***
На нос упала холодная капля, и Франсуа от неожиданности вздрогнул. Капли зарядили сильнее, и вскоре он был уже насквозь мокрый. Встать сил не было, поэтому Франсуа просто лежал, закрыв глаз. Не хотелось даже думать, не то, что шевелиться. — А ну пошел отсюда, рыжий! — послышался грозный женский окрик. Франсуа даже возмутился: чего это его гонят, если ему тут удобно? И ладно бы просто гнали, так еще и обзывают рыжим! Он всегда очень болезненно относился к шуткам на тему цвета его волос, и сейчас ощетинился и замахал нервно хвостом. Стоп, каким хвостом?.. От осознания, что у него откуда-то взялся хвост, Франсуа взвился вверх метра на четыре и неожиданно для самого себя зашипел. — Ах, ты еще на меня шипеть будешь! Ну я тебя! — грузная женщина в засаленном переднике замахнулась на него. — Ишь ты, пригрелся опять около кухни, только и ждешь, как бы что украсть! Франсуа замер, инстинктивно продолжая подергивать хвостом. Затем медленно опустил голову вниз и уставился на мохнатые грязные рыжие лапы. «Это что же получается… — мысли не хотели становиться связными. — Это что же…». — Не обижай кота! — послышался детский голос. — Он хороший! — Хороший? Ах, хороший! Да будет тебе известно, этот кот уже третий раз лишает его преосвященство десерта, вылакав все сливки! — женщина снова замахнулась на него. Мальчик, одетый как паж, проскользнул под ее рукой и схватил его за шкирку. Франсуа невольно мяукнул и поджал лапы. Мальчик, несмотря на ругающуюся женщину, пронес его в кухню и устроил на старом мешке около огня. Женщина, видимо бывшая кухаркой, хотела было выкинуть его снова на улицу, но за него вступилась молодая женщина. — Ну посмотрите же на него! Видите, он где-то подрался, даже глаза нет, — она почесала его за ухом. — Пусть посидит тут, согреется. Зачем просто так его гнать? — Кошкам на кухне не место! — возразила кухарка. — Не место, понимаете?! Что скажет на это кардинал? — Он скажет, что ты — жестокая женщина, — фыркнул паж. — Он же без ума от кошек! Франсуа слышал это и чувствовал, что его трясет, но не от холода, а от ужаса. Он — кот. Кот! Рыжий кот. Самый обыкновенный уличный рыжий кот, каких, должно быть много в городе. Эта мысль колотилась в голове и заставляла сидеть взъерошенным, подергивать усами и смотреть ошалелым взглядом на присутствующих. — Он бешеный, — неутешительно заключила кухарка. — Кто бешеный? — послышался мужской голос. Франсуа перевел взгляд на вошедшего и, если это можно было так назвать, застонал. Память ему не отшибло, и этого человека он узнал тут же. Перед ним был граф Рошфор. Его портрет он видел в книге о Ришелье. Тот же шрам на виске, те же внимательные глаза, те же слегка вьющиеся до плеч волосы… Значит, он не только стал котом, но еще и перенесся во времени на век назад. От этого факта он еще больше вздыбил шерсть и растопырил усы. — Кот бешеный, — кухарка указала на Франсуа. — Сидит тут... — Тогда зачем вы его занесли в кухню? — Рошфор шагнул к нему и взял на руки. — Боже мой, худой, как щепка… Какой интересный цвет… Франсуа боялся дышать. Больше всего на свете ему хотелось сейчас провалиться под землю. Рошфор рассмотрел его повнимательнее и, хмыкнув, небрежно посадил назад, на мешок. — Он не бешеный, он напуганный. Я зашел сообщить, что его преосвященство не будет сегодня ужинать. Ему нездоровится. — Ну, рыжий, повезло тебе, — кухарка швырнула на пол миску со сливками, расплескав половину. — Ешь. Франсуа спрыгнул с мешка не скоро. Еще минут тридцать он потратил на попытки осознать, что случилось. Последнее, что он помнил, это то, что Даву на него ругался. Дальше был провал в памяти. Именно этот провал в памяти капитан-кот пытался восстановить. Ничего не получилось, и он решил, что лучше действительно перекусить. Наевшись сливок, Франсуа запрыгнул обратно на мешок и машинально принялся умываться, удивляясь сам себе. — Ну, я тебя сейчас пронесу к себе, — мальчишка-паж вдруг подхватил его на руки, от чего Франсуа вздрогнул. — Там согреешься. Мальчик понес его по темному коридору. Франсуа стал находить плюсы быть котом: он видел в темноте и мог теперь разглядеть все вокруг. Он видел и тяжелые темные шторы, перехваченные золотыми шнурами, и развешанные по стенам великолепные картины в изысканных рамах, и мягкие ковры с причудливыми узорами по краям… Никаких сомнений не было — это явно был дворец, а уж если зашла речь о кардинале, то это был Пале-Кардиналь. — Луи, куда это ты посреди ночи? — послышался усталый, слегка охрипший голос. — В-ваше высокопреосвященство!.. Я… Я в комнату… — пролепетал мальчик, прижав Франсуа посильнее. — Кто это у тебя?.. — из светлого проема двери, ведущей в кабинет, вышел сам Ришелье. — Боже мой!.. Франсуа почувствовал, что из рыжего кота он становится серым. Он никогда не боялся во время боя, не трусил, когда на него кричал Даву, он даже не страшился трибунала. Но сейчас его душа ушла в пятки. Он прижал уши и тихо, жалобно мяукнул. — Бедное создание! — кардинал коснулся пальцами его головы. Руки у Ришелье оказались легкими, мягкими, приятными. Франсуа даже не мог поверить, что вот этими руками кардинал мог не задумываясь подписать кому-то смертный приговор. Ришелье бережно взял его из рук оробевшего пажа, разглядывая на свету. — Я возьму его к себе, — через некоторое время произнес кардинал. — Подлечим его, и он займет достойное место среди других кошек… Правда, будет выделяться… Бедный! С кем же ты подрался?.. «С веткой», — мрачно ответил ему Франсуа, однако, не вырываясь. Сидеть на руках у его высокопреосвященства было на удивление приятно. Он умел обращаться с кошками, и Франсуа сразу же почувствовал, что ему сочувствуют. Сочувствие было ему сейчас необходимо: он не понимал ничего вокруг, нервничал, и именно сочувствие его немного успокаивало. Через несколько дней, когда Франсуа освоился со своей новой внешностью и чуть-чуть пришел в себя, он стал осматриваться. Больше всего ему понравился кабинет Ришелье. У кардинала всегда был идеально убранный стол, хотя когда он засиживался допоздна за работой, он обкладывался документами и напоминал Франсуа улитку в домике. Ришелье оказался удивительным человеком. Франсуа наблюдал за ним и пришел к выводу, что все то, что говорят о кардинале, чаще всего неправда, придуманная его недоброжелателями и неумелыми писателями. Его преосвященство не был скрытен, он был замкнут и не без основания не доверял многим людям. «Предательство — лишь вопрос времени», — вздыхал кардинал, поглаживая своего нового рыжего любимца. Он не был жесток, он был строг и любил порядок. Ришелье много времени тратил на попытки навести этот порядок в стране, но увы, его не так понимали. Он не был непробиваемым и бесчувственным, он просто держал все в себе. А еще он был уставшим. Эту усталость было видно в его взгляде, когда он сидел в три ночи над бумагами, подперев голову кулаком. В такие минуты Франсуа запрыгивал ему на стол, тихо мурлыкал и тыкался мокрым носом в руки. Ришелье устало улыбался, принимался поглаживать его, затем поднимал взгляд на часы, вздыхал и произносил: — Ну что… Вы гоните меня спать, мой маленький комендант?.. Так за ним закрепилось имя Комендант. Франсуа решил его оправдывать. Он с гордым видом неподвижно сидел на каминной полке в кабинете, словно часовой, осматривал каждого входящего и по-хозяйски решал, кому пройти можно, а кому он даст когтистой лапой. Почему-то чаще всего когтистой лапой прилетало Рошфору. Чем-то граф Франсуа жутко не понравился. Он и сам себе не мог объяснить, почему хотелось ударить по нему лапой, когда он проходил мимо. Рошфор злился и жаловался Ришелье, кардинал ласково корил кота, но ничего не менялось. Зато когда мимо проходил Лефевр, следователь и сыщик, Франсуа почтительно дергал усами. Вскоре Лефевр это заметил и даже стал приподнимать шляпу, когда проходил мимо. — Что же, Комендант вас признал? — поинтересовался Ришелье однажды. — Как видите, мы с ним друзья, — рассмеялся в ответ Лефевр. — Чего нельзя сказать о графе… Он вновь растрепал ему шляпу. — Комендант, разве вам не стыдно? — Ришелье перевел взгляд на Франсуа. Франсуа распушился. Ни капельки ему не было стыдно. Рошфор злил его тем, что входил без стука. Да и задания граф проваливал с удивительной регулярностью. Почему он все еще состоял на службе, Франсуа искренне не понимал, и старался своими силами восстановить справедливость. Но Рошфору это надоело. Дождавшись момента, когда Ришелье не будет в кабинете, он поймал Франсуа и, решив проучить, поднес ему к носу баночку с нюхательной солью. Франсуа сморщился от едкого запаха, и вдруг все вокруг резко исчезло, погрузившись во тьму.***
— Придется церемонию отложить, — сквозь звон в ушах услышал Франсуа знакомый голос, но только через несколько минут понял, что он принадлежит Даву. — Нельзя же его больным заставлять вставать… Леблан, дайте ему отпуск. Жар у него был сильный, пусть лучше болеет дома. И соберите вместо него документы, иначе я не смогу составить приказ на повышение. — Почему-то я предполагал, что он свалится с лихорадкой, — грустно ответил Леблан. — Он уже который день как в полусне. — Каземир! — свистящий шепот маршала не сулил генералу ничего хорошего. — Сразу бы отправили его лечиться! А так вы нарушили все мои планы… «Так это все был сон?.. Бред?.. — Франсуа не смог удержаться от едва заметной улыбки. — А однако… кот из меня не плохой…».