это была женщина. Ей было тридцать с чем-то и она молилась. Стояла на льду, смотрела на спрятавшееся в тучах солнце и молилась. В городе она подрабатывала швеей, зарплата у нее была маленькая, но зато сын уже поступил в техникум. Она пообещала помолиться за мое счастье. Я не верующая, но меня до глубины души тронули ее слова. После этого я не видела ее. А тогда так и не поблагодарила. Спасибо Вам, Ирина. Второй был стариком. Он пришел на пляж, что бы отпраздновать свое 71-летие с застывшими волнами Днепра. Мне не удалось достаточно с ним пообщаться, так как он уже уходил, а я лишь пришла, но… Я чувствовала в нем поселившееся одиночество. Как во многих постаревших людей. Как в той женщине. Как во мне. Тогда, я поняла, что все люди одиноки, не смотря на статус или возраст. На кол-во друзей и тех, кто может их поддержать. Возможно, потому что поддержки недостаточно, а помощи ждать не приходится. Редко кто согласится помочь без выгоды. Даже друг. И мы все, абсолютно все, одиноки. Глубоко внутри. В саму нашу сущность, в неотъемлемую ее часть, входит безжалостное одиночество, что спит до того, как его случайно не разбудят.