Вдох.Выдох.

Забытым мотивом песни какой-то веселой сказки С тобой мы убили время, не тратя ни чувства на ласки. С тобой мы разбили в пазлы смущенную чью-то душу. С тобой мы любили фразой Навеять скулящую стужу. С тобою мы жили, как волки, Мы выли сожжённой богине. С тобою мы дулом двустволки Друг друга вели к гильотине. By Terranova

Наизусть. Он помнит наизусть привкус ее крови, расплывающийся на языке тысячью оскоминных иголок. Наизусть дорожки расцарапанных следов, садняще-ёкающее сердце, миллионный стон-крик на искусанных желаньем губах. Хрипло, больно, любимо. Любовь, задыхаясь в дыму, жжет вены кислотой, и болезненно-усталый разум подчиняется велениям богини страданий. Тяжелое дыхание, бликующий свет из окна. На краю сознания чувствуется резкий запах вИски. Он не знает, темно ли здесь или светло, «здесь» кажется неосязаемым чувством, окружающим его. Необъяснимое, его нельзя описать как яркое или тусклое, как колющее или режущее, оно лишь атакует, забираясь внутрь своим убийственным спокойствием, но только для того, чтобы по клеточкам изничтожить его плоть. Хрусталем звяканья нарушает спокойствие лифт. - Мистер Басс, почта, - куце объявляет швейцар. «Здесь» отступает, его сознание из последних сил хватается за нечто реальное. - Хорошо. Человеку не требуется более ни слова, он испаряется, неслышно ступая за пределы пентхауса. Три конверта. Пока он читает их содержимое, есть шанс существовать где-то в другом месте. «Отели Уилсона» - первый. Вчитывается внимательно, затирая до дыр усталым взглядом, то и дело соскальзывающим с окутывающих дрожащей паутинкой бумагу строчек. «Эдвард Ричардсон, член совета директоров Басс Индастриз» - второй. Напряженно хватается за каждое слово, повторяя предложения дважды. Нервное дребезжание телефона вибрацией по костям, прореженное с током алкоголя. - Чак, - приглушенно-безжизненный, таким голос Арчибальда Басс не слышал никогда. – Чак… Он отвечает что-то короткое, незаинтересованное в разговоре. Его взгляд плывет по стеклянной глади большого окна, всполохи света на улице напоминают пульсацию сердца где-то в районе живота, куда оно падает раз за разом, беспомощно стараясь жить. - Чак, Блэр, она… - снова пауза. Чак чувствует только биты текущей крови в висках. – Ее нет больше. Он не понимает. Слова и буквы неестественно-медленной речи превращаются в вереницы струящихся звуков. - Что? – одиноким островком бьется у него в сознании безжизненное слово. - Ее не успели спасти, Чак. Третий конверт безучастно, острым углом своей белесой бумаги по живому разрезает последнюю шелковую ниточку, на которой висело бултыхающееся сердце. *** Едкая улыбка Дженни Хамфри стояла перед глазами. Барби с глазами енота в упор смотрела на него и ухмылялась, черт бы ее побрал. «От Джека» - девичий голос наполнился самодовольством – «Я сама слышала, она сказала это Серене». В глазах блестящий восторг. Он, к сожалению, удержался и не схватил сучку за блондинистые космы. Почему именно тогда, когда все стало налаживаться? Быстрый взгляд за спину Уолдорф. Дорота нахмурилась. Она, как никто другой, чувствовала надвигающуюся грозу его ярости. Гнев раскаленным воздухом колыхался вокруг него, он распарывающим кожу ливнем собирался опуститься на все живое вокруг. - Чак? – невинно распахнутые глаза смотрели с удивлением. - Ты хотела увидеть Джека? - Дорота, нам нужно поговорить, - она даже не приказывала, она просила. Поняла, усмехнулся Басс. - Я не оставлю вас, мисс Блэр, - точно медведиха, она готова была защищать ее. - Дорота! Служанка нерешительно глянула на Басса. - Я схожу в магазин, - выдохнула та, добавив пару слов на польском. Поворотом головы провожая женщину, Чак по-прежнему цепко оглядывал ее хозяйку. - Ты не хотела бы ничего мне рассказать? – спокойствие опасным ядом сочилось в его голосе. - Смотря что ты хочешь услышать, Чак. Девушка опустилась на диван. Она бесстрашно смотрела ему в глаза. Блэр была из тех немногих людей, которые могли так смотреть. Он, словно хищник, боялся таких изобличающих душу прямых взглядов, особенно когда эта самая душа сжалась комком в районе живота, сеткой сачка опутав трепыхающихся бабочек. Он нападал, когда видел такие взгляды. - Правду, - одно короткое, но заточенное слово разрывной пулей прошло сквозь защитный барьер жертвы. Она просто уперлась взглядом в одну точку, выдохнув. Ничего не говоря и, как даже показалось ему, не думая. Ей не за чем было ни говорить, ни размышлять – все представлялось как на ладони. Ярость, пожирающая и неукротимая, тигром рыкнула внутри. Животное напряглось, прыжком добравшись до его мозга. Он схватил ее за ворот халата. - Чак, - ладошкой уцепилась за его стальную хватку. Теперь ее глаза затопил страх, она, не моргая, смотрела на него, словно кролик на удава. - Что «Чак»? Ты что, думала, я буду его выродка воспитывать, а? – он притянул ее к себе, мягкая ткань легкого халата впивалась ей в шею. – Сука! Тигр ревел, его длинные когти впивались в тело, раздирая изнутри. - Чак, послушай… - начала сопротивляться она, но сил хотя бы немного оттолкнуть Чака у девушки не было. - Меня тошнит от тебя! - выплюнул Басс, отпуская ее и отворачиваясь. Все, что хотел, он уже понял. - Чак, подожди! – услышал он позади. Ее быстрые шаги разлетелись тихим шелестом в тишине комнаты. – Чак, прости меня! Пожалуйста! Я только хотела помочь тебе, «Empire» важен для тебя… Чак! – голос Блэр срывался на хрип, а он стоял спиной к ней, не прислушиваясь к истеричным выкрикам. - Чак! – его имя мантрой повторялось из раза в раз, то неуверенной рябью расходясь по глади воды, то высоко и напряженно врезаясь в стены. - Ты противна мне, Блэр, - обернувшись и шагнув к ней, ядовито ответил Басс. Слезы непрерывно лились из ее глаз. Она, будто подкошенная, рухнула на колени. - Чак, - теперь это был молящий стон раненого зверя. Крылья его носа раздувались. Чак присел рядом с ней на корточки. - А чего ты хотела? – мазнул взглядом по съежившейся фигурке. – Зачем ты лгала? Считаешь, мне приятно узнать об этом от малолетки Хамфри? - Чак, я хотела как лучше… правда, Чак… Он мог уничтожить тебя… и тогда ты бы снова сорвался, как после смерти Барта. Я хотела лишь спасти нас… я говорила, что буду рядом, несмотря ни на что, это был тот случай, - путанно объясняясь, Блэр хваталась то за его пальто, то за руки. - Ты не посчитала нужным спросить у меня? – обреченно произнес Басс. – Почему ты сделал из меня чудовище, для которого отель гораздо дороже любви, Блэр? Зачем ты сделала это со мной? У меня был Басс Индастриз, в конце концов! – Но твой отель, он значил для тебя так много… - она лишь лепетала, - не было другого выхода, Чак. Мы столько шли к своему счастью, мы столько пережили, а он мог разрушить все за секунды… - Да, черт возьми, Уолдорф, да, мы столько пережили! Я думал, ты достаточно настрадалась, чтобы понять хотя бы одну мало-мальски важную вещь: твои сложные схемы никогда не приводят ни к чему хорошему! – Басс поднялся, потерев переносицу. - Эти твои игры… да ты никогда не была и не будешь настоящей королевой! Перестань дурить себя в конце концов! - Чак, все ведь уже позади! Он сорвался на крик: -Что позади? Ты имеешь в виду то, что моя девушка отдалась Джеку Бассу, моему ублюдку-дяде, смысл чьей жизни – уничтожение меня? Какого хрена ты продалась этому сукину сыну? Да еще и залетела! Мне должно было стать легче от этого? – он развел руками, – отвечай, черт тебя возьми! Она рыдала, закрывая лицо руками. - Чак, я… Ему хотелось ненавидеть ее. Ненавидеть так сильно, чтобы схватить спички, бензин и спалить все к херам. Вместе с ней. Стоять и слушать, как она кричит, зовет на помощь, как рыдает, как внутри Уолдорф умирает отпрыск Джека, отравляясь дымом в организме матери. Матери. Как непривычно грязно звучало это слово теперь. Он желал этого так, что сжимал кулаки до побелевших костяшек пальцев. Но не мог. Щемящее чувство, поднимавшееся вверх из живота, не давало ненависти захватить все его существо. Они сталкивались, разлетаясь тысячами брызг в стороны, смешивались, образуя шипучий коктейль, но не могли уничтожить друг друга. И убивали его вдвоем, борясь за бескомпромиссную победу. - Я правда не могу в это поверить, Уолдорф. Я не могу поверить в то, что ты пала так низко. Выпустила свою сучью натуру на волю. Что ж, наслаждайся, ты ведь для всеобщего благоденствия устраивала эту комедию?! Громкий, резкий хлопок, разбрасывающий домино их черно-белой жизни в стороны. Девушка дернулась, отлетев к стене. Дорожка темно-красной жидкости потянулась от губы к подбородку, смешиваясь с солеными слезами. - Хочешь, можешь переспать со всем советом директоров в Басс Индастриз?! Мне ведь нужны их акции, Блэр. Ты согласна? – схватив ее за подбородок, Чак резко приподнял ее голову. Закрытые глаза и тонкие пальцы, пытающиеся отцепить его руки от нее. Лицо, застывшее в гримасе боли, с дрожащими губами и размазанной тушью. Она отвернулась, распахнув глаза и смотря куда-то вбок. Ее плечи тряслись мелко-мелко, а из груди вырывались всхлипы. Рука Чака безвольной плетью опустилась вдоль тела. На мгновение закрыв глаза и глубоко вздохнув, он выплюнул: - Прощай, Уолдорф. Надеюсь, мы с тобой больше никогда не увидимся. И только попробуй приблизиться ко мне или к моей семье. Вот и все. *** Она лежала на холодном полу. Сейчас все было холодным и все имело лишь один цвет – черный, словно ночь, зловещий, похожий на шорохи крыльев ворона. Тошнота подкатила к горлу, сжимая ее в липких объятиях. Забудь. Забудь. Забудь. Единственная мысль, что билась в голове. Забудь все, сотри и не вспоминай, как бы ни хотелось, как бы ни болело под ребрами. Перечисляй дни, минуты, читай их наизусть и исправляй, перекраивай, зачеркивай, разливай чернильные пятна на самые счастливо-ненужные моменты. Пей боль до дна и сжигай внутренности, вой своей любви о том, как забывалась когда-то в ее ромовых потоках. Но забывай. Бархатом памяти выдыхай чувства. А ему позволь стоять и смотреть, как горишь. Как беззвучным ревом испаряется жизнь, как прошлое остается в прошлом, где ты больше не живешь и никогда жить не будешь, куда ты больше никогда не вернешься, даже если захочешь. В прочем, не захочешь. Не позволишь себе захотеть, легче загнать холодную сталь ножа прямо в горло, заменить докрасна раскаленное железо, жаром выжигающее сотни тысяч невидимых клейм на коже. Что-то там оборвалось, что-то стальное не выдержало – разом плюнуло на все и закончилось, а эта чертова любовь грязной густой жижей разлилась по телу. На стене часы медленно, но верно двигали свои стрелки от цифры к цифре: так тикало время ее смерти. Уверенно, степенно и важно, оно походкой королевы подбиралось ближе, лаская и поглаживая волосы, губы, щеки. В ванной была аптечка, а в ней – много различных скляночек, баночек и коробочек. Когда она лежала там и ждала смерти, в голову по одиночке заплывали мысли. Они неуклюже терлись где-то на задворках сознания, но Блэр могла ухватиться только за часть из них. Что будет с Элеонор? А с Сереной? С Доротой? Что, если ребенок от Чака? Странно, но такие родные имена сейчас не имели никакого значения. Кроме одного – имени Чака. - Чак Басс, - вслух выдохнула она в безответную тишину ванной. Наверное, из-за этих хриплых и безжизненных слов у нее закружилась голова… *** Вскрывая последний конверт, он отчетливо слышит, как что-то с громко-парализующим грохотом рушится вниз. «…Биологическое отцовство Чарльза Бартоломью Басса не может быть исключено Вероятность отцовства: 99.9980%...» Вдох. Выдох.