* * *
Утро. В главной столовой комнате на первом этаже общего дома Хоппсов кипела жизнь. Младшие крольчата сновали туда–сюда с тарелками и кружками, рассаживаясь за несколькими рядами длиннющих столов, а кролики что постарше, помогали своей маме разносить завтрак. Дело было не быстрым, поэтому приходилось подключать всех, кто мог безопасно варьировать между малышами и стульями. Шум был как в школьной столовой, но если в школьных столовых детёнышей были десятки, то во время трапезы на ферме Хоппсов, малышей были буквально сотни. Крольчата помладше носились и играли вокруг, порой, совершенно не замечая никого, отчего у непривычных к этому зверей могла появиться мигрень из-за ощущения гротескности происходящего, ведь они были разных цветов. В пределах нормы для своего вида. Как только вся посуда и приборы были расставлены, шумный пушистый народец дружно приступил к завтраку. Стук ложек о тарелки, хруст салатов и порой довольно эмоциональные стуки лапками о пол были вполне естественным сопровождением любой трапезы. Бонни любила смотреть на это. Всегда, после готовки завтрака, вид шумных, весёлых, довольных и сытых детей вселял в её душу покой, по которому она успевала истосковаться даже за пару часов без этого. Солнце уже ярко светило за окном, заполняя дом мягким золотым светом через большие и чистые окна за её спиной, так что атмосфера домашнего уюта всегда была надёжным спутником этой семьи. Спокойное и безмятежное, но шумное утро Бонни, прервал силуэт встревоженного мужа, который выглянул со второго этажа. Он тихо, жестом поманил её к себе и сам скрылся за дверью. Сняв и отложив фартук на стул, крольчиха мягко зашагала к лестнице, пытаясь не задеть своих завтракающих крольчат. Поднявшись наверх, она застала мужа за телевизором в пугающе встревоженном состоянии. – В чём дело, дорогой?.. – Поинтересовалась она у него. Стью молча включил воспроизведение уже записанного куска. На экране появилась их старшая дочь.* * *
– Вы действительно считаете забавным, смущать меня?.. – Спросила Люси, остановившись у манекена спиной ко мне. Я расслышал в её голосе подавленную обиду. Похоже, я перегнул палку немного. – Если честно, то... Мне, наверное, всё же приятнее смотреть на вас сердитую, смущённую или зардевшуюся, чем несчастную. Как говорил мой преподаватель по... Самообороне: "Злость полезнее, чем отчаяние". Я присел на пол и расслабил крылья. А она задумалась и принялась что–то искать в своём телефоне. – А где видео?.. – Его нет. – Ответил я ей. – Это был розыгрыш в розыгрыше. Но то, что я сказал – чистая правда. Я прекрасно понимаю; вы не видели, до меня, ни одного крылана, поэтому не можете знать ни о наших обычаях, ни о привычках... – Сказал я улыбаясь. – Поэтому, впредь, будьте осторожны, касаясь моих крыльев. Я ведь могу воспринять всё всерьёз. – Вы очень странный... – Развернулась она ко мне. – Мне ещё никто и никогда свадьбой не угрожал. И она рассмеялась. Тихо и стеснительно, но искренне. Похоже, я был прощён... Поэтому просто улыбнулся, с лёгким содроганием вспоминая, насколько я в самом деле странный. – Мисс Люси... – Осторожно обратился я к ней. – Расскажите о себе. Она призадумалась и посмотрела в потолок: – Это будет неинтересно, ми... – Можно просто Тим. – Улыбнулся я крольчишке. – Тогда, я – просто Люси. Что–ж... Хорошо, но после, вы расскажете о себе. Идёт? Я с азартом согласился. – Идёт! А про себя, уже судорожно думал над своей легендой. Нужно было срочно что–то придумать! Люси подъехала к швейному столу и открыла выдвижной ящик. Мне стало любопытно, и я вытянул шею, чтоб посмотреть, что она оттуда вытащит. С виду, это нечто напоминало книгу. Зайка с трудом подняла тяжёлый том с резным деревянным переплётом и подъехала ко мне. Смотря на меня, она на секунду зарделась: - Вы не могли бы... Усадить меня рядом с собой?.. – Выдавила она из себя, пытаясь держаться уверенно. Я улыбнулся ей, молча встал, и снял с неё плед и, сложив его дважды, постелил на полу. Без него она казалась ещё меньше. - Пожалуйста, обращайся ко мне на «ты», Люси. – Ответил я тихо. Как только я стянул с неё эту ткань, она поёжилась немного. Как же ей, наверное, нелегко... После, сложил крыльевые кости и втянул перепонки, чтоб не мешались. Затем подхватил это крошечное, почти детское, тельце под коленки и под спинку. Она и правда практически ничего не весила. Я уже начал догадываться, какой болезнью она больна. И она съедает её заживо, в прямом смысле... Но решил пока эти мысли прогнать и усадил крольчишку на плед. Сам же, сел позади и расправив перепонки, укрыл её своими крыльями. Они всё равно ей очень нравятся, да и тепло под ними. Это оказался школьный фотоальбом. Надпись на гладко полированном переплёте из дерева гласила: «От всей средней школы Малых Норок, №38. Для единственной Люси Хоппс от наших чистых сердец. Поправляйся!» Я перевёл взгляд с альбома на её затылок. Глаз не видел, но чувствовал, как её одолевает тоска по детству, которое было отнято, предположительно, на время. И, как оказалось - навсегда. Она глубоко вздохнула и открыла первую страницу: - Меня зовут Люси Хоппс, мне двадцать три года. – Начала она. - Родилась и выросла здесь, на ферме родителей. С рождения я ничем не отличалась от всех детей: была весёлой, бойкой, но мечтала стать лётчиком, чтоб летать на самолёте. Мне было всё равно на каком; будь это современный пассажирский, или старенький "кукурузник" для опрыскивания. Я всегда мечтала о полётах, сколько себя помню... Писала сочинения в школе, рисовала и вышивала. Все мои дела, так или иначе, были связаны с самолётами. Я смотрел на фотографии её друзей из школы. Как же их было много... Тигрята, волчата, ягнята... Самые разные детёныши. Хищники, травоядные... Но больше всех было крольчат, что довольно естественно. Она рассказывала, как ходила в школу вместе с братьями и сёстрами, но в одном классе она училась только со своей старшей сестрой – Джуди. По её словам, выходило, что они вдвоём единственные мечтали о необычных вещах, не свойственные кроликам: если Люси мечтала о полётах, то Джуди хотела стать полицейской. Она переворачивала страницу за страницей, рассказывая разные забавности из детства, включая постановку детского спектакля, где её сестра просто хотела объявить о своих планах всем. Искала поддержки, но нарвалась на глухую стену непонимания и деструктивной критики. - А кто это? – Обратил я внимание на крупного лисёнка, который был явно старше остальных и чем-то недоволен. – Как-то он великоват для вашего возраста. - А... Не обращай внимания. Это Гидеон Грей. Хулиган, второгодник и задира нашего времени. Такие всегда находятся... Он как-то Джуди щёку разодрал. Рана была лёгкая, но у меня до сих пор осадок в душе, от того, что наш отец не стал с этим разбираться. Вспоминая Стью и миссис Хоппс, я понял, что возможно они правильно поступили. Родители задир, обычно, мало чем отличаются от своих детей. Дойди этот конфликт чуть дальше, и не поздоровилось бы этим лисам, а Хоппсам пришлось бы переезжать. Но да... Таких нужно было ставить на место. - Итак... О чём это я? Да! В общем... Пока я училась с Джуди, всё было нормально. Однако уже в восемь лет у меня обнаружили неизлечимую форму атрофии. Болезнь разрушает мои мышцы – они отмирают... Это медленно убивает меня. Она была врождённой, но показала себя лишь к моим восьми годам. Поэтому вылечить меня невозможно. Со временем, двигаться становилось всё труднее, пока в одну ужасно дождливую ночь я не поняла, что не могу пошевелиться вообще. Мне назначили компенсационное лечение. Это лишь частично поворачивает последствия вспять и замедляет разрушение... В итоге, я встала перед выбором: спасать или верхнюю часть тела, или нижнюю. Всё лечить, не было денег, а лечить только низ – смысла. Лекарства ужасно дорогие и они были лишь новинкой. Я, конечно, выбрала лечение верха. Родители были в отчаянии, хотели полностью вылечить меня. Но и они понимали, что не вытянут моё лечение. В конце концов, в нашей семье уже тогда было слишком много детей. С тех пор, я распрощалась со своей мечтой о полётах и стала зарабатывать шитьём, чтоб не быть беспомощной и не сидеть на шее папы и мамы как мёртвый груз. Я достаточно зарабатываю, чтоб оплачивать бОльшую половину своего лечения... Но, это похоже на бесполезные попытки выталкивать гвозди из своего гроба голыми ладонями, лёжа внутри, когда кто–то с огромным молотом забивает их вновь и вновь, перед тем, как закопать меня. Вот такая она... История моей жизни. – Повернулась Люси ко мне, улыбаясь сквозь слёзы. Похоже, она плакала всё это время, пока рассказывала мне о себе. Я взглянул в её глаза и словно сам ощутил всю её горечь, боль и бремя такой вот ограниченной жизни. Ведь, я сам был таким... Жил как в тюрьме, не видя даже солнца. Всю жизнь, с самого рождения, до самого обращения в это чудовище! Я смог отвоевать глоток свободы лишь став вампиром. И глядя в глаза этой худой, но прекрасной юной крольчихи, я уже знал, что мне нужно. – Прости меня, Люси... – Прошептал я и мягко погладил её макушку. – Ты не хотела думать о своей болезни, хотела жить так, словно и нет её. А я напомнил. Вынудил снова обратить на неё внимание. И переживать насчёт конца. Можно твой блокнот? От перемен моего голоса, она насторожилась и посмотрела на меня, как на грабителя в доме. Но блокнот отдала. Я подобрал с пола один из выпавших из вазы карандашей и набросал список необходимого. Теперь, мне нужен Стью. Поднявшись с места, я усадил её обратно на коляску и укрыл пледом. – Прости меня, Люси. Я обязательно сдержу данное обещание, но прежде – дам ещё одно. – Сказал я и вырвал листок со списком. – Какое?.. – Спросила она и вытерла слёзы. – Вскоре, ты выбросишь эту коляску и будешь прыгать, и бегать на своих лапах, как в детстве. Я вылечу тебя!* * *
– «...мисс Хоппс, позвольте вопрос. – Тянулся к трибуне невысокий бобёр–журналист. – Что вы можете рассказать об одичавших зверях?» По первым же словам на записи, Бонни поняла всю серьёзность происходящего и заметно напряглась. – «Разных ли они подвидов? Да, самых разных» – «Между ними есть что–то общее?» – Раздался очередной вопрос из толпы журналистов. Серая крольчиха на экране запнулась на секунду, но ответила уверенно: – «Ну, только то, что все они – представители семейства хищников». В этот момент Бонни закрыла лапой рот: – О, Джуди!.. Что ты делаешь?.. Тем временем, видео продолжалось. Из репортёров в этот раз взял слово баран со светлой ухоженно стриженой шерстью: – «То есть, только хищники сходили с ума?» – «Не знаю... Хотя, да! Это так». После этих слов на пресс–конференции поднялась небольшая шумиха. Видимо, это заявление пришлось по душе этим стервятникам бумаги и письма. – «Чем это объяснить?» – Был следующий вопрос уже от какого–то свина, хотя чета Хоппсов уже не обращали внимания на то, кто задавал вопросы. Для них все журналюги были на одну морду. Главным объектом показа, стала их дочь. – «Я... Не знаю точно». – «Вам удалось установить причину?» Джуди вдруг запнулась сильнее, не зная, что ответить: – «Ну... А... Они предрасположены. Полагаю, так...» – «Можно подробнее?» – «Ну, не знаю. Может... Что–то такое у них... В ДНК». – «У них в ДНК? Вы не могли бы это пояснить?» – «Так... Ну, в смысле... Когда–то очень давно... Ааа... Эти животные подавили в себе охотничьи инстинкты. Похоже, теперь у некоторых хищников стала пробуждаться их первобытная кровожадность. Вполне возможно. Будем сохранять бдительность, но повода для паники нет. Полиция всегда готова встать на защиту...» После этих слов, голос молодой крольчихи потонул в гвалте разных голосов, а её облик превратился в едва видимый силуэт на фоне многочисленных фотовспышек. Как только запись оборвалась, Стью выключил ТВ и отбросил пульт на диван. – Что думаешь?.. – Спросил он жену. – В Зверополисе звери, значит, дичают. Такого уже лет четыреста не бывало... – Задумалась крольчиха, но вдруг замотала головой. – Как бы там ни было, главное – Джуди скоро вернётся. Хватит с неё приключений. Жива, здорова, и ладно. А остальное – больше не наше дело, Стью. Пусть этим полиция занимается. Хватит с кроликов нашей семьи войн и конфликтов! – Думаешь, вернётся? – А то, как же! После такого заявления, там начнётся кошмар для хищников. А у Джуди слишком большое сердечко, чтоб не начать винить в этом себя. Уж свою дочь я знаю! – Да–да... – Устало вздохнул старый кролик и приобнял жену. – Ты права, как всегда. Лишь бы это не сломило её.