Цирк сгорел, а клоуны остались

…он пристрелил дона Тайвини там, где нашел — в сортире. Старый черт сидел на унитазе как на троне. Лицо его исказилось — не от страха, от гнева, а брови сошлись на переносице. Дон Тайвини взмахнул рукой — пойди вон, — словно отдавал распоряжение пойти и убить парочку тех, кто так опрометчиво решил встать на пути у Семьи, вроде тех несчастных Рейнов, а не сидел на унитазе со спущенными штанами. Малыш Ти едва не повиновался по въевшейся привычке. Но спустя мгновение опомнился и сделал то, зачем все же явился сюда. Ствол не дрогнул в его руке, и Малыш Ти выпустил в дона Тайвини все остававшиеся у него пули. — Не золотом ты срешь, что бы ни говорили в этом городе. Малыш Ти вышел из сортира и направился в гостиную, где оставил — нет, не навсегда, а пока тела не приберут копы, — Джима и Сесиль, дорогих братца и сестру. Кровь покрывала их лица, струилась с золотистых кудрей — на полу образовалась уже солидная лужа. Кокаин, рассыпанный по подносу на столике, тоже покраснел от крови. Кровавый рассвет займется над городом через несколько часов. Влюбленные часов не наблюдают. А Малыш Ти привык ходить с секундомером. Любовницу папаши он не застрелил, а задушил собственными руками. Шерон была единственной, к кому у Малыша Ти оставались еще какие-то теплые чувства, и у нее был шанс спастись — до самой последней секунды. Он подарил Шерон ожерелье круче всех тех, с бриллиантами и сапфирами, что дарил папаша, когда переманил девушку у него. Ожерелье из таких, которые нельзя снять и убрать в шкатулку, или заложить в ломбард — снизано оно было из темных пятен на тонкой девичьей шее. Этот подарок — уже навсегда. Малыш Ти выпрямился во все свои шесть футов восемь дюймов и вышел из дома, который был ему тюрьмой все двадцать семь лет. Теперь уже — навсегда. Он вышел в ночь. Она распахнула ему свои объятия — самая щедрая женщина, всегда безотказная, лучшая из тех, что Малыш Ти когда-либо знал. Я закончил чтение и захлопнул блокнот. — Ух ты-ы! — пропищала девица. Шона, кажется. — Ты все это вот только сейчас сочинил? — Пока ты там танцевала, детка! — сказал я, и сунул ей за резинку трусиков приготовленную двадцатку. — Специально для тебя сочинял, старался. — Это про меня-а? — она прищурилась и тряхнула своей выдающейся грудью в опасной близости от моей головы. Нет, я обожаю женские сиськи, даже получать ими по голове, но сегодня был знаменательный день — третья неделя воздержания. Не трахаться, а только смотреть! Если бы еще получалось не думать… Но давайте же будем реалистами. — Иди, детка, принеси нам с Джо еще по стаканчику, да себя не забудь. Рядом забурчал Джо. Сегодня он был не в духе, как и всегда. Как и последние две недели, когда в группе реабилитации для сексоголиков мы дали обет воздержания. Джо был одержим юными хрупкими блондинками, а я — женщинами вообще. Крупными или миниатюрными, брюнетками, блондинками и рыжими, даже наголо бритыми, да любыми. Белыми, черными, красными или желтыми. На улицах и в интернете выбор — глаза так просто разбегаются, были бы деньги, без женской ласки не останешься. Таким, как я, нечасто перепадает бесплатно, да еще если женщина не извращенка какая-нибудь. То есть — почти никогда. *** Давайте знакомиться. Терри Лайонс, четыре фута три дюйма, примерно четверть от этого — голова. Увы, отнюдь не пустая — если ни черта не понимаешь и ни о чем не задумываешься, жить, должно быть, легче. Но я не пробовал. Некоторые дамочки зовут меня другом, кое-кто считает за подружку, но это — все, что мне светит. Если честно, в группу реабилитации для одержимых сексом я не обеты воздержания давать пришел, а посмотреть, да и не только посмотреть на девиц, которые не прочь бесплатно и даже вовсе с кем угодно. Но вот случилось, и я влип в чертов обет — за компанию с Джо. По глупости, и не поспоришь. Но давайте будем называть это дружеской поддержкой. У Джо-то отбоя от баб не было. Точнее, не было бы, не замкни его на какой-то там неведомой юной особе, всего раз в жизни, может, и виденной. Может быть, в школьные годы, а может, и вовсе по телеку. Впрочем, идеал на то и идеал, чтобы быть далеким и недостижимым. — Если ты напьешься, я не понесу тебя в сортир. Вот уж — напугал. Взаимно — если напьешься ты, я тебя тоже не понесу, Джо. Вернулась Шона с тремя порциями виски. Я опрокинул свою и попросил еще, то же самое сделал и Джо. На шесте у нашего столика завертелась новая девица, Мэнди, по-моему. Хозяин заведения за две недели привык, что мы с Джо такие странные сделались — никого не лапаем, хотя уплачено сполна, а приглашаем дамочек присесть с нами и поговорить. …этому городу больше не нужен герой. Этот город было уже не спасти, и Джо Мортон, лучший на Западном побережье охотник за головами, признал свое поражение. Он стоял, глядя в никогда не темнеющее небо, а оно агонизировало красно-синим, нанизываясь на верхушки небоскребов. Небо плакало кровавыми слезами — по тому, что творилось под ним, но слезы эти были неискренними, словно у профессионального плакальщика, просто отрабатывающего свой гонорар. За это задание Джо не получит денег. Это было его дело — личное дело. Он давно перестал считать на пинты пролитую кровь, порой Джо Мортону казалось, что он тонет в ней — та уже подбирается к горлу, поднимается все выше и выше, вскоре перельется через край оскаленного в муке рта. Джо отбросил последнюю канистру из-под бензина. За его спиной безмолвствовал дом, полный тех, кто уже никогда никому не навредит. И не расскажет о том, что же здесь случилось. Огонь пожрет все, нужно лишь время. Его вероломную жену, отнявшую все, чем он только дорожил. Ее нового мужа, наркобарона, заново утопившего улицы в крови и болезнях. Джо бросил горящую зажигалку так, чтобы она пришлась в нужное место бензиновой лужи, и пошел прочь. Рвануло так, что в ближайших домах повылетали стекла. Кто-то орал и ругался на незнакомом ему языке. Газовые баллоны, ну конечно. Джо не обернулся, потому что крутые парни не оборачиваются на взрыв. Никогда и ни за что. Они же крутые парни, которые плачут только над убитым напарником, кому полдня осталось до пенсии. Только в таких случаях. Джо и не думал плакать. Полыхающее зарево пожара осветило все вокруг, ночь окончательно перестала быть ночью, но некоторым несчастным это все равно не поможет: люди окончательно утратили страх перед законами человеческими и божьими и убивали друг друга при свете дня так же привольно, как и в ночи. Этот город был безнадежен. Стоило бы сжечь его, чтобы потом отстроить на пепелище что-нибудь приличное. Джо не верил, что даже огонь способен сгубить эту заразу. Даже то, что построили бы на пепелище, напиталось бы насытившими землю ядом и кровью. Безнадежен был этот город, пустота гнездилась в душе Джо, пуская в ней цепкие свои корни. — Ну ни фига себе! — обрадовалась Мэнди. — Ты ведь Джо, верно? Крутецки, наверное, когда вот так про тебя напишут? А ты кто вообще? Ну, по жизни? — Торговец… недвижимостью, — ворчливо соврал Джо. — Фу-у как скуучно! — протянула Мэнди, состроив гримаску. Весьма милую, кстати. Я бы поцеловал ее прелестные губки, плевать, что там в них до того сегодня уже побывало. Но обет, чертов обет! *** Поэтому я и развлекаю девиц своими сочинениями. Хорошо, что тут можно смухлевать — не строчить в поте лица целый роман, а выдумать просто последнюю страницу. Последняя страница — самое важное, кремовая розочка на пирожном, оставляем же мы напоследок самое вкусное? — Но зато в этом рассказе ты прямо такой… герой, — девица погладила Джо по плечу, осторожно, точно свирепую, готовую укусить без предупредительного лая псину. — Так ты мне больше нравишься, чем какой-то торговец недвижимостью. *** — А почему, кстати, мы врем по поводу нашей настоящей профессии? Ну сказали бы, мол, мы бродячие артисты… — Во-первых, мы не бродячие, а оседлые. Во-вторых, слово «бродячий» у современной девицы ассоциируется вовсе не с крутым байкером, а с бомжом, спящим в коробке из-под телевизора с большой диагональю. В-третьих, ну скажи я такое — а чем доказать? Даже если они нас и видели в деле — твоей рожи обычно не видно из-под забрала, а я то в костюме гномика, то и вовсе — тухну в прикиде Кота-в-сапогах. Адски там все чешется, доложу я вам! — Беда с тобой, Малыш Ти. Да кто бы спорил-то. Войны начинались и из-за меньшего. — Смотри только петли не попутай, охотник за головами. *** — Не любят все-таки девушки мужиков со скучной профессией. — Вязальщица-надомница — уж точно не предел мечтаний, друг мой. Как средство преодоления обсессии, может, и впрямь неплохо. Только ради всего святого не делай этого на людях. Джо в последнее время пристрастился к вязанию. Господи Боже, это занятие способно довести до умопомешательства — со стороны, по крайней мере, так и кажется. Я бы сбрендил, пересчитывая ряды и петли. Но Джо нравится. Отвлекает от мыслей о трахе, и, в частности, о трахе с миниатюрными белобрысыми девицами. *** Я уже смирился с тем, что скоро, кажется, мой дом — точнее, все его внутренние доступные поверхности — окажутся погребены под паучьими сетями вязаных изделий Джо. Поначалу он вязал носки — на выходе получалось нечто вроде гигантских презервативов. Потом перешел на свитера, которыми маниакально одаривал всех ближайших соседей и коллег. Не имело никакого значения, с какой скоростью потенциальная жертва бегает и как сильно отбивается. Даже обладатель самой мрачной рожи в нашем квартале — и тот оказался счастливым обладателем свитера, желтого с черным оленем на груди. Каждый раз, видя мистера Баратеона, Джо радостно лыбится и осведомляется о судьбе своего изделия. Скрип зубов этого угрюмого персонажа преследует меня в кошмарах и поныне. Свои кошмарные вязаные изделия Джо сдает в магазинчик под названием «Зима близко» семейства Старк. Милые люди, хотя какие-то странные. Один из их старших сынков (те ровесники, с разницей разве что в месяц-другой, как им это удалось? Первый рыжий, второй черноволосый) постоянно тусуется в нашем парке. Вы, может, видели. Тихий юноша, вечно весь в черном, с лицом длинным и вечно печальным. И дружок всегда один и тот же в спутниках. Мы с Джо зовем их «толстый и тонкий». Уж не знаю, окончили ли эти ребята школу, а если окончили, то как, но, учись они в моей школе, их головы пребывали бы в унитазе каждый день, потому что жизнь — это боль и никогда не имела смысла… Стоп, я не же намеревался цитировать странные речи этого мелкого засранца в черном. *** Я забыл как-то сказать, как я познакомился с Джо. Все было просто: он спас меня от банды подростков, вздумавших попинать карлика, а потом — отобрать у него кошелек и пару девайсов. Может быть, Джо просто хотел конкурентов прогнать, а после поживиться самому. Слабосильный на вид карлик — легкая добыча. Вы только яйца свои берегите, голова у меня как раз на нужном уровне, а хватка челюстей не хуже чем у питбуля. Но в итоге Джо поднял меня с заплеванного асфальта, заботливо отряхнул, вытер кровь с лица, сунул мне в карман мой же выбитый зуб и повел в бар. Это было начало великолепной дружбы. Его выставила из дома жена, оставив буквально в том, что на нем было надето. Ее адвокаты оказались куда более искусны в раздевании клиента до нитки, чем самая нетерпеливая проститутка с повременной оплатой. Я к тому времени уже с полгода работал там, где и сейчас. Оценив навыки Джо в махании руками и ногами, я позвал его, соблазнив относительно стабильным заработком и тем, что работенку уж точно скучной не назовешь. *** Мы уже полтора года (я) и год (Джо) украшаем собой парк развлечений «Средневековый мир». Ну, с учетом того, что для нынешнего молодого поколения средневековье — это все, что до двухтысячного, и правду не отличить от вымысла, а с географией так и вовсе беда, то у нас тут и рыцарские турниры, и городок на Диком Западе с борделями, ковбоями и индейцами, и убийство Кеннеди, и Белоснежка с гномами (да настигнет проклятие создателей этих идиотских костюмов!), и цыганки-гадалки, и дневники Лоры Палмер в подлиннике, а истина где-то рядом. Короче, товар у нас на любой вкус, не прогадаете. Неплохая работенка. Парк мимикрирует, подстраивается под момент. Скучно уж точно не бывает. Джо выдалось побыть шерифом, пещерным человеком, рыцарем на турнире — о, уж сколько раз, телохранителем президента Кеннеди, и даже (ух ты!) рядовым счастливым отцом семейства времен пятидесятых годов двадцатого века. У меня как-то меньше разнообразия. Королевский шут, шут восточного правителя, гномик, мать его, гномик! Кот-в-сапогах! Карлица в борделе! Понятное дело, карлик в ассистентах у фокусника на всех ярмарках, что у нас случались! Обезьяна в «Убийстве на улице Морг»! Ну как тут не запить. И — не затрахаться. То есть. Простите, забыл. *** Однажды я проснулся в мусорном баке и понял: надо что-то менять. Карманы и счета были пусты, как и душа — никаких надежд. Рядом с баком похрапывал Джо. Лучше бы мы купили пойла в два раза больше — в магазине, а не в баре — за те же деньги, и мирно напились бы в моей так называемой гостиной. И мирно отошли бы в мир грез. Ну или в мир иной, если бы не рассчитали дозировки. — Нам надо тратить меньше на девиц и выпивку. — Ик! — крайне интеллектуально прокомментировал Джо, пытаясь отодрать от щеки присохшую банановую кожуру. — Что ты хочешь сказать, Ти? — Нам надо экономить! Ну, или подрабатывать, я не знаю. Прекратить платить за баб. За трах и выпивку. — За трах только ты платишь. — А ты зато просто не трахаешься. Только за выпивку им платишь, но они, видите ли, не такие прекрасные, как эта твоя, как там ее. Поэтому ты просто ставишь им бухло и сваливаешь. Никого не знаю из живущих, кто бы так делал. Ты уникален, Джо. Дурдом в твоей голове спроектирован по индивидуальному заказу. Второго такого на свете нет. — И что будем делать? Вопрос был хорош, кто бы спорил. Но я был бы не я, если бы не придумал. *** Сначала мы использовали опыт нашего знакомства. Порой я спасал девиц от Джо — выскакивал в самый нужный момент, когда он, рыча, как медведь, вжимал выбранную мною жертву в стену и живописал, что и как с ней проделает. Тут-то и появлялся я как рыцарь на белом коне — орал, что у меня есть связи, что сейчас позвоню копам и ему мало не покажется. Джо сваливал, благодарная жертва рыдала у меня на плече. А там — уж как получится. Или же это я нагло цеплялся к красотке, размахивая бумажником с обнуленными платиновыми кредитками (папаша шутить не любил) и зазывая на необременительный минет в непринужденной обстановке, а Джо брал меня за шиворот и швырял в какой-нибудь переулок. Хватка у него была железная. Но, черт побери, у нас была совесть. Эту нудную гостью, вроде незамужней тетушки шестидесяти лет, выгнать было невозможно. После пары раз просто завязали. Следующим шагом была группа реабилитации для сексоголиков. А потом — мы просто оказались там, где оказались. Я развлекал стриптизерш рассказиками. Джо как маньяк вцепился в свое вязание. И чертов обет воздержания. Каждый из нас периодически взглядывал на другого — не даст ли слабину? Не станет ли его слабость моим оправданием? Не послать ли все к черту? *** Я держал зонтик над Джо, закованным в колодки. Такое уж у нас в парке наказание, по мне, так вовсе неплохо, вместо сраной системы штрафов. Например, средневекового кузнеца, к которому привели экскурсию из отчаянно зевающих школьников, глаз не отрывающих от планшетов, заловили в наушниках. Или от рыцаря разило вполне современной туалетной водой, а шлюха из салуна сверкнула из декольте вандер-бра, слишком низко наклонившись к потенциальному клиенту. Колодки вроде как должны силком отпинать нас, нерадивых, прямиком на путь к смирению. И идеальному служению. Это вы еще не слушали, как мы по утрам, когда уже распределены задания, а вы еще спите в ваших уютных постельках или новости в соцсетях мониторите, поем корпоративный гимн. Колодки — настоящее, без дураков, испытание дружбы. Настоящая та (тоже, как и испытание) или нет. Найдется ли у тебя хоть один верный человек, кто готов провести всю ночь с тобой рядом, пока ты в колодках стоишь в полусогнутом состоянии на главной площади, неспособный даже нос себе вытереть или задницу почесать, — несмотря на холод, ветер, дождь или даже столь редкий в наших краях снег? Но что самое важное — от дождя и снега (а у нас шутки не шутят, оставляют на всю ночь, это и в контракте прописано) ты максимум заполучишь пневмонию, а вот другое… Настоящий друг сбережет твою задницу от посягательств! Ведь когда ты в колодках, ты даже не увидишь, кто подобрался сзади, спустил штаны с тебя и с себя да приступил к делу. Не увидишь, кто это был, не сможешь отомстить или хотя бы пожаловаться. Вот и живи потом с этим. Я держал зонтик над Джо, в основном — над ним. На меня капало. Но Джо-то было хуже. Я вытирал ему нос. И намечающуюся лысину. Джо жутко ее стеснялся, хотя девицы находили эту несчастную проплешину весьма даже притягательной. «Она такая… ну… сеееекси», — говорили они. — Расскажи мне что-нибудь, Ти. Как в тот вечер, когда мы сидели в стриптиз-клубе. Девкам понравилось. Мне тоже, хоть я и не сказал. Я был к этому как-то не готов. Хоть Джо и поразил меня до глубины души своим вязанием, но к тому, что мои опусы — жалкие дилетантские попытки — хоть как-то ему понравятся, я был не готов. Хотя, может, Джо было настолько плохо, что он готов был пойти на что угодно, лишь бы получить утешение. В какой бы форме оно ни пришло. — Хорошо. Но ты только знай, что это экспромт. Друзья, которых ему было не суждено приобрести, звали бы его Стэн. Но у этого несчастного просто не было и не могло было быть друзей. Когда он входил в комнату, остальным начинало казаться, что откуда-то повеяло самым настоящим кладбищенским унынием. Или унынием свадебным, когда у сорокалетней убежденной холостячки дамочки за шестьдесят, сверкая очами и потирая свои паучьи лапки в черных кружевных перчатках, вопрошают: «Когда же и ты наконец?», а она — увы, не вслух, ибо слишком хорошо воспитана — дает себе обещание на следующей семейной встрече по поводу похорон отловить их по одной, зажать в угол и задать вопрос: «Когда же и вы наконец?». Все эти сраные старые фокусы, всегда одно и то же. Друзья могли бы звать его Стэн, но каждый, кто имел несчастье хоть один раз его увидеть, именовал его так и только так — Станнис. Скрип зубов оповещал всех о его приближении. Каждое лето перед приездом ярмарки в парк этот человек бомбардировал начальство письмами, в которых говорилось, что уж на этот раз законное место короля ярмарки, особенно во время рыцарского турнира, — его по праву. И точка. Начальство вешалось. В основном — фигурально. Один — повесился все же по-настоящему. Его правление было самым коротким и вошло в историю — никто еще не сбегал (пусть и на тот свет) всего через полтора месяца после вступления в права. А еще у одного на нервной почве открылся энурез. Однако же данный зануда-по-праву, как его величали за глаза, приходился каким-то очень дальним родственником основателю парка (событие сие, основание, то бишь, произошло в начале двадцатого века), а потому позорному изгнанию не подлежал, хотя, может, и заслуживал. Станнису место короля на турнире не светило, ибо он был ярым сторонником трезвости и супружеской верности, да и вообще — воздержания от плотских утех. Кто-нибудь видал трезвого короля? Вот и я — нет! А короля, который станет гнать из своей койки внезапно обнаружившихся там мясистых на все готовых девиц? Вот и я — не верю! Но у нас был Станнис. Ему суждено было стать легендой и войти в историю. Не знаю короля, что не мечтал бы стать легендой, но только одному удалось сделать это таким странным способом). Никто в парке не любил Станниса. Могу поклясться. Чем угодно. Даже тем, что вы обретете удачу, если отсосете карлику. Раньше этот способ не подводил, айда проверить? Никто не любил Станниса, даже его жена. Вот честно: лучше бы она выбрала в интернете какого-нибудь фаната Чубакки, чем этого образцового налогоплательщика и гражданина! Единственным его сторонником и помощником в нелегком деле «как посадить свою костлявую королевскую задницу на трон» был Дейв Сиворт, парень, что как-то лишился глаза и пальцев на одной руке в результате взрыва газа — наш неизменный пират. Лучший капитан на все времена, ну и что, что пиратское судно — дырявая лоханка с кучей грубо окрашенных украшений из дешевого пластика. А кончилось все дело тем, что Станнис связал свою беременную жену (кто ее помнит, так это была бородатая женщина с ярмарки) и сунул в багажник. А сам сел за руль и поехал куда глаза глядят. Куда они глядели — теперь никто не скажет. Потом машину выловили из реки. В багажнике и правда была мертвая беременная женщина. Но больше там никого не нашли. Только кассету с признанием — типа, всегда хотел должность короля, но никак не мог получить. Некоторые рассказывают, что до сих пор по ночам слышат, как Станнис ходит по парку и скрежещет зубами… — Господи Боже! Совести у тебя нет, Ти! Мог бы и расстараться для друга. Вроде как это еще Эминем сочинил в конце девяностых. Ты бы мне еще «Отель "Калифорния"» пересказал, вот бы позабавились! Но я добился своего. Всегда почти — добиваюсь. Джо вылез из грустных мыслей. Я чуть приподнял зонт, чтобы он заслонял еще и меня. Предстояла долгая вахта. *** — Тут новенькая, — бросил сын Старка, степенно дрейфуя мимо. Рядом с ним шествовала незнакомая рыжая девица. Толстого парня нигде не просматривалось. — Что? — спросил я, более чем охренев от неожиданности (успел отвыкнуть от голоса этого странного персонажа). — Новенькая. Просыпайся уже и напарника буди. У нас будет новенькая. Сопровождавшая его рыжуха закатила глаза и выдула пузырь из жвачки. Надо же, я-то думал, это умение вымерло вместе с теми моими ровесниками, кто не оправдал родительских ожиданий. *** Новенькая оказалась пепельной блондинкой пяти с половиной футов росту. Я поволок Джо знакомиться, а тот упирался изо всех сил и дышал, словно астматик в приступе. Я вывел его на воздух. — Этого просто не может быть, Ти. Я не верил и не верю в случайности. И в высшие силы. Но она должна быть моей. Я схватился за голову. Потом, сочтя такое проявление ужаса недостаточно красноречивым, немного побился ею же о стену. Звучные гулкие удары не привели Джо в чувство. — Понимаешь, Ти? Это моя женщина. Всегда ею была. Она просто не знает. Малютка была прелестна, кто бы спорил. На первый взгляд я бы ей дал. То есть — я бы дал ей восемнадцать. И размер «С». И закопать меня в своих сиськах. Отныне и навсегда. Чтобы я никогда больше не чувствовал всей боли этого мира. Надо бы вообще просто слова списать у этих малолетних дебилов в черном. На второй взгляд я бы дал ей двадцать один год. Вообще на зрение не жалуюсь, но двадцать три — ближе всего к истине. — Меня зовут Дени, Дейенерис Тардж, — представилось прекрасное виденье, и у всего мужского населения парка, да и у части женского, должно быть, сердца биться перестали. Не иначе как родители были упертые фанаты старины Толкиена. Моим как-то удалось избежать этого проклятья, зато не удалось избежать другого — у них родился я. Ну что, каждый получает только то, за что заплатил. Если ты понимаешь это, то заплатишь с радостью. Еще и добавишь. *** Нехорошо было подглядывать. Очень нехорошо. Развлечение для малолеток. Хотя стоп. Подглядывание вроде как вообще ушло в далекое прошлое: зачем корячиться у чужого забора, когда все есть в интернете? Чувствуя себя донельзя глупо, я согласился помочь Джо. Глядя в эти глаза побитого щеночка, любой бы согласился. И вот мы оказались у трейлера Дейенерис и заглядывали в окно. И даже кое-что разглядели. Я просто стоял на плечах у Джо, упирался ему в темечко своим вставшим «Ти-малышом» и несколько стыдился происходящего. Таким образом наши отношения вышли на новый уровень. Но все-таки — малышке было двадцать три как минимум, мои глаза никогда не врут. Ходить по дому без белья — отличная идея, если ты — симпатичная молоденькая блондинка. Натуральная ли, я не успел разглядеть. *** Боги, сколько вас ни есть на этом свете — как же я устал! Готов был молиться кому угодно, лишь бы тот успокоил Джо. Не для того я с таким трудом снова приобрел единственного за всю жизнь друга, чтобы так легко потерять. — Она прекрасна. Она и есть та, кто суждена мне самой Судьбой. Как же мне хотелось разбить себе голову о стену. С разбегу. Но меня вели другие обязательства. Хотя бы — доказать папаше, что я смогу выжить вне своего кокона. И не опозорить Семью, будь она проклята. От этой «Судьбы» с заглавной буквы у меня ломило зубы. Но помощь пришла с неожиданной стороны. Джо оглох и ослеп, и отупел от любви. Все совпадения случайны — но что, как не судьба, привело к его воображаемому (потому что это был мой порог!) порогу эту девушку? *** Как-то на пути в кафетерий меня и Джо подрезала та рыжая девица, что болталась в компании старшего сына Старка. На поводке у нее была громадная псина белого цвета. Может быть, это был гибрид собаки и пони? Не то что я, даже Джо мог бы прокатиться верхом на этом чудовище. — Ничего ты не знаешь, Джо Мортон, — презрительно выцедила она, проходя мимо. — Неужто ты думаешь добиться такой бабы, просто исходя слюнями на расстоянии? — Я даже не дрочил на нее! Это все настоящие… светлые… истинные чувства! — горячо парировал мой друг. — Оставь это кому-то другому. Слюни и сопли. Ты должен ее похитить! — весомо обронила эта загадочная особа, вынимая из кармана пакетик, дабы собрать в него собачьи отходы. — Должен! Окрестная живность души в ней не чает — коты и собаки так и ходят хвостом. Она добрая, по крайней мере. Не прогадаешь. Ну не похитить, не знаю... Короче, ты должен совершить какой-то подвиг, и чтобы она об этом узнала! *** Я шел тропою славы. Хотел я того или нет, но я шел — ею. Ветер рвал с головы повязку, наложенную в лазарете сопливой девчонкой — больше никого, сведущего в лекарском деле, просто не осталось. Не осталось никого. Наши войска были разбиты, король мертв, враг свободно маршировал дальше. Хотел я того или нет, я был единственной надеждой всех обреченных. Я должен был защитить друга. Сказать ему все как есть. Пусть даже — ценой своей собственной жизни. *** — Ты идиот или только притворяешься, Ти? — Я просто хотел, чтобы ты знал все как есть. Что тебе не на что надеяться. Завтра она выходит замуж за того типа, ну ты знаешь. Что на стриптизера похож. Его трейлер как раз рядом с ее. — Так что делать-то? — Что делать. И он меня спрашивает. Сидеть на жопе ровно, что же еще. После сорока, я слышал, это намного проще. Земля начинает пахнуть чем-то родным, так в себя и зовет. Волосы выпадают, чтобы ты из них свалял себе коврик в гроб. Так сразу уютненько! Потом начинаешь любить отрицательные температуры. — Да заткнись ты уже. — Это только ради твоего же блага. Давай. Ты же видишь — она здесь. Твоя мечта с белокурыми волосами, размером «С» и светло-фиолетовыми линзами в глазах. В коротких шортиках. Давай же. Решайся. Сейчас или никогда. К черту обет воздержания! Нахрен реабилитацию сексоголиков, неужели ты не видишь, что это тот самый момент твоей жизни, который не повторится никогда? Джо всегда будет моим другом. Мне еще далеко тащить этот крест, но я пытаюсь не жаловаться. Получается? А вот — не знаю. *** — Так и знал, что нельзя верить всему этому дерьму! Ты должен ее похитить, говорили они. Ты должен совершить подвиг в ее честь, а чем все дело кончилось? Мы просто сожгли чертов трейлер смазливого нахала, который перебежал Джо дорогу и с легкостью оказался там, куда моему другу, наверное, попасть не судьба — в постели прекрасной Дейенерис — а потом еще руку и сердце ей предложил, окончательно размазав все надежды Джо. Джо ворчал, а я не возражал. Ну, не вышло. Или выйдет? Кто мог ответить? Да, я потратил кучу времени, избавляясь от канистр из-под бензина. Да, мы только что подожгли трейлер завтрашнего женишка Дейенерис (о боже!) Тардж. И я ни о чем не жалел. Даже о том, что огонь совершенно случайно (нет, этого мы точно не планировали) перекинулся и на ее жилище, поэтому операция по поджогу внезапно превратилась в операцию по спасению братьев наших меньших. Джо тащил в объятиях троих котов Дейенерис и вытащенный из трейлера конкурента аквариум с морской свинкой этого сраного Дейва Нахалиса или Навариса, или как там его? Недосуг было разбираться в таких тонкостях. Лысина Джо слегка попахивала гарью. Мы вышли в ночь, зная, что стоит на кону. Этот город было не спасти, он тонул в крови невинных. Черное небо рыдало кровавыми слезами, сморкаясь в посеревший от старости носовой платок истоптанного асфальта. Но сначала нам надо было пристроить трех котов и морскую свинку. Через полчаса я дал слабину, и задача разрешилась сама собой. Все равно мой дом уже давно похож на какой-то балаган, на прокорм трех котов и одной свинки уж как-нибудь заработаю. Разбойничьи рожи котов, впрочем, говорили еще и в пользу того, что милые пушистики способны сами решить вопрос своего пропитания. *** Может быть, у Джо еще будет шанс. «Мужчина средних лет с мускулами и брутальной лысиной и милым миниатюрным другом желает познакомиться…» Тьфу ты. Так точно ни с кем не познакомишься, Джо. Я не миниатюрный. Я уникальный. И точка. Вот только что же мне с тобой теперь делать, Джо? Видимо, тащить свой крест и дальше, и не жаловаться.