Почему ты куришь?

Франция курил странно. Он весь сгорбился, закинув ногу на ногу и устремив взгляд вдаль, медленно втягивал в себя горьковатый дым. Француз никогда никуда не спешил, он будто не чувствовал обжигающего никотина, заполняющего лёгкие и пелены нежданных слёз перед глазами. Казалось, он смаковал каждый вдох, наслаждаясь всей ситуацией. Он так же не дымил, как делали многие знакомые России. Франциск, на удивление, выпускал маленькие струйки дыма, задумчиво наблюдая за тем, как они таят в промозглом осеннем небе. Иван, наверное, наблюдал за ним слишком внимательно, скользя взглядом по знакомым чертам лица, еле видным морщинам в уголках глаз, волнистым блондинистым волосам, собранным в низкий хвост. Однако Бонфуа не обращал внимания, продолжая бездумно смотреть в небытиё. — Зачем ты куришь? — вопрос сорвался с губ внезапно, впрочем, Брагинскому даже не хотелось сделать вид, что спросил он совершенно случайно, ответ всё же был интересен. Франциск лениво скосил на него взгляд. — Курение успокаивает, — медленно отозвался он, опуская глаза на тлеющую в руках сигарету. — Я искал, что могло бы дарить мне счастье в моменты, когда я не занят. — Помогает? — учтиво поинтересовался Иван, замечая, как по губам француза скользит нежная улыбка. — Ну, как видишь, — растерянно пожав плечами, ответил Бонфуа, прищурившись. — А зачем ты пьёшь? — Это весело, — протянул Брагинский таким тоном, будто это было совершенно очевидно, а вопрос вообще должен был относиться к разряду риторических. Франциск важно покивал в ответ, плавно придвигаясь ближе, позволяя русскому облокотиться о своё плечо, чуть прикрыв глаза. — Хочешь попробовать? — внезапно поинтересовался Бонфуа, заинтересованно следя за тем, как Иван непонимающе выгибает брови, похоже, совершенно не догадываясь, о чём идёт речь. — Попробовать… что? — Ну, сигареты. Россия выглядел всё ещё удивлённым. Наверное, единственный человек, знающий о том, что он никогда не курил, был именно Франция. Не то чтобы Брагинскому не предлагали, ещё как предлагали! Или что он не поддался великому соблазну, просто никак не удавалось. Стоило ему поднести трубку или свёрнутую бумагу ко рту, как всегда что-нибудь происходило. И это стало настолько обыденно, что Иван бросил всякие попытки вкусить один из запретных плодов, постепенно забыв об этом. — Давай, — медленно отвечал Россия, принимая из холодных рук француза тонкую белоснежную сигарету с завуалированной английской надписью на боку. Брагинский с сомнением посмотрел на сигарету, на конце которой медленно сверкал бледно-красный огонёк, а затем поднёс ко рту. Он много раз видел, как это делает Бонфуа, но видимо, у того есть свои секреты, в которые он не был посвящён. Едкий дым вдарил в лёгкие, заставляя слезы навернуться на глазах, а горло сжаться в спазме. Россия хрипло закашлял, выдыхая вокруг сероватый дым, возмущенно смотря на довольного Франциска, даже не пытающегося скрыть покровительственной улыбки. — О, Боже. Ты в порядке? — он учтиво держит его за плечо, чуть сжимая, наблюдая за тем, как Брагинский обиженно смотрит на полувыкуренную сигарету всё ещё со слезами на глазах. — Ты обманул меня, — наверное, Россия хотел выглядеть обиженным или хотя бы разозлённым. Однако всё, что у него получалось, это глухой голос и непрошеные слёзы, не желающие остановиться. — Эта дрянь не приносит никакого счастья. — Аха-ха, ну-у-у, в чём-то ты прав, — благосклонно кивнул Бонфуа, мягко вынимая сигарету из рук Ивана. — Я ведь говорил, что искал в этом счастья в прошлом? Сейчас у меня совершенное другое счастье, а это просто привычка, от которой сложно избавиться. Россия, всё ещё чувствовавший себя обманутым, недовольно нахохлился, зарываясь носом в шарф, который теперь пропах неприятным горьким запахом. И, наверное, он должен был промолчать, сделать вид, что его совершенно это не интересует. Но правда-то была в том, что ему всё ещё интересна жизнь Франциска, ему интересен сам Франциск, как бы ни прискорбно это было признавать. — И в чём же твоё счастье? — осторожно поинтересовался Иван, поднимая взгляд, встречаясь с голубыми глазами, в глубинах которых плескалась непонятная русскому нежность. — Моё счастье в том, кто сидит по правую руку от меня, — хитро улыбнувшись, протянул Франциск, вновь облокачиваясь на плечо Брагинского, поднимая голову к потемневшему небу. Россия скромно улыбнулся в сторону, не собираясь говорить ни слова. Ведь ещё с первой встречи им обоим стало ясно, что счастья Ивана заключено в том, кто вечно лжёт, говоря правду. В Франциске Бонфуа.