Время снов, время жизни, время любви

Бледный сентябрьский рассвет робко проникал в узкие щели, образовавшиеся между плохо закрепленными на иллюминаторах самолета темными шторами. В салоне слишком жарко. Его коллеги спят, обессиленные последним делом, одним из множества уже закрытых. Они нежатся в объятиях Морфея, плавая в бескрайнем море своих снов, где всё невозможное — возможно, и даже самые невероятные и безудержные желания находят свой выход. Принимаются, как данность. О, эти укромные уголки подсознания!.. Во рту пересохло, в глаза — словно насыпали песка. Возможно, именно теперь можно назвать себя бесчувственным циником, имеющим чудовищную привычку анализировать и любыми способами препарировать разум всех отвратительных человеческих существ. Смерть уже стала привычной, и отказаться от этого — не представляется возможным. Беспорядочная масса тонких светлых волос разметалась по его джинсам. Они всё ещё слегка влажные после душа, который он принял перед отлетом в одном из дрянных отелей. Душа, который приняли они оба. Вместе. Иначе и быть не могло — ты смотришь на эту белоснежную кожу, длинные ноги и стройные бедра и не можешь ничего поделать: думаешь и вспоминаешь обо всех ночах, проведенных с ним, молчаливых и грешных, тайных для всех. Ощущение этих губ... Невероятный вкус его рта с неуловимыми нотками вишневой зубной пасты — детской, его любимой. Прикосновение его губ — растрескавшихся и по-девичьи пухлых — к твоим. Чистое пламя безудержного желания, воплощённое в сексуальном акте и погашенное холодными струями душа. Каждый раз после этого ты чувствуешь себя чудовищем, а он – использованным и разбитым, становясь после очередного кошмарного дела отдушиной, сточной канавой, куда ты сливаешь весь свой ужас. Он прекрасно понимает это, ведь он слишком хорошо узнал эту часть тебя. Лучше кого бы то ни было… В возрасте, когда другие еще не закончили школу, у него уже имелось высшее образование. И тогда... это произошло в первый раз. Он был еще мальчишкой, настоящим ребенком, неуверенным, одиноким и ужасно сексуальным в своей наивности, таким миловидным и сладким, словно цыпленок со взъерошенными перьями. Сейчас его голова лежит на твоей груди, а одна из рук обвилась вокруг, сжав в кулаке твой черный свитер в сладостной бессознательности, где всё позволено, даже запретная любовь. Ты берешь вторую его руку, подрагивающую во сне, которую он отвел в сторону. Сжимаешь её, словно желаешь попросить прощения за все те разы, когда использовал его, потому что, в конце концов, ты нуждаешься в нем, в его присутствии, часто бессвязной речи и этих притягательных глазах. Они — всё для тебя, центр личной Вселенной. Вселенной, состоящей из твоих внутренних изломов и недостатков, чувства вины и закрытых дел. Убийств, самых страшных психопатов и бессмысленной, даже не животной, — абсолютной жестокости и страдания. Потому что это — твоя работа, ты должен ежедневно видеть трупы, множество трупов, целые серии, и вникать, понимать... ...почему, как, когда и кто может стать новой жертвой. Ты озираешься по сторонам, смотришь вокруг, и думаешь, думаешь обо всём и ни о чём, а он... Его глаза закрыты. И тебе приходят в голову образы свежевыстиранного кипельно-белого постельного белья, чистого и прекрасного, такого же, как и их владелец. Слёзы и пот, впитывающиеся в простыни, эта влага боли и удовольствия. Наслаждения, эхом скользящего по бледным стенам спальни. Ты ощущаешь пустоту, словно заключил Договор с дьяволом. — Я беру твою душу ... А взамен... Даю тебе надежду на Свет в центре ада ... Согласен? — Да. Садистский, мазохистский Договор, лишенный даже намека на чувство собственного достоинства. Будто мало тебе ужаса быть самим собой. Ты застрял, запутался в этой неразрывной связи и не желаешь избавиться от неё. Сбросить оковы. Ты связан. Слышишь? Ты слышишь?! Знаешь, что никогда не сможешь возненавидеть этого парнишку, сладкого мальчика, наваждение, твоего персонального демона, с первого момента похитившего душу... А ты… Ты вообще понимаешь, что натворил? Ты забрал его сердце... Сделал рабом отношений, ненормальных, больных. Лишь потому, что "любишь" его, и слаб, недостаточно силен, чтобы позволить ему жить нормально в этом мире. Вы действительно связаны до смерти...? Ты касаешься губами трепещущих ресниц, одним из миллиона поцелуев, которыми сцеловывал его безмолвные слёзы, текущие прозрачными дорожками по алебастровым щекам. Ты помнишь, сколько раз уже так делал, и знаешь — это никогда не закончится, это замкнутый круг, который заставляет его безоговорочно любить, а тебя — снова приносить ему лишь отчаяние и боль. Вас связывают смерти? — Возможно... Цепляетесь за жизнь? — Ещё более вероятно. Наступает рассвет, и ничто не может остановить его. Земля вращается, время идет, и ты не в силах ничего изменить. Ничто не остановится, и не важно, сколько умрёт или пострадает. Мир вращается вокруг Солнца, и мы вместе с ним. Последняя искра мысли освещает твою разболтанную психику и заставляет подумать, что мир, который сейчас лежит на твоей груди, слишком часто вращается вокруг своего солнца и так мало оставляет для себя самого... И эта навязчивая мысль в голове не позволяет просто закрыть глаза и нырнуть туда, в подсознание, в море снов. Твоя рука скользит по внутренней стороне его бедра, ты знаешь — он заметит это и, возможно, покраснеет, потому что это — Рид, а он такой робкий, застенчивый и тонкий, словно хрустальный бокал, что может распасться на части от одного только прикосновения. И если нажать слишком сильно — ножка треснет, и он разобьется, распадется на части. Не останется ничего из того, что прежде приковывало твоё внимание. Лишь воспоминание, спрятанное глубоко, в недрах памяти, когда всё было правильно и легко, и вы любили друг друга, не ощущая привкуса смерти. Блестящие глаза, влажный манящий рот... И, в конце концов, ты снова чувствуешь себя живым, мечтая о покое ещё одной ночи, тонущей во грехе.