На самом деле

- Простишь ли ты меня? Тишина. Замершая Верона. Умершее прежде рождения чувство. Острота горящих огней в стороне городской дороги. Что может сказать он ей? Что должен? - Не думай об этом. - Парис… Он вздрагивает. Луна, пробившись сквозь облака, на мгновение освещает его лицо, светлые волосы, острые скулы. В цвет ночи его глаза. Ему бы быть счастливым. Такие, как он, должны быть счастливыми. Кто виноват, что он лишь спасает, но не будет спасен? Ему выпало жертвовать. В конце концов, все это лишь случай, слепой и глупый случай. - Ты был мне добрым другом. Джульетта отчаянно хочет заглянуть ему в лицо, но он нарочно не отводит взгляда от свинцового неба. Будет дождь и буря, будут рваться стяги и паруса. Куда она уплывет? Куда уйдет? Как бы то ни было, дождь скроет ее следы. И он никогда ее не найдет. Будет новый день и прежняя жизнь. - Другом, и только? Она молчит. - Не лги, Джульетта. Себе - никогда не лги! Она молчит. Опускает голову. Спадает капюшон ее плаща, граф, повернувшись, видит неприлично коротко остриженные волосы. Так ей будет проще бежать и, может, даже работать. Ветер. Пришел ветер. Зябко и горько. Быстро леденеют пальцы. И Парис торопливо и с беспокойством плотнее запахивает ей плащ. Руки остаются у нее на плечах. - Нет, - она поднимает лицо. – Не только. Но нам не хватит. Этой любви – не хватит. Это все пройдет. Ты дорог мне. Он качает головой и, слегка улыбнувшись, порывисто обнимает ее. Жадно вдыхает запах ее волос. Так пахнет весною прошлогодняя листва, укрытая тающим снегом. Их никто не увидит здесь, в саду. - Я люблю тебя. И одному Богу известно как, но ее губы отыскивают его теплую, колючую щеку. Друг, враг, любовь… Слишком много и сложно. Она запуталась. Губы хотят скользнуть дальше, но граф отстраняется. - Почему? – срывается на шепот ее голос. Он молчит. Отворачивается куда-то в сторону. - Почему? – уже громче повторяет она. Он вздыхает и прямо, твердо смотрит ей в глаза. - Пока ты не моя… Мне легче расстаться с мыслями о тебе. Чужое отпускаешь с горечью, но не с отчаяньем. Стоит тебе стать моей… И ты сама не захочешь уйти. Но уйдешь. И всю жизнь будешь жалеть. А моя жизнь превратится в ожидание. Ожидание того, что не случится. Джульетта кивает, но потом, на секунду замерев, все же быстро прижимается к узким его губам. - Нет, - шепчет она, на мгновение оторвавшись от графа. – Ты будешь верить. И вся твоя жизнь будет чудом, ибо вера дает чудеса… Парис кивает и торопливо целует ее вновь, сминая нежные губы ее, водит ладонями по спине, очерчивает тонкими пальцами ее шею и плечи. Ветер трепет ее стриженные волосы. Она – великая грешница. Это – краденый поцелуй. Краденые объятия. Краденая ночь. Краденая у судьбы, у любви, у них самих. Он выдыхает что-то чуть слышно. Зачем? Зачем это случилось? Теперь у него останутся только звезды. Ведь звезды – это ее руки и губы, ее любовь. Это – она. Она уйдет, но останутся звезды. Это – краденая любовь. Он прижимает к себе все ее хрупкое существо и чувствует, как дрожит она от холода и как тянется к теплу, к его теплу. Но он знает, что будь здесь тот, другой, его тепло она бы предпочла охотнее. Парис знает, что он обречен. Что он погибнет, он умрет. Но разве может он от этого перестать ее любить? Разве виноват человек в том, что любит? Нет. Как не виновата и Джульетта. Но получилось так, что не они не совпали, и в этом тоже никто не виноват. В любви вообще нет ни правых, ни виноватых. Есть только звезды, которые остаются навсегда. - Будет дождь, - шепчет Парис ей на ухо, ощущая ее дыхание у себя на шее. – Постарайся не промокнуть. Уходите на север, не показывайтесь на больших дорогах. Тебя будут искать, но не тревожься. Я сделаю так, что ты никогда не будешь знать погони и страха… Она кивает, не отрываясь от него, гладит его плечо. Как жаль ей, что этой любви не достаточно, чтобы остаться. - Обходите стороной города, чума набирает силу. Добирайтесь до гор, или следуйте к югу и на торговых кораблях уплывайте как можно дальше… Сможет ли тот, другой, законный муж, защитить ее, спасти? Укутать, обогреть, утешить? Сможет ли снять с себя последнее и отдать ей? Парис не знает. Хватит ли любви у того, другого, чтобы беспокоиться о ней каждый миг? Ведь в этом и есть истинный смысл, чтобы она была счастлива. Нет, это не сумасшествие, не желание обладать. Это – любовь. - Пора! Он размыкает ее объятия и, схватив за ладонь, тянет за собой. Они идут, стараясь не попадаться под свет фонарей. Холодный, пронизывающий ветер рвет их плащи, но ее губы все равно горят от его поцелуев, ее плечи все еще пылают от его любви. Его же глаза застилает пелена слез, и он рад, что темнота скрывает его. Лес, поле, снова деревья… В темноте Парис различает стоящую у ручья фигуру. Негромко свистит и, услышав свист в ответ, останавливается. - Здесь мы расстанемся. Он там… Джульетта тут же оборачивается. Да, там ее муж, ее Ромео! Как хочет она поскорее оказаться с ним… - Прощай. Парис накидывает капюшон ей на голову, ловко завязывает плащ. Джульетта все еще держит его ладонь в своей. И боится себе признаться, что также ей хочется никогда не отпускать его, хочется прижаться этой широкой, теплой ладони и жить для него, с ним… Но выбор сделан. Парис смотрит ей в глаза и, наклонившись, целует в лоб. Отстранившись, высвобождает руку. Отступает на несколько шагов. Он чувствует, что нужно помочь ей уйти, отпустить ее. Иначе она останется. А если останется – будет жалеть. Всю жизнь. Он не в силах сделать ее несчастной. Она права. Ему дана вера и любовь. И эта, первая и последняя их ночь. Ночь прощания. И любви. - Иди! Ну же! Иди! Она кивает и хочет развернуться, но, видимо зацепившись за что-то плащом, падает. Граф кидается к ней и поднимает бережно обнимая за талию. Она испугано смотрит на него, хватаясь за его локоть. Шумит река. Фигура на берегу вновь тихонько свистит, видимо спрашивая, что случилось. Парис с неудовольствием отмечает, что тот, другой, даже и не дернулся. Но какое ему, Парису, дело? Больше от него ничего не зависит. Только сделать так, чтобы дороги для нее были безопасны… Все остальное не в его силах. Это ее выбор. - Будь, пожалуйста, осторожна. Я не смогу больше защитить тебя от всего… Она молчит, судорожно сжимая пальцы. А потом вдруг обнимает его и, с трудом дотянувшись до уха, шепчет: - Я люблю тебя. Спасибо. За все… Прости… - Иди, - кивает он. – Пора! Иди! На этот раз ее ничего не останавливает. Она бежит к реке. Парис провожает взором ее фигуру, видит, как она добирается до того, другого. Секунда тишины и тихий свист, на этот раз, наверное, с благодарностью. Вот и все. Темнота и лес скрывает два ночных странника, река заглушает их шаги. Вот и все. Он остался один… Один на один с этой жизнью. С этой любовью. А губы все еще горели от ее нежности, руки помнили ее, ее запах навсегда остался на этом плаще. Он один, и он в толпе несчастий. Он умер и воскрес, но надежды не стало. Лишь горькая, до боли в груди, любовь. - Я давно простил тебя. Я люблю тебя… - И что же дальше? - Дальше? - Да. Они сумели сбежать? – странный человек с блеском в глазах от волнения подается вперед. Старый трактир наполнен мягким светом, люди негромко переговариваются. Никто не скандалит и не бранится. Это – хороший трактир. Здесь простые люди заходят на недорогую кружку вина и похлебку с куском хлеба, здесь не принято шуметь и здесь никогда не задают вопросов. Странный человек сидит у окна. К нему и его одиночеству успели привыкнуть, но сегодня у него есть компания. Простой потертый плащ, сухие руки, чуть согнутые под бременем старости плечи. Хозяин гостиницы решил бы, что это бродяга, но перстень на руке с фамильным гербом выдавал в нем человека знатного, что сулило некую щедрость в оплате и заставляло не особо лезть в дела гостей. - Да… Да, сумели. - И куда же они пошли? - Я потерял ее след при пересечении границ Италии. Я знаю, что в каждом доме ее ждал приют, и каждый стражник, к которому бы она ни обратилась, дал бы ей кров и хлеб, я знаю, что ее путь был безопасен… Но как только она покинула Италию… - Вы потеряли ее? - На время… Повисает тишина. Человек сжимает руки. Отворачивается. Молчит. - Она… - Да. Она умерла. Спустя два года… Узнал я это случайно, во время странствий по Англии встретил знакомого монаха. Он давно покинул свой дом и, может быть, доныне ходит по земле. Он рассказал мне о девушке, пришедшей к нему в хижину в ночи. Она была больна, страшно промокла. Ее звали Джульетта, и просила она об одном, найти меня, отдать мне весточку о ней. Она умерла. - А он? - Не знаю, - человек в плаще равнодушно пожимает плечами. – Быть может, он до сих пор жив, а может умер раньше нее. Мне безразлична его судьба. Но я никогда не прощу ни его, ни себя. Его за то, что оставил ее. Что посмел умереть или уйти. Все равно, оставил, бросил. Себя за то, что не сумел сберечь. Быть может, не стоило отпускать ее? Пусть бы ненавидела меня, но она была бы жива… Впрочем не знаю. За окном светлеет. Последние посетители расходятся, бросив пару монет на стол. И только эти двое все еще сидят и будто чего-то ждут. - Зачем же вы рассказали мне все это? - Я знаю, что мне осталось недолго, и, честно сказать, я жду окончания своих дней. Быть может, святые отцы не лгут, и после я встречу ее… Я был верен ей всю жизнь, ей и той ночи, нашей единственной ночи. Пока я жив, жива память о ней. Но я ухожу. День ото дня бледнеет и ее образ. А я хотел бы, чтобы он жил вечно. - Вы даете позволение написать мне… Пьесу? - Да. Уильям, я знаю, у вас большое будущее. Хотите, пишите пьесу. Только пишите… И прошу еще об одном. Измените сюжет. Я не хотел бы быть в числе главных героев… Она любила чисто и искренне, она любила горячо. Она любила его. Больше чем меня. В нем вся она, в нем ее желания. Напишите о них двоих. Она так хотела быть счастливой с ним… Не знаю, удалось ли ей это в жизни. Так пусть же она будет счастлива в вашей пьесе, счастлива так, как хотелось ей. - Что ж, граф… Я не скрою, что если бы вы не предложили, я сам бы имел наглость просить вас об этом. Но я все же хотел бы… - Нет. Или измените сюжет, или не пишите вовсе. - Вы просите меня не рассказывать людям о всем лучшем, о вашей любви? - Я прошу рассказать людям о ее любви. В ней же и моя. Солнце вставало над Англией. Закончилась жизнь. Но началась история великой любви...