Часть 1
26 марта 2016 г. в 23:50
Если бы Принцесс Захарда можно было сравнить с драгоценностями, то Эван Эдрок без сомнения сказал бы, что Юри Захард похожа на рубин. Камень силы, мужества, энергии, он как нельзя лучше подходил несгибаемой и бесстрашной Принцессе, в каждом жесте которой скользило сознание собственного достоинства. Юное дарование, гордость Семьи Ха, она постигала новые высоты быстро и легко, провожаемая завистливыми взглядами менее талантливых соперниц и оценивающими – офицеров и прислужников короля. Даже Машенни Захард из Семьи Кун, холодная и гордая, наблюдала за ней пристальнее, чем за другими – быть может, боялась, что молодая юркая птичка воспарит выше, чем удалось ей или Адори.
Бабушка Юри, та самая Черный змееголов Ха Юрин, возглавляющая Семью, зрила в корень, когда подарила внучке на прошлый день рождения рубиновые серьги. Искусно вырезанные в форме маленьких ажурных роз, возлежащие на черном бархатном дне подарочной коробочки, они ловили гранями падающие на них капли света, а Юри разглядывала подарок долго и внимательно. Эван, разбирающий рядом свой дорожный рюкзак, делал вид, что очень занят, хотя затягивающееся молчание удивляло и нервировало: что теперь не нравится этому взбалмошному ребенку?
– Эван, – наконец позвала Юри. – Как считаешь, куда я смогу надеть такие серьги?
Эван замер, держа в руке коммуникатор.
– А обязательно надевать их куда-то? Нельзя сделать это без повода? И вообще, вас серьезно интересует мое мнение?
Юри взглянула на него со смесью жалости и раздражения и, фыркнув, поднялась. Подошла к зеркалу и приложила к мочкам ушей серьги, критически разглядывая отражение.
– Мужчине не понять, что нельзя носить столь красивые вещи просто так.
– Если мне не понять, то зачем спросили?
Юри снова фыркнула, не удостоив его внятным ответом. Вместо этого она сказала:
– Будет жалко, если я их потеряю.
Эван сунул коммуникатор обратно в рюкзак и достал оттуда еще один, придирчиво осмотрел.
– Неужели и вы чего-то боитесь?
– Разумеется. – Юри отняла серьги от ушей и, вернувшись, с сожалением убрала их обратно. – Любая девушка боится потерять такую красоту, да еще и полученную в подарок.
– Надо же. – Эван цокнул языком. – А вы обычно ведете себя как невоспитанный мужик.
Тому, что в ответ он получил не изящное словесное парирование, а очень чувствительный пинок, Эван совершенно не удивился. Разговоры никогда не были сильной стороной Юри – напористой, сильной, бойкой. Хоть она и умела находить слова, ей было проще обойтись без них.
– Дикарка, – часто ругался ей вслед Эван, совсем не по-взрослому корча рожицы в выпрямленную спину. Но это было, конечно, сущей глупостью – обижаться на Юри подолгу Эван не умел, да и не хотел.
Что взять с этой девчонки?
Быть может, только посетовать на ее своеволие. Или – неосмотрительность, иногда Эван не знал, что волнует его больше. То, что могло быть прощено обычному человеку или Избранному, для Юри становилось приговором. У нее, одного из ясных солнц Захардова королевства, умеющего и согревать, и обжигать, были свои темные пятна.
– Только не делайте глупостей, – часто ворчал на нее Эван. – Если сделаете что-нибудь, то влетит не вам одной, чтоб вы знали. Или вы совсем обо мне не думаете?
Юри часто вздыхала в ответ – с неприкрытым раздражением, гневно раздувая ноздри. Или вообще по-детски отмахивалась. Рубиновая девочка с горячей кровью, она не знала страха, будто забыла, какое несчастье случилось однажды с Анак Захард, преступившей запреты короля.
Все, что мог делать Эван – наблюдать, давать советы и прикладывать все силы, чтобы Юри, эта жестокая Принцесса, свободолюбивое дитя, не попала в неприятности и не разбилась на тысячи осколков.
Он предостерегал ее от помощи Незаконному мальчику, переживал, когда она бросилась на его поиски, пытался не пустить к Реппелисте Захард за новыми проблемами. Он был рядом, всегда чуть позади, тяжело вздыхал, ругался, сетуя на ее глупость, но продолжал покрывать перед всеми. Это было сложно – только вот Эван чувствовал, что не может поступать иначе.
Рубин пленил его не только красотой, но и невероятной силой духа. И Эван не простил бы себе, если бы из Башни исчезла столь прекрасная и значимая драгоценность.