Пламенный лед

      Схватить за тонкое запястье, в спешке повести за собой. Закрыть дверь и, обернувшись, столкнуться в полумраке с озадаченным взглядом из-под полуопущенных длинных ресниц. Не дав осторожно назвать по имени, впиться в алые, мягкие губы, грубо сминая их своими: Карма, казалось, желал этого целую вечность.       И он ждал всю выдуманную вечность, наблюдая за тем, как стройные ноги мелькали тонкой сеткой колготок перед глазами, как их обладатель, казавшийся сегодня, с распущенными темно-розовыми волосами, еще привлекательней, тихо смеялся в ответ на реплики взбалмошного согруппника, Сатоши. Карма чувствовал, как внутри него все замирало. Хотелось подойти, уверить в том, что он тоже хорош в шутках, если позволяет бодрое расположение духа, может, даже мимолетно коснуться белой кожи, частично скрытой черным кружевом митенок. Но все, что оставалось Карме — это сидеть на стуле и крепче сжимать свою куклу в руках, в то время как парень поодаль, разглядывая себя в зеркале, касался пальцами помады, небрежно вышедшую за пределы контура губ, стирая лишнее и приводя без того идеальный макияж в порядок. В именно тот порядок, который он считал верным. Карма знал, что оценить внешний вид его больше не попросят: он не мог ответить ничего оригинальнее, чем "Красиво...", "Тебе очень идет" и "Великолепно". Но говорил это Карма с таким блеском в глазах, с такой надломленностью в голосе, что ему становилось страшно от того, что по его тону остальные ребята могли бы все понять.       Что бы подумал дорогой Юуки, если к нему бы полезли с расспросами? Меньше всего Карма хотел увидеть вздернутые тонкие брови и огорчение на утонченном лице.       Сегодня брюнета снова разделяло с ним тесное расстояние гримерки. Настолько тесное, узкое и пропахшее сигаретным дымом, вперемешку со сладкими духами Юуки, что у Кармы кружилась голова и он, вжавшись в стену, подальше от стройного тела, теребил темно-синее платье на кукле, изо всех сил стараясь лишний раз не дышать и прогнать навязчивую тяжесть в низу живота. Не выходило. Не получалось другим участникам коллектива отвлечь его от худой спины, и он сам не в силах был это сделать.       А Юуки... Юуки знал. Он чувствовал кожей, у него горел каждый позвонок от холодного, скрытого фиолетовыми линзами, взгляда парня, находившегося сзади. Иногда Юуки отвлекался от своего отражения и заглядывал в глубь зеркала, улыбаясь одними уголками губ черной, замершей тени. Та вздрагивала, но взгляд не отводила.       Ей нечего было скрывать.       Легкое столкновение локтями при выходе на сцену, такую же тесную, как и гримерка. Петь свои песни и, пристально смотря, повторять губами композиции друг друга. Карма не решался сегодня подойти к Юуки и терял голову от одной только мысли, что приблизится и коснется его. Не хватало уверенности в том, что он не отбросит микрофон, набросившись на вокалиста чужой группы.       Что бы подумал Юуки?       Юуки игриво размахивал связкой ключей от сердца Кармы и его тайных желаний, открывая замки один за другим: взглядами, томными нотами, вздымавшейся от нехватки свежего воздуха грудью. И получал в награду сумасшедший взгляд из-под густой черной челки.       Карма постоянно отходил к ударнику, отпивая большими глотками воду из бутылок, чувствуя, как живительная прохлада тушит пламя внутри него. Но стоило ему только возвратиться к Юуки и вновь встретиться с ним глазами, как вся прохладная влага вмиг вспыхивала горючей смесью. Под взглядом Юуки полыхают небеса, горят океаны.       Тихим шепотом просить куклу, чтобы она сказала что-то успокаивающее, остановила это безумное пожарище: Карма превращался в безумца при каждой редкой встрече с ним.       И безумство пролилось через край, обступая со всех сторон лавой фигуру человека, который лениво собирал после выступления свои вещи и, не смывая косметику с лица, выходил на улицу, в ночную свежесть, надевая на ходу солнечные очки.       Юуки даже в темноте был в очках, а Карма хотел в отчаянии предложить ему носить их на подобных мероприятиях, как сегодня: чтобы брюнет не тонул в расширенных зрачках напротив и вел себя хоть толику адекватнее.       Но теперь все равно. Сейчас самое главное — схватить за тонкое запястье, в спешке повести за собой. Не сказав ни слова, вести его до самого дома Кармы, ожидая нужный поезд, петляя в переулках. И ни за что, ни за что на свете не отпускать эту худую руку.       Закрыв за собою дверь, вокалист AvelCain тут же прижал Юуки к стене, утопая в мягкости его приоткрытых губ. Оторвался, и с наслаждением вслушался в тяжелое дыхание запыхавшегося по дороге розововолосого.       — Что-то случилось? — с осторожностью спросил Юуки.       Лукавство. Спрашивал, а сам переминался с ноги на ногу, пытаясь подавить возбуждение, которое Карма заметил еще на середине пути к его дому.       — Да, — хрипло прошептал Карма, прижимаясь сильнее к желанному телу. — Я думал, что взорвусь.       Еле слышный смех. Он добился, чего хотел, и теперь, чуть откидывая назад голову, смотрел на Карму, изредка прикрывая глаза завесой накладных ресниц. Он ждал, когда брюнет сорвется, не в силах больше выдерживать жар прижатого к нему тела.       И Карма не сдержался.       Прильнув снова к губам, он скользнул языком в горячий рот, поглаживая при этом бока Юуки и толкая в сторону комнаты. Не разрывая поцелуй, Карма медленно опустился на футон, придерживая любовника за талию. Тот послушно лег, прижимая брюнета к себе, жарко лаская его рот, десна, проводя языком по пухлым губам. Шумный вздох. Юуки чуть улыбнулся в ответ. Лунный свет, который проникал в окно, освещал бледное лицо Кармы, пристально разглядывавшего его.       — Не изучай меня так, — пошутил Юуки, притягивая руками парня к себе за шею. — Чувствую себя жертвой.       — Я запоминаю.       Снова этот голос с томной хрипотцой привел Юуки в дрожь. Рядом с ним каждый день разговаривали сотни людей, звучали тысячи интонаций. Но, услышав Карму среди всей этой куролесицы человеческой речи, вокалист Lycaon замирал, сладострастно впитывая кожей каждое его слово.       — Жарко, — Юуки медленно провел рукою по взмокшей шее, убирая прилипшие к ней пряди розовых волос. — Раздень, и запоминай вещи поинтереснее, — сам смутившись от своих слов, он неловко хмыкнул.       Карма даже не думал останавливаться. Он провел горячим языком по открывшемуся участку кожи на шее Юуки. Почувствовав, как парень под ним чуть вздрогнул, он спустился губами ниже, медленными поцелуями зацеловывая выпиравшие ключицы и ямочку между ними, одновременно расстегивая пуговицы на белой рубашке, наспех надетой на голое разгоряченное тело после концерта.       И снова спустился ниже... К розовым, затвердевшим соскам, задевая их острым языком, вбирая в горячий рот и посасывая. Юуки издал тихий стон: неспешность Кармы сносила ему крышу, мутила сознание. Безумно заводило то, какими медленными касаниями он опускался вниз, к пупку, к паху, гладя грубыми пальцами бедра Юуки. Когда эти же пальцы скользнули к напряженному, пульсировавшему от возбуждения члену и мягко обхватили его, розововолосый снова застонал, на этот раз еще громче и откровеннее, смотря в глаза любовнику, который все так же, чуть прищурившись, ловил каждое изменение в лице напротив. Карма задвигал рукой, лениво, но решительно, нарочно касаясь большим пальцем до головки, размазывая вытекавшую смазку по основанию члена.       Юуки издавал приглушенные вздохи, чуть похныкивая и сжимая в руках простынь. Единственное, что он хотел сейчас — это почувствовать горячего Карму внутри себя. В последнее время он только и думал о том, как наконец насадится на него и увидит в полумраке ухмылку брюнета.       Но сейчас вокалист AvelCain не спешил. Создавалось ощущение, что он и правда поглощает каждый вздох Юуки, всматривается в каждую капельку пота, стекавшую по его пылавшему телу. Одной рукой он давно расстегнул свою рубашку, такую же белую, как и у любимого, лаская живот, спускаясь ниже, нетерпеливо запуская пальцы в брюки.       — Я не могу больше, — на выдохе прошептал Юуки, выгибаясь в спине, чтобы левая рука Кармы сильнее обхватила его изнывавший от ласк член.       Карма скривил губы в еле заметной улыбке: так, как недолюбливают остальные в окружении брюнета и так, как обожает Юуки.       Переместив свои пальцы ниже, между ягодиц любовника, и чуть надавив, брюнет навис над его лицом.       — Попроси, — томно, опаляя дыханием ухо.       — Пожалуйста, — Юуки не задумывался, не медлил с просьбами. Он лишь подался навстречу пальцам Кармы, имитируя те движения, которые с таким желанием вспоминал во время бесчисленной череды мастурбаций в одиночестве. — Пожалуйста.       Невесомый поцелуй во взмокший висок. Когда рядом у шкафчика послышалось шуршание, Юуки думал о том, что просить, умолять он был готов только лишь ради того, чтобы парень вот так, иногда, нежно касался его.       Открыв лубрикант, Карма вылил на ладонь немного жидкости и приложил пальцы к анусу Юуки, отчего тот вздрогнул от неожиданного ощущения прохлады.       Холод проник внутрь, тут же опаляя желанной болью. Вокалист Lycaon с силой закусил губу, чувствуя, как сразу два пальца начали скользить в нем. Карма то смыкал их, то разводил в стороны, насколько позволяла ему теснота Юуки. Слабо застонав, тот перестал терзать нижнюю губу. Приоткрыв рот, он откинул голову назад, начав насаживаться на пальцы самостоятельно. Резко, остервенело. Показывая тяжело дышавшему Карме, как ему нестерпимо хорошо, и что он уже жаждет принять его.       — Потрясающий... — сглотнув, прошептал Карма, несдержанно прильнув губами к кадыку Юуки, срывая жалобный стон. Вынув пальцы, он развел в стороны стройные ноги Юуки и, освободив член от тесных оков брюк, приставил его к заднему проходу. Его любовник откинулся на подушку, тяжело дыша и ожидая действий Кармы.       И когда в Юуки, растягивая стенки ануса, медленно начал входить член, он тут же зажмурился, отчего в темноте вмиг заплясали разноцветные точки. Войдя по основание, Карма остановился, видимо, сбитый с толку сдвинутыми к переносице бровями парня. Тот перевел дыхание, подняв веки. Горячая плоть внутри него пульсировала, а ощущение заполненности без остатка сводило с ума. Юуки подался вперед, вбирая в себя член еще глубже, расслабляясь и тихо застонав.       С Кармой вокалист Lycaon абсолютно разучился отличать боль. Все неприятные ощущения скатывались кубарем в один плотный клубок удовольствия, жаром отдавая в паху.       — Не сдерживайся, — с придыханием попросил Юуки, почувствовав в ответ грубый толчок внутри себя. Вскрикнув, он сильнее прижал к себе ногами Карму, с каждым движением ускорявшего темп.       Жаркий, глубокий толчок, еще один. Покидая тело Юуки, Карма тут же врывался в него, заполняя полностью, ловя губами крики наслаждения, тихо вторя им. От горячей тесноты темнело в глазах, и брюнет понимал, что долго не продержится. Поэтому, как только Юуки, вцепившись в плечи Кармы ногтями, прижал его к себе, пачкая живот белой спермой, тот лишь шумно выдохнул в район шеи розововолосого, кончая следом, в разгоряченное тело.       Юуки тяжело задышал, с трудом пытаясь привести в норму бешено колотившееся в груди сердце. Когда, немного переведя дух, он поднял ресницы, то встретился взглядом с уставшим, но довольным Кармой, который нависал над Юуки и откидывал пряди волос с его лица.       — Помада размазалась, — протянув руку и не укорив парня в очередном разглядывании, Юуки провел пальцами возле его губ.       Устало опустившись рядом с парнем, Карма прикрыл его еще не остывшее тело одеялом.       — У тебя тоже. Но все равно прекрасно выглядишь, — моргнув, вокалист AvelCain улыбнулся. Так, как очень любил Юуки. И так, как другим брюнет никогда не улыбался.